- 64 -

Мария Александровна Спиридонова - женщина удивительной, трагической судьбы. Родилась она в 1884 г. в дворянской семье в Тамбовской губернии. Будучи гимназисткой, вступила в партию эсеров, активно участвовала в революции 1905 г. В 1906 г., выполняя решение тамбовской организации эсеров, смертельно ранила в городе Козлове черносотенца Г. Н. Луженовского, руководившего карательными экспедициями на ее родине в период первой русской революции. Военный суд приговорил девушку к смертной казни, замененной бессрочным заключением, которое она отбывала на Нерчинской каторге.

Февральская революция 1917 г. освободила Спиридонову от наказания, и она становится одним из организаторов левого крыла эсеров, а после образования партии левых эсеров в ноябре 1917 г. вошла в ЦК и стала ее фактическим лидером.

После октябрьского переворота Спиридонова член ВЦИК и делегат III-V Всероссийских съездов Советов. Резко выступала против Брестского мира. Критиковала большевиков за их карательную политику, за отход от идей социалистической революции, требовала, чтобы правящая партия изменила свою политику.

В июле 1918 г. левые эсеры с оружием в руках выступили против большевиков. Выступление их было подавлено. Спиридонова была арестована 6 июля 1918 г. на заседании V Всероссийского съезда Советов, проходившего в Большом театре. На допросе в Следственной комиссии при ВЦИК 10 июля 1918 г. она показала: «Я организовала дело убийства Мирбаха с начала до конца... Блюмкин действовал по моему поручению». 27 ноября 1918 г. Верховным ревтрибуналом при ВЦИК осуждена к тюремному заключению сроком на 1 год. Постановлением Президиума ВЦИК от 29 ноября 1918 года амнистирована и освобождена из-под стражи.

10 февраля 1919 г. Спиридонова была арестована органами ВЧК по обвинению в антисоветской деятельности и 24 февраля 1919 г. Московским ревтрибуналом «ввиду болезненно-истерического состояния» приговорена к «изолированию от политической и общественной жизни» на 1 год.

2 апреля 1919 г. Спиридоновой удалось совершить побег из Кремля, где она содержалась в изоляции, после чего скрывалась под фамилией Онуфриева в Москве. 20 октября 1920 г. была задержана органами ВЧК и помещена на излечение в лазарет ВЧК, а 5 июня 1921 г., согласно заключению врачей, переведена в Пречистенскую психиатрическую больницу.

После постановления Политбюро ЦК РКП(б) от 13 сентября 1921 г. Спиридонова была освобождена из больницы под поручительство левых эсеров И. 3. Штейнберга и И. Ю. Байкала.

В последующие годы Спиридонова арестовывалась органами ОПТУ-НКВД, отбывала

- 65 -

В феврале 1919 года, во время своего второго ареста, Спиридонова, находясь в заключении в Кремле, не раз пыталась связаться с «волей», с товарищами по партии. Она писала письма и через освобождаемых из-под ареста левых эсеров или своих, как ей казалось, распропагандированных охранников направляла их по известным ей конспиративным адресам. Письма эти, как правило, попадали в ВЧК, где после тщательного анализа часть из них отправлялась по указанным Спиридоновой адресам, а другие использовались против нее йри ведении следствия. В письмах этих, находящихся при следственных делах, излагаются ее взгляды на политику советской власти и партии большевиков, а также рассматриваются вопросы о положении рабочего класса, крестьянства, о нарушениях прав человека в Советской России и другие текущие моменты того времени.

В ноябре 1937 г. Спиридонова, будучи арестованной НКВД Башкирской АССР, а затем переведенной в НКВД СССР, написала в 4-й отдел ГУГБ объемное письмо, в котором осветила многие вопросы из истории партии левых эсеров, дала в нем характеристики отдельным ее членам, рассказала о своем отношении к советской власти, Конституции 1936 г., к проблеме применения смертной казни, а также описала незаконные методы ведения следствия, применявшиеся к ней следователями НКВД. О наличии таких писем М. А. Спиридоновой сообщалось в отечественной и зарубежной историографии. В настоящее время документы Спиридоновой готовятся к изданию ассоциацией «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН). Предлагаем вашему вниманию публикацию части письма М. А. Спиридоновой от 13 ноября 1937 года. Орфография и синтаксис сохранены. Исправлены лишь очевидные ошибки машинистки.

В 4-ый ОТДЕЛ ГУГБ НКВД СССР.

Если бы вопрос заключался в моей личной судьбе исключительно, то я бы и теперь, по истечении 9-ти месяцев подследственного заключения со всеми вытекающими из него последствиями, предпочла бы ничего не говорить и не писать, предоставив самотеку или своей на редкость несчастливой звезде окончательные ликвидационные выводы и концы.

Но, как мне сказал в Уфе нарком БАССР БАК , от моей позиции продолжали зависеть мои бывшие товарищи, и поэтому в Москве я чрезвычайно ждала возможности ускорить следствие и не по моей вине оно и в Москве затянулось еще на три месяца. В Уфе следствие сразу после ареста приняло такие формы, а позднее, в процессе неутомимого допрашивания, окрасилось таким колоритом, что для меня почти исключалась возможность какого-либо участия в этом следствии.

При первой же встрече с моим следователем зам.нач. (СО) МИХАЙЛОВЫМ мне весьма недвусмысленно было предложено на выбор положить в обстановку моего подследственного заключения - «кнут или пряник», в зависимости от моего поведения на допросе. «Кнут» - отвечала я, оскорбленная до глубины души.

Все полгода уфимского следствия можно охарактеризовать, как печальную игру или фарс на тему «Укрощение строптивой». Когда удавалось узнать у меня какое-нибудь особо чувствительное или «нетерпеливое» место в психологии, на него нажимали втрое, вчетверо. Так, например, после некоторых трудных происшествий со мной в царском застенке в начале 1906 г. у меня остался пунктик непримиримого отношения к личному обыску. Надо отдать справедливость и тюремно-царскому режиму и советской тюрьме до этого своего ареста я после тех (1906 г.) событий все годы долголетних заключений была неприкосновенна, и мое личное достоинство в особо больных точках не задевалось никогда. В царское время всегда я чувствовала над собой незримую и несказанную, но очень ощутимую защиту народа, в советское время верхушка власти, старые большевики, со включением ЛЕНИНА, щадили меня и, изолируя меня в процессе борьбы, всегда весьма крепко наряду с. этим принимали меры, чтобы ни тени измывательства не было мне причинено. 1937 год принес именно в этом отношении полную перемену и поэтому бывали дни, когда меня обыскивали по 10 раз в один день. Обыскивали, когда я шла на оправку и с оправки, на прогулку и с прогулки, на допрос и с допроса. Ни разу ничего не находили на мне, да и не для этого обыскивали. Чтобы избавиться от щупанья, которое практиковалось одной надзирательницей и приводило меня в бешенство, я орала во все горло, вырывалась и сопротивлялась, а надзиратель зажимал мне потной рукой рот, другой рукой притискивал к надзирательнице, которая щупала меня и мои трусы; чтобы избавиться от этого безобразия и ряда других, мне пришлось голодать, так как иначе просто не

Я была арестовываемой Соввластью 5 раз. В 1918 г. 8/VII, в феврале 1919 года, в сентябре

Лупекин Герман Антонович (1902-1940), уроже-нец г. Киева, украинец, член партии большевиков с 1921 г.

Трудовую деятельность начал в 1916 г. подруч-ным слесаря в мастерских города Киева. С 1918 по 1920 г. служил в Красной Армии. С 1921 г. работал в органах госбезопасности на различных оперативных должностях. В 1932-1934 гг. являлся начальником секретно-полити-ческого и экономического отделов ГПУ Белорус-ской ССР. В 1935 г. начальник СПО УНКВД Ле-нинградской области. С января по апрель 1937 г. нарком НКВД Башкирской АССР, затем началь-ник УНКВД Иркутской области. В 1938 г. началь-ник УНКВД по Ростовской области. Имел звание старшего майора госбезопасности. 13 ноября 1938 г. арестован ГУГБ НКВД СССР как участник антисоветской заговорщической орга-низации в НКВД и 28 января 1940 г. Военной кол-легией Верховного суда СССР осужден к рас-стрелу.

За грубые нарушения законности в период рабо-ты Лупекина Г. А. в органах НКВД в пересмотре его дела и реабилитации отказано.

Редакция не располагает возможностью опубли-ковать целиком это объемное (102 машинопис-ных стр.) письмо Спиридоновой и поэтому сочла необходимым сократить часть малозначительно-го текста. Сокращен текст, в котором Спиридо-нова подробно рассказывает о своей жизни в ссылке, переписке с товарищами по партии, ос-паривает абсурдные обвинения следствия.

- 71 -

1920 года, в сентябре 1930 года и в феврале (8/II) 1932 г. В заключении у Соввласти я в общем итоге находилась 6 лет, в ссылке около 12 лет. С 1920 г. меня уже ГПУ не выпускало из своих рук никогда.

При каждом аресте я отвечала на допросах, на все вопросы с полной откровенностью.

Я даже не понимала и не понимаю до сих пор, зачем нужно от чего-либо отпираться.

Ведь, если я что делала, то делала я это по своему убеждению, дорогому мне убеждению, как же под страхом репрессии от него отрекусь. Позор какой? По мирбаховскому делу мной были даны исчерпывающие показания.

На суде в 1919 году и в 1918 году я держалась столь дерзко и вызывающе, что зал (коммунисты) гудел от негодования, аж разорвал бы. Но я как думала, так и говорила. А тогда я была злая. Так же было и на царском суде, приговорившем меня к повешению, когда председатель суда, старый генерал, заткнул уши и замотал головой, не в силах был слушать слишком дерзкие речи.

Но вся я такая и в жизни и в политике, такой была и такой ухожу сейчас в могилу.

Никогда не имела привычки прятаться в кусты и уклоняться от ответа. Ведь именно меня, когда пушки палили из Кремля в трехсвятительский и обратно, послали в июле 1918 года мои товарищи-цекисты с ответом на У-й Съезд. Ведь разве под горячую руку я не могла ответить головой? Ведь 9-Ю июля было расстреляно во главе с АЛЕКСАНДРОВИЧ свыше 200 человек лев. ср.р. и именно с нас, л.с.р., началось применение смертной казни.

И. если бы сейчас я за собой знала подпольную борьбу против Соввласти, я бы говорила о ней с былой дерзостью. Ведь я вела бы ее в согласии со своими взглядами, со своими убеждениями и верой, так почему мне отпираться было бы от этой борьбы? Раз я ее вела, я не считала ее позорным и грязным делом, я бы не встретила бы последнюю расплату за нее, не каясь и не ползая. Зачем? Сделанное мною оплачиваю твердо. Поэтому сейчас-то я так унижена и смертельно оскорблена предъявляемыми обвинениями, что я давно разоружилась и борьбы не вела. Причины к этому были внутренние и внешние. Внешние причины вы знаете сами.

Все годы моей ссылки надзор за мной, а значит и за МАЙОРОВЫМ , ИЗМАИЛОВИЧ и КАХОВСКОЙ , т.к. мы жили все 12 лет ссылки вместе, иногда только делясь на разные квартиры, был весьма тщательный. Похожий на него был еще только за ГОЦЕМ , как мы слышали. В Самарканде и Ташкенте, особенно в Самарканде, он велся на улице настолько демонстративно, что я стала в городе популярным человеком.

За мной ходило четверо молодцов в галифе, сидели на пороге банка и окружали дом чуть не полвзводом. В доме был специальный надзор, на службе тоже.

В ссылке у нас было 2 осведомителя (при в. ср.), как мы разгадали позднее. Они ко мне ходили и знали про нас все. У меня была еще специальная осведомительница, которая мне позднее с воплями и рыданиями покаялась в этом, но я знала, кто она, гораздо раньше ее покаяния и сознательно не изгоняла ее.

В Уфе надзор был поставлен тоньше и деликатнее после моих ламентаций в Москве в 1930 году, когда нас фильтровали здесь 4 месяца, но все равно и в Уфе надзор был неусыплен, письма перлюстрировались, посетители фиксировались - на службе надзор был строгий даже до удивления.

Однажды мне попалась бумажка на столе у машинистки, озаглавленная: «список консультантов в комнате, где находится МАС». А в комнате нас, консультантов, теперь мы зовемся инспекторами, сидело человек 15.

Порядочное число из них таскали в ГПУ для разговоров, и я всегда безошибочно угадывала по совершенно для постороннего глаза невидным признакам, кого именно вызывали для расспросов обо мне.

Коммунисты докладывали о моих разговорах с ними в порядке партийной дисциплины, и МИХАЙЛОВ рядом вопросов ко мне теперь подтвердил это мое интуитивное знание о каждом коммунисте докладчике - с каким я говорила. Я отметила это МИХАЙЛОВУ. Он не скрыл, что так именно и было: «о том, что вы сказали о РАДЕКЕ, я знал в этот же день».

А я больше всего любила говорить с коммунистами. Уфа - город обывателей, старорежимный и белый. Он, конечно, замаскировался и притулился, но велика еще до сих пор его безкультурность и одичалость.

С обывателями говорить не любила и боялась их компрометировать. Коммунистов скомпрометировать не боялась, и они были гораздо живее и интереснее. На своих соседей сотрудников по Отделу, где сидели уже в небольшой компании последние три года, я смотрела, как на вольных и невольных соглядатаев. Где, как проводить большую подпольную работу? Жизнь под вечным стеклянным колпаком.

Александрович Вячеслав Александрович (Дмит-риевский П. А., «Пьер Ораж») (1884- 1918) - ле-вый эсер. После Октябрьской революции, в пе-риод, когда левые эсеры входили в Советское правительство, был заместителем председателя ВЧК и заведующим Отделом по борьбе с пре-ступлениями по должности. Принимал активное участие в левоэсеровском мятеже в Москве. В июле 1918 г. арестован ВЧК и приговорен к расстрелу.

Майоров Илья Андреевич (1890-1941), уроженец дер. Гордеевка Свияжского уезда Казанской гу-бернии, из крестьян, член партии социалистов-революционеров с 1906 г. Член ЦК партии левых эсеров с 1917г.

После Октябрьской революции - член коллегии Наркомзема. Принимал участие в левоэсеровс-ком мятеже в июле 1918 г. После ликвидации мя-тежа скрылся. 27 ноября 1918 г. Верховным ревтрибуналом при ВЦИК заочно осужден к 3 годам лишения свободы. Вскоре был арестован, отбыл наказание, после чего сослан в г. Самарканд. За-тем срок продлен еще на 3 года с переводом в г. Ташкент. В1930 г. арестован ОГПУ, сидел в Бу-тырской тюрьме и в 1931 г. сослан в Уфу. В ссыл-ке женился на М. А. Спиридоновой. В 1931-1937 гг. работал экономистом-плановиком Уфимской сбытовой консервной базы.

В феврале 1937 г. арестован УНКВД Башкирской АССР по обвинению в активной антисоветской террористической деятельности и 8 января

1938 г. Военной коллегией Верховного суда СССР осужден на 25 лет тюремного заключения. 11 сентября 1941 г. по приговору Военной колле-гии Верховного суда СССР расстрелян.

Каховская Ирина Константиновна (1888- 1960), уроженка г. Тараща Киевской губернии, из дво-рян. В 1905 г. примыкала к большевикам, в 1906 г. к максималистам, то есть к крайнему те-чению народничества. В 1908 г. военным окруж-ным судом осуждена к 20 годам каторги. В Мальцевской женской тюрьме подружилась с М. А. Спиридоновой.

После Октябрьской революции на 2-м съезде Со-ветов была избрана членом ВЦИК и заведовала организационно-агитационным отделом ВЦИК. Летом 1918 г. ЦК ПЛСР направлена на подполь-ную работу на Украину. 30 июля 1918 г. участво-вала в убийстве немецкого фельдмаршала Эйхгорна, за что немецким военно-полевым судом осуждена к смертной казни через повешение. Из тюрьмы бежала, после чего готовила убийство генерала Деникина, но из-за болезни всех учас-тников ее группы сыпным тифом осуществить убийство не удалось.

В1921 г. в Москве арестована ВЧК и сослана на 3 года в Калугу, а затем была сослана в Среднюю Азию. Осенью 1930 г. сослана на 3 года в Уфу, где сначала работала в детской трудовой коммуне, а затем плановиком-экономистом в Башмельтресте. В феврале 1937 г. арестована НКВД Башкир-ской АССР по обвинению в антисоветской терро-ристической деятельности и 25 декабря 1937 г. Военной коллегией Верховного суда СССР осуж-дена к 10 годам тюремного заключения. В 1948 г. арестовывалась вновь органами госбе-зопасности. Ее признали нетрудоспособной и возвратили в Канск на правах бессрочно ссыльной.

Измаилович Александра Адольфовна (1878-1941), уроженка г. Петербурга, из дворян, член партии социалистов-революционеров, участво-вала в неудачном покушении на минского губер-натора П. Г. Курлова. В феврале 1906 г. пригово-рена военным судом к смертной казни через повешение, замененной на бессрочную каторгу. Наказание отбывала на Нерчинской каторге, где сблизилась с М. Спиридоновой. После Октябрьской революции участвовала в со-здании партии левых эсеров, избиралась в состав ее Центрального Комитета. Неоднократ-но арестовывалась органами ВЧК-ОГПУ, нака-зание отбывала в тюрьмах и ссылках. В 1930 г. сослана в Уфу, где работала экономистом-пла-новиком в коммунальном банке. 8 февраля 1937 г. арестована НКВД Башкирской АССР по обвинению в антисоветской террорис-тической деятельности и 25 декабря 1937 г. Военной коллегией Верховного суда СССР осужде-на к 10 годам тюремного заключения. Срок отбы-вала в Орловской тюрьме. 11 сентября 1941 г. расстреляна по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР.

Гоц Абрам Рафаилович (1882-1940), уроженец г. Москвы, из купеческой семьи, участник боевой организации ПСР, член ЦК партии социалистов-революционеров. После Февральской револю-ции лидер фракции эсеров в Петроградском Со-вете. С июня 1917 г. председатель ВЦИК, избранного I Всероссийским съездом Советов рабочих и солдатских депутатов. В Октябрьские дни входил в «Комитет спасения родины и рево-люции», был одним из организаторов выступле-ния юнкеров в Петрограде.

В1920 г. арестован ВЧК за террористическую де-ятельность и в августе 1922 г. Верховным ревтри-буналом при ВЦИК приговорен к расстрелу, кото-рый был заменен 5-летним тюремным заключением. Затем находился в ссылке в Сим-бирске, был осужден на 2 года. В 1937 г. аресто-ван по обвинению в террористической деятель-ности и 20 июня 1939 г. Военной коллегией Верховного суда СССР осужден к 25 годам лише-ния свободы. Умер 4 августа 1940 г. в Краслаге (Красноярский край).

- 74 -

Внутренние причины:

1. Огромная пространственная разобщенность с основным идейным костяком - КАМКОВЫМ , САМОХВАЛОВЫМ и др., разрыв во времени личного общения в 16-17 лет и отсутствие нелегальной переписки создавали полную неуверенность в настроениях и мыслях друзей.

Мне сейчас неясна политическая физиономия ряда самых близких моих товарищей: КАМКОВА, САМОХВАЛОВА, ТРУТОВСКОГО . Оторванность от жизни благодаря улиточному прикреплению к одному городу и поднадзорному положению совершенно исключительная.

Деревню мы не знаем вовсе. А ведь у нас упор был на деревню и вся наша борьба с коммунистами была из-за деревни и отражали ошибки и провалы настроений деревни.

Когда партия была разгромлена и снята со счетов страны физически полностью (все сидели в тюрьмах) и мы перестали быть конденсаторами деревенских настроений, прекратился наш вождизм и наша работа.

Вне работы с массами и для них, вне связи с массами наше существование оказалось немыслимо, и мы растаяли. На партсъезде в апреле 1918 года у нас было зафиксировано при поверх[но]стном подсчете 73 тыс. членов, было на самом деле больше, а теперь м.б. насчитается 50 человек

Огромная часть (крестьяне, рабочие и солдаты) ушли к большевикам сразу же после нашего разрыва с большевиками, некоторая часть, оторвавшись от нас, затаилась (вот еще почему я так не хочу, чтобы вы распубликовывали меня, как центр, террористку), никуда не пойдя, а маленькие осколки постепенно из тюрем и ссылок рассосались в советском гражданстве, сохранившись к 1932 году в качестве музейных редкостей всего в числе нескольких десятков человек, из которых часть уже новички в лице студенчества 1924 года.

3. Отсутствие какой-либо сговоренности друг с другом по вопросам программ и тактики. За это время исторические условия настолько изменились, что переоценка ценностей императивно нужна. Ничего этого не делалось, а без этого не могло и не может быть [речи] о каком-либо восстановлении партии и организационной работы.

Мне думается у нас каждый лев.с.р. имеет свой самостоятельный взгляд в большом разнобое со взглядом своего соседа, тоже лев. с.р. У меня с МАЙОРОВЫМ стало много по-разному, но обоим была лень и неохота хоть когда об этом договориться, т.к. вся эта область умственной жизни перестала быть актуальной.

Мы жили всегда будто в общей камере и никогда не имели возможности отдельных личных бесед, и он как-то черкнул мне записку, что у нас намечается как будто бы крупное политическое разложение. Надо было поговорить и объясниться. Так и не собрались до ареста. В Уфе я не помню ни с одним леваком ни одного программно-тактического разговора. А кажется следовало бы. Руководителю-то, центру притяжения, «вождю» и вот, такой срам и стыд, разговоров таких не было. И это при наличии того, что со всеми уфимскими лев. ср., кроме нашей четверки, я познакомилась в Уфе впервые.

Я мало знакома лично с партактивом, т.к. в период открытого существования партии я целиком была поглощена советско-революционной работой, на которую уходили дни и ночи, и парт-представительством у верхушки ВКП(б) (ежедневные встречи с СВЕРДЛОВЫМ в Малом президиуме ВЦИКа в лице трех - меня, СВЕРДЛОВА и АВАНЕСОВА и с ЛЕНИНЫМ, иногда и с другими чекистами), партийной работы я не вела абсолютно. В подполье естественно руководитель сугубо законспирирован. В тюрьмах я всегда сидела изолировано от товарищей, два раза в Кремле и в других местах только с ИЗМАИЛОВИЧ, позднее с МАЙОРОВЫМ и ИЗМАИЛОВИЧ. Тем более значит следовало бы мне с новознакомцами поговорить, прощупать, что они знают и как думают. И вот так этого мне и не понадобилось.

От того, что мы не работали в партийном смысле, разговоры, просто разговоры, чем всегда увлекались пр. с. р. без продвижения в жизнь, что было заведомо известно, казались мне развратным занятием, мучительно меня раздражали, и я подчас груба и невежлива, если кто приставал ко мне. Я называла это онанизмом. И так вслух один раз, как-то отрезала меньшевику в Уфе АШИПЦУ , кот. сейчас сидит в Уфе в тюрьме.

И если действительно была правдой организация Уф. обкома, то ведь непременное категорически императивной предпосылкой этого были бы предварительные обсуждения текущего момента в разрезе противопоставления ему своей программы и тактики. Как же иначе могло быть? Для чего городить обком и борьбу, во имя чего и для кого?

В отношении прочих товарищей, рассыпанных по Союзу, должны были быть сделаны те же попытки к сговоренности по обще-программным политическим вопросам. Такого огрубления, такого примитивизма, как только лозунг «вали большевиков, становись на их место» - не могло быть и не бывает ни у какой самой оголтелой группировки, или партии.

Камков (Кац) Борис Давидович (1885-1938), уро­женец с. Кобылино Сорокского уезда Бессарабс­кой губернии, из семьи врача. Член партии соци­алистов-революционеров с 1904 г., за что преследовался царским правительством. Находился в эмиграции. В1911 г. закончил юридичес­кий факультет Гамбургского университета со званием доктора права.

После Февральской революции вернулся в Рос­сию и в апреле 1917 г. избран в Петроградский Совет. На 1-м Всероссийском съезде Советов избран во ВЦИК. В ноябре 1917 г. избран членом ЦК партии левых эсеров. Депутат Учредительно­го собрания по Петроградскому округу. В июле 1918 г. участвовал в левоэсеровском мя­теже. После ликвидации мятежа скрылся. На Ук­раине участвовал в создании партии левых эсе­ров, а в конце 1918 - начале 1919 г. стоял у истоков ПЛСР Литвы и Белоруссии. Впоследст­вии неоднократно арестовывался органами ВЧК-ОГПУ по обвинению в антисоветской дея­тельности, находился в ссылках. 6 февраля 1937 г. был арестован УНКВД по Се­верному краю как активный участник эсеровской террористической организации и 29 августа 1937 г. Военной коллегией Верховного суда СССР осужден к расстрелу.

Самохвалов Михаил Давидович (1892-1942),уроженец г. Новозыбкова бывшей Черниговской губернии, член партии социалистов-революцио­неров с 1911 г. Член ЦК партии левых эсеров с1917 г. Арестовывался органами госбезопаснос­ти в 1923, 1930 и 1935 гг., находился в ссылках. В 1936-1937 гг. работал техником-строителем ремонтно-строительной конторы при Остяко-Вогульском окружном исполкоме.

В феврале 1937 г. арестован УНКВД по Омской области по обвинению в террористической дея­тельности и 25 января 1938 г. Военной коллегией Верховного суда СССР осужден к 10 годам лише­ния свободы. Отбывая наказание, умер в местах заключения 14 июня 1942 г.

Трутовский Владимир Евгеньевич (1889-1937), уроженец г. Краснограда бывшей Полтавской гу­бернии, член партии социалистов-революцио­неров, с 1917 г. член ЦК партии левых эсеров. В декабре 1917 г. вошел в Совет Народных Ко­миссаров, занимал пост народного комиссара по городскому и местному самоуправлению. В марте 1918 г. вышел из состава Совнаркома. В июле 1918 г. принимал участие в левоэсеровс­ком мятеже. После ликвидации мятежа скрылся. 27 ноября 1918 г. Верховным ревтрибуналом при ВЦИК заочно приговорен к 3 годам тюрем­ного заключения. Впоследствии был арестован и по отбытии наказания в апреле 1923 г. выслан в Туркестан. Затем он неоднократно арестовывал­ся органами ОГПУ, находился в ссылках в Орен­бурге, Шадринске Челябинской области, Казах­стане.

7 февраля 1937 г. арестован НКВД Казахстана по обвинению в антисоветской террористической деятельности и 4 октября 1937 г. Военной колле­гией Верховного суда СССР осужден к рас­стрелу.

Аванесов (Мартиросов) Варлам Александрович(1884-1930), уроженец Армении. Член РСДРП с 1903 г., с 1914 г. большевик. Принимал актив­ное участие в революционном движении. После Февральской революции 1917 г. член президиу­ма Моссовета. В дни Октября член Петроград­ского военно-революционного комитета.

С 1917-1919 гг. секретарь и член Президиума ВЦИК, член Всероссийской комиссии по ремонту железнодорожного транспорта, член коллегии Наркомата государственного контроля, предсе­датель Всероссийской комиссии по эвакуации при СТО. В 1919 г. был утвержден заместителем начальника Особого отдела и членом Коллегии ВЧК. В 1920-1924 гг. член Коллегии ВЧК, замес­титель наркома РКП, представитель Президиума ВЦИК и Рабкрина в ВЧК, затем заместитель на­ркома внешней торговли. С 1925 г. член Прези­диума ВСНХ. В 1922- 1927 гг. член ЦИК СССР. Умер в 1930 г.

- 75 -

Для этого должна была быть если не конференция, то хотя бы деятельная живая переписка. Этого ведь не было. Должен был быть обмен нелегальными письмами. Этого тоже не было.

ВИТАЛИН лжет, показывая, что привез мне письмо. Я от КАМКОВА не имела ни одного нелегального письма и к нему ни разу не имела возможности написать. Какие-то книги будто к нам ехали от него, как говорит следствие, они до нас не доезжали. Конечно, книга миф. Надо признаться, что особенно и не искались эти возможности, т. к актуального значения договоренности о переоценке ценностей не имела.

Поездок друг к другу не было.

Единственно ДРАВЕРТ за лето 1936 г.. катаясь на пароходе, встретился в Горьком с ГОЛЬБЕРГОМ и СЕЛИВАНОВОЙ, а в Куйбышеве с ПОДГОРСКИМ . И не в целях организационных, а товарищески личных. Об организации он лжет.

Если этому следствие не верит ведь таких встреч раз два и обчелся, слишком мало для обмена и установки новой программы. Где пахнет какой-либо новой программой, в чьем показании?

Даже МАЙОРОВ, экий стыд, пишет о восстановлении капитализма, если только мне верно показал между закрытыми строчками МИХАЙЛОВ этот абзац. И я бы с ним жила бы в дружбе-любви до последнего дня, если бы он скатился к правым ср. и я бы поддерживала ныне догматическое товарищество со всеми, не размолотив его вдребезги!!

4. Опыт троцкистов, децистов, смирновцев и всех прочих, особенно троцкистов, в целяхборьбы с Соввластью, должен был бы быть чрезвычайно убедительным, прямо определяющим отказ от таких попыток.

Троцкисты имели больше связи с рабочими массами, имеют даже до сих пор. В Уфе, например, арестованы работницы швейной фабрики - троцкистки, несколько десятков железнодорожников-троцкистов и т. д. Троцкисты были партийцами, пользовались всем аппаратом Сов-власти, кабинетами, квартирами, автомобилями, аэропланами, телефонами, бесчисленными командировками и деньгами, всем богатейшим, хорошо слаженным аппаратом государства.

И все же так позорно и жутко провалились и проваливаются. Они имели возможность сговорить общую программу будущих и настоящих действий и распределить силы. У них были возможности свободного продвижения своей тактики в жизнь. И все же ничего не вышло.

Ничего этого не было и нет лев. с.р. и нужно было бы[ть] слишком большими идиотами, чтобы предпринимать в их целиком детерминированном положении какие-либо попытки к борьбе.

5. Основным условием существования какой-либо партии или группировки и ее работы является связь с массами.

Этой связи у осколков партии лев. с.р. не имеется с 1922 года. С 1922 года я считаю партию лев, ср. умершей. В 1923-24 г.г. это уже агония.

И без надежд на воскресенье, ибо рабочие и крестьянские массы сейчас ни на какие лозунги самого обольстительного свойства не поддадутся.

Если они пойдут сейчас воевать с империалистами, то это будет подчинением жесточайшей необходимости, актом самозащиты, вынужденным страшным великим врагом Союза и трудящихся. На инициативные добровольные боевые отступления, борьбу, восстания, наши трудящиеся массы сейчас абсолютно неспособны.

От такой борьбы они слишком устали и если бы даже им было очень плохо, все равно они на нее сейчас не двинулись бы.

Социологические законы, исторические примеры тому доказательства.

Надо залечить старые раны и синяки, восстановиться, нарожать детей, уравновесить жизнь годами, потрясенную будто землетрясением. Массы сейчас очень мудро этим и занимаются. Но имеется другое, гораздо более могущественное к тому основание, чем только что отмеченное, трудящимся Союза нет никакой нужды в агрессивных выступлениях и в борьбе с Соввластью. Они имеют богатые возможности устраивать свою жизнь и улучшить ее, не прибегая к агрессивной борьбе, особенно теперь, после удачно проведенной коллективизации и выхода в свет новой Конституции.

А в связи с определенно растущим из года в год экономическим благосостоянием, трудящимся и подавно не понадобится итти за какими-либо лозунгами какой-либо партии.

6. Допустим на минуту абстрактно, что лев.с.р.. ограничившись лозунгом «вали большевиков, становись на их место», пошли бы на все средства борьбы с Соввластью в целях ее свержения. Они встретили бы в числе своих 40 человек членов против себя 20-30-миллионную армию. Я считаю партактив ВКП и комсомол, Кр. Армию и НКВД и активные слои рабочих и крестьян целиком и полностью вставших бы против них при поддержке большинства остальной массы Союза. Наша молодая государственность в настоящее время обладает такой мощью экономики и такой организованностью защитного аппарата, что попытка качнуть ее, не только свергнуть, а особенно те-

Виталии Симен Самойлович, 1897 г. рождения, член партии эсеров с 1915 г., с 1918 г. член пар­тии левых эсеров.

Неоднократно арестовывался органами ВЧК- ОГПУ-НКВД, содержался в тюрьмах, находился в ссылках. С 1933 по сентябрь 1935 г. отбывал ссылку в Архангельске, после чего был переве­ден в Уфу. На допросе в 4-м отделе ГУГБ НКВД СССР от 10 апреля 1937 г. показал, что он из Ар­хангельска от Камкова в Уфу привез Спиридоно­вой письмо, в котором речь шла якобы об активи­зации левоэсеровской работы.

Драверт Леонид Петрович, 1901 г. рождения, уроженец г. Казани, член партии левых эсеров. В 1925 г. за левоэсеровскую деятельность Осо­бым совещанием при Коллегии ОГПУ осужден на 3 года к заключению в политизолятор, в 1928 г. - к ссылке на 3 года в Казахстан, в 1931 г. - к ссыл­ке на 3 года на Урал, затем в Башкирию.

В 1937 г. работал в Уфе экономистом Башкирс­кой конторы «Заготскот». В Уфе неоднократно встречался с М. А. Спиридоновой. В феврале 1937 г. арестован УНКВД Башкирской АССР по обвинению в антисоветской террористичес­кой деятельности. 17 июня 1937 г. между Дра-вертом и Спиридоновой следствием была ус­троена очная ставка, на которой он показал, что М. А. Спиридонова в Уфе якобы занималась ак­тивной антисоветской деятельностью и, в час­тности, давала установки на организацию Баш­кирского областного комитета партии левых эсеров. М. А. Спиридонова на это в протоколе очной ставки записала: «Я отрицаю эти показа­ния Драверта».

Гольдберг (а не Гольберг) Борис Константино­вич, левый эсер, и его жена, Селиванова Анна Ан­тоновна, 1890 г. рождения, уроженка г. Петрогра­да, левая эсерка, неоднократно арестовывались органами ВЧК-ОГПУ-НКВД. Отбывали ссылку в Уфе и других местах. В 1936-1937 гг. проживали в г. Горьком, работали на автозаводе.

2 Подгорский Николай (других данных установить не удалось), левый эсер, отбывал ссылку в Уфе, затем проживал в г. Куйбышеве.

- 76 -

ми ничтожными силами, которыми обладают лев. с.р. и всех пр. социалистических партий, была бы только жалка и смешна.

И мне с этой точки зрения непонятна та агрессивность и горячность, с какой защитные органы взялись за ликвидацию остатков социал. партии. Будто слон гоняется за мухой, как комаром.

Мне думается лет через десять, когда забудется кировшина и уляжется вся мнительность и. главное, развернется в жизни Конституция. Вам придется, быть может, сказать себе: напрасно мы столько народа и такого народа уничтожили, могли бы пригодиться и тогда и теперь.

Я говорю уничтожили, т. к. применение 25 или 10 лет изоляции в моих глазах равноценно смертной казни, причем последнюю лично для себя я считаю более гуманной мерой.

Как после 17 лет заключения и 12-ти ссылки опять решетка, замок, оторванность от жизни, солнца, природы и людей, от горячей работы, вечный волчок, грубые и злые надзиратели, ковырянье в заднем проходе и влагалище (что делалось теперь со мной 2 раза в Бутырке), опять эти жуткие долгие бесцельные дни и годы и теперь вовсе без какого-либо оправдания этой муки какой-либо виной или идеей... Нет, проявите на этот раз гуманность и убейте сразу.

7. В данный исторический момент в случае наступления на Союз фашистских империалистов, лев. ср. придерживаются исключительно оборонческой позиции.

На основе этой позиции всякой организационной борьбе против Соввласти места иметься не должно, почему ее и не было.

XIX. Внешние и внутренние причины, приведенные здесь, можно отнести к аргументации формального порядка.

Группировками партия складывает оружие, убедившись в полной безуспешности и несостоятельности своей борьбы.

Собственно, на основании только этих аргументаций группировка могла бы выступить с юридическим оформлением своего разоружения, которое фактически уже установилось с момента физической ликвидации партии, она эти годы засела в тюрьмах, а потом рассыпалась по ссылкам. У меня есть аргумент и по существу он нем, если смогу, скажу в конце.

XX. Мне думается, именно благодаря малочисленности лев. ср. у следствия зародилось подозрение, что за своей малостью они возможно решили объединиться с пр. ср. Опять приходится аргументировать только от психологии и логики. Я заявляю, что с прав, ср. я не объединялась. Показания КОРОТНЕВА ложны. Даже условно допустив, что они не ложны, его разговор со мнойбез всякого дальнейшего обмена мнений и мыслей - пустое дело. А ведь он больше ничего непридумал.

Откуда вылез центр, террор, местный, повстанчество и пр. пр.?? Обо всей этой грозной и новой тактике надо было сговориться. А ни у меня, ни у ГАУП не было ни одного такого письма, не говоря уже о каком-нибудь посланце. Где хоть какой-нибудь документ?

Не объединялась я с прав. ср. не только потому, что они мне этого и не предлагали. В Ташкенте приставал ПЛЕХАНОВ , я его отшила, и это целиком подтвердилось следствием 1930 года, а потому, что я категорически их не приемлю.

Я ни за что бы не сменила большевиков на них, т. к они сюртучники и фрачники, болтуны и трепачи языком, ухитрились из своих рук упустить страну и народ, когда он шел к ним с закрытыми глазами, с потрясающим доверием и с огромной зарядкой творческого энтузиазма.

Что они после того времени стали сильнее и умнее? Оснований предполагать это нет никаких.

Я не верю ни в их творческие силы, ни в их организационные способности. Даже допустив, что каким-нибудь чудом эти перманентные конспираторы и шептуны свалили бы теперешнюю власть, справиться с делом они бы не сумели, да вдобавок еще могли бы открыть дверь войне, стерегущей у Союза каждую щелочку.

Следствие (вся затея этого обвинения росла на моих глазах) утверждает, что в совхозе, куда привозили в 1924 году на 2 недели из Внутренней на отдых пр. ср.-цекистов и где жили мы, у нас и было положено начало блокировскими (Так в тексте).

Там у меня была, собственно, первая встреча с прав. ср. До этого приехав из Читы, по выходе из каторги в 1917 году, я сразу стала раскалывать партию ср., отношения сразу же стали резко враждебными и меня улюлюкали и тюкали здорово. И я их всех ненавидела и не только не разговаривала, но даже и не кланялась с ними, почему никого и не знала из них.

Обмен мнениями у нас был на конференциях, где я и КАМКОВ в Ленинграде отбили у меня большую долю ленингр. пролетариата, даже позднее и в Москве. А в октябре мы стояли по разную сторону баррикад, и между нами была уже пролита кровь.

В совхозе мы встретились уже на ином положении. Говорили и спорили много. Они изряд-

Коротнев Игорь Александрович, 1903 г. рожде­ния, уроженец г. Петербурга. В 1923 г., будучи студентом Ленинградского госуниверситета, во­шел в студенческую группу правых эсеров. 10 мая 1924 г. постановлением Особого совеща­ния при Коллегии ОГПУ осужден на 3 года заклю­чения в концлагерь. В апреле 1927 г. выслан в Нарымский край на 3 года. Из ссылки досрочно освобожден. Постановлением Особого совеща­ния при Коллегии ОГПУ от 3 сентября 1929 г. вы­слан на 3 года в Семипалатинск.

С 1932 г. проживал в Уфе, работал старшим эко­номистом «Башкоопинсоюза», где неоднократно встречался с М. А. Спиридоновой. В феврале 1937 г. арестован УНКВД по Башкирской АССР по обвинению в контрреволюционной террористи­ческой деятельности. 19 мая 1937 г. между Коротневым и Спиридоновой была проведена оч­ная ставка, на которой он показал, что она якобы занималась активной эсеровской деятель­ностью. Спиридонова от всего отказалась и не признала никаких обвинений.

Плеханов Иван Андреевич, правый эсер, в 1929-1930 гг. отбывал ссылку в Ташкенте, а также ссылался в Архангельск и другие места.

- 77 -

но злорадствовали над тем, что мы тоже в мешке. Ни на одном пункте, кроме критики коммунистов, сговориться мы не могли. Они по-прежнему были союзнической ориентацией, по-прежнему у них сжимало горло от волнения при слове Учредит. Собрание, тот же старый меньшевизм, который их погубил, в вопросе о социальн. реформах и т. д.

Так что скоро отстали от обмена, да и жены очень обижались на наши дискуссии, т. к вместо отдыха и лечения в короткие 2 недели был шум и спор до хрипоты и сильного волнения.

Я стала удерживаться сама и оттягивать МАЙОРОВА, и мы были гостеприимными старожилами в отношении каждой новой приезжающей пары. С ГОЦЕМ я подружилась. Он обаятелен как человек, интересный, добрый и мягкий и хороший товарищ. Никакой блокировки не было тогда ни позднее.

2) Меньшевиков я как не признавала раньше, так и не признаю и теперь и ни за какие программы в мире с ними бы не объединилась, т. к. они никакую неспособны осуществить.

Эта прослойка интеллигенции абсолютно революционна, МИХАЙЛОВ доказывает блокировку с м-ками, что л.ср. ДОБРОХОТОВА замужем за м-ком ЦЕДЕРБАУМОМ . Но кроватную блокировку нельзя считать политической, а результатом имеется только хороший мальчик Лева.

3) Отрицая блок с правыми ср., я отрицаю категорически и с негодованием обвинение меня в участии в центре. Он тоже рождался на моих глазах в следственной камере, где я об нем услыхала в первый раз и далеко не в первый день и даже месяц, т. к. он еще находился в реторте.

Как бы я не склонна была из дружеской жалости и не погасшей живой по-прежнему любви к моим близким друзьям и товарищам объяснить и оправдать их, все же я считаю низким падением показания на меня Б. Д. КАМКОВА об участии моем в Центре и еще более низким падением такое же показание И. А. МАЙОРОВА, друга моего любимого и мужа. Есть ли такой центр, дал ли свое согласие на вступление в него КАМКОВ, я не берусь ни утверждать ни отрицать. Склонна думать, что его нет вовсе, и также склонна думать, что КАМКОВ на себя наговаривает, видя, что иного выхода из петли нет. Оба они, и МАЙОРОВ и КАМКОВ, могут быть оппортунистами большой руки. Я тоже могу быть оппортунисткой в интересах дела (мы об этом не разговаривали с Лениным из-за Брестского мира), но в личном поведении отрицаю этот метод категорически.

Если мне политич. физиономия КАМКОВА за 16 лет разлуки недостаточно ясна и я все же до конца не знаю, кто сейчас он, может быть, и вправду объединился с прав, ср., то за МАЙОРОВА я отвечаю на 100 %, ни в каком центре он не участник, также, как и я. Он дал ложное показание.

И как же и как же он должен мучаться, завязая во лжи все дальше и дальше. И зачем это надо?

Отрицая свое участие в центре, естественно отрицаю и террор центр, и местных и пр.

4) Я против террора в отношении большевиков и лев. ср., его никогда против них не практиковали. В истории мы очень виноваты, что прохлопали его затею, но он ведь не был лев. ср., уйдя к анархистам. За его провокацию мы ответили посадкой всей абсолютно партии в тюрьму, п.ч. настоящего подполья организовано тогда в 1919 году не было. С его стороны это в отношении о нашей партии было крупнейшей провокацией и разгромом партии. Ни в одной ни тайной, ни явной резолюции террор против компартии [как] метод борьбы не принимался.

Мне тяжело говорить об этом, т. к всегда боишься, что поймется за подлаживание, но надо сказать - независимо от вашего отношения к нам в /оценки интерпретации н/ поступков (Так в тексте), мы-то вас считаем товарищами по целям, и поэтому террор допускаем только в отношении фашистов.

Это основной момент.

Из соображений формального порядка против террора в советской стране отмечу два.

Первое: в царское время бюрократия была в последнее столетие, да и всегда настолько бездарна и жила, что талантливые правители были редки и народники с террористической тактикой, начиная с народовольцев, именно на этих правителей и метали свои динамитные громы. Мы не признавали террора, который сейчас принят в тактике троцкистов, снимать не персональных работников, а тех, кто на определенных постах, это какой-то безмотивный террор одесских анархистов, который мы осуждали и презирали, они лупили «буржуазию», бросая бомбы в кафе. Потому-то меня и возмущает обвинение меня в покушении на БУЛИШЕВА . Очень посредственная величина и сколько не изменять, я знаю, гораздо крупнее его, к чему же его было бы снимать, раз завтра был бы ему на смену лучший (Так в тексте)?

Поэтому убийство ПЛЕВЕ дало весну политике, съезду, конференции, обнагление радикальной печати и т. д. и сделало дыру в инвентаре их камарильи на несколько лет, пока не отыскался и не наметался СТОЛЫПИН, который и стал душить революцию в 1907 году.

Теперь это было бы бесполезно, т. к. страна полна талантливых работников снизу доверху. Вы наверное знаете лучше меня, как без особенного надрыва на место одного снятого по каким-нибудь примитивным причинам работника вы находите сразу замену и ткань опять оживает, зарастая новой энергией.

Доброхотова Александра Сергеевна, состояла в партии левых эсеров. Вместе со своим мужем Ле­вицким (Цедербаумом) отбывала ссылку в Уфе.

Левицкий (Цедербаум) Владимир Осипович(1883-1938), уроженец г. Петербурга. В конце 90-х г. под влиянием своих братьев Ю. О. Марто­ва и С. О. Ежова включился в социал-демократи­ческое движение. В 1903 г. примкнул к меньше­викам. Неоднократно арестовывался царской охранкой.

В 1917 г. являлся членом Московского комитета меньшевиков, был сторонником участия меньше­виков во Временном правительстве. Член редак­ции газеты «Вперед», «Рабочей газеты». В декабре 1917 - январе 1918 г. содержался в Петропавловской крепости вместе с другими меньшевиками. Осенью 1919 г. вышел из партии. Затем неоднократно подвергался арестам и ссылкам. 22 февраля 1938 г. умер в Уфе во время очередного следствия.

Булашев Зинатулла Гизятович (1894-1938), уро­женец дер. Карашиды Уфимского района Башки­рии. Председатель СНК Башкирской АССР. Де­легат XVII съезда ВКП(б). Осенью 1937 г. арестован УНКВД по Башкирской АССР по обви­нению в контрреволюционной буржуазно-нацио­налистической деятельности. В феврале 1937 г. ряд арестованных в Башкирии левых эсеров на следствии показывали, что «по личному поруче­нию бывшего члена ЦК ПЛСР Спиридоно­вой М. А.» они готовили покушение на Булашева 3. Г.

- 78 -

И второе: Соввласть так жестоко и я бы сказала нерасчетливо к человеческой жизни, расправляется на террор, что нужно иметь много аморализма, чтобы пойти на террор сейчас. При царе пропадал только сам террорист и кто-нибудь случайно влипший. Ни предков, ни потомков не трогали. Товарищи по организации отвечали в порядке статей о кодексе законов и пр., попадаясь на своей работе. А сейчас МИХАЙЛОВ сказал мне, что он посадил моих сестер в Тамбове, когда мой-то террор на воде вилами писан. Я виделась с двумя сестрами один раз по приезде с каторги в 1917 году, а с третьей тоже один раз в 1929 году. Короткие встречи после 12-24 лет отрыва, конечно, близости не создали. Переписывалась я чрезвычайно формально и редко с одной сестрой (ей 70 лет). Не содержала ни одну. Все старухи, все старше меня очень. Одной уже 70 лет. Одна больна раком, и у нее выщелучено операциями четверть мускульной поверхности. Когда я сажусь, ни одна не приезжала ко мне на свидание. Когда меня спросил ЗЕЛИКМАН , хочу ли я отбывать ссылку в Тамбове, я сказала - не хочу. И вот они сейчас должны за меня отвечать. Тем же угрожают МАЙОРОВУ.

За КИРОВА было расстреляно количество людей, опубликованное на двух огромных газетных листах «Известий», за покушение на Ленина было расстреляно чрезвычайниками 15 тыс. человек, мне говорили это коммунисты и чекисты.

Какую же веру в правоту своей тактики и в себя, доходящую до мании величия, надо бы иметь, чтобы решиться за смерть одного, двух ответработников или вождей платить столькими человеческими жизнями. Кто я, чтобы взять на себя [право] распоряжаться жизнью сотен людей, ведь живут-то один раз на свете.

Одного этого момента достаточно, чтобы раз навсегда отказаться от подобного метода, это уже был бы не террор, а подлая авантюра и провокация, как я и расценивала николаевское выступление. То, что их толкало, нам чуждо. Мы никогда не стремились к власти как таковой и ушли от власти из СНК и др. по своей инициативе. А остервенения и озлобления троцкистов тоже не имеем, откуда бы ему?

Когда у нас в 1919-20 г.г. кто-либо поднимал вопрос о терроре, я заявила, что буду рассматривать это как провокацию и по поводу поднимающего этот вопрос немедленно сделаю все оргвыводы. И так и было, человек поднимавший этот вопрос, оказался провокатором. А время было горячее. Вся партия сидела, и с ними сидели мои любимейшие друзья, тюрьма была объявлена заложниками.

XXI. Теперь самое трудное.

1) Когда я вспоминаю, как брезгливо сморщился БАК при одном моем намеке только и как он сказал - «да кто вам поверил бы», я и сейчас не могу начать говорить. Я должна была начать с первой страницы об этом, по 4 дня ломала себя, чтобы хоть кончить этим. Только стоя уже одной ногой по ту сторону жизни заставляю себя говорить.

Я признаю свою вину в том, что не выступала с юридическим оформлением нашего разоружения. То, что я пишу о внешних и внутренних причинах нашей не работы, я имела в своей голове и в 33-м, и в 34 и 32 и 36 годах.

Еще в 30-м году я наносила похоже (Так в тексте) на теперешнее МАЙОРОВУ и КАХОВСКОЙ из Крыма с уехавшей от меня ИЗМАИЛОВИЧ. Коллективизация меня окончательно убедила в необходимости полного сложения рук, не говоря уже об оружии, т. е. борьбе. Уже в 30-м году я стала видеть, что из основных моментов, деливших нас, а именно подмена Соввласти комвластью, как я писала в подпольной газете труда в 20-м году, этот момент уходит в историю, и широкие слои масс входят в правящий аппарат.

Много мне помогли красные командиры, бойцы с Дальнего Востока, лежавшие со мной в тубинституте в Ялте. В этом тубинституте были почти исключительно коммунисты и чекисты. И я получила от них информацию о жизни всего Союза. В своей оторванности от жизни я могла еще в 1925 г. повторять тогда, полгода в Ялте 1930 с III до IX - чрезвычайно двинули меня вперед.

Но в 1930 г. мы были арестованы. Я привезена из Ялты в Москву, мои товарищи из н/четверки в то же время из Ташкента. И, конечно, на следствии я отвечала на все вопросы следователя, о своих настроениях не сказала, И с АНДРЕЕВОЙ в разговорах весьма хороших и по существу, держалась обычного фасона, сказав ей, «что же вы хотите, чтоб мы с крапивой, которой вы нам набили штаны, восседая на ней, торжественно свидетельствовали вам о своей лойяльности, чему вы будете верить, крапиве или нам»?

2) С каждым годом бессмысленность изгойного существования, неоправданность его особенно в отношении БЕЛОСТОЦКИХ и пр., которые ведь ничего, ни в какой период времени несделали вредного Соввласти, ощущалась острее, но всегдашний замок держал крепко.

У нас была традиция и определенный модус поведения. Считалось позором и шкурничеством итти к власти, которая расстреливала наших товарищей, с заявлением своей лойяльности. На-

Зеликман Наум Петрович, 1901 г. рождения, уро­женец г. Новомосковск Днепропетровской об­ласти. В июле 1933 г. назначен полномочным представителем ОГПУ в Башкирии. 15 декабря 1934 г. приказом НКВД СССР назначен началь­ником УНКВД по Башкирской АССР. Майор гос­безопасности. 2 марта 1939 г. Военной колле­гией Верховного суда СССР осужден к расстрелу.

Андреева-Горбунова Александра Азарьевна (1888-1951), уроженка с. Кельчино Сарапульского уезда Вятской губернии, из семьи служителя религиозного культа. Член партии большевиков с 1905 г. За революционную деятельность под­вергалась репрессиям царского правительства. После Октябрьской революции работала в орга­нах народного образования в г. Слободском Вят­ской губернии. С1919 г. в Разведупре РККА. В ок­тябре 1921 г. переведена на работу в ВЧК и назначена на должность помощника начальника Секретного отдела ВЧК. В последующем работа­ла заместителем начальника Секретного отдела ГПУ и помощником начальника этого отдела ОГ­ПУ. В 1937 г. помощник особоуполномоченного НКВД СССР. В 1938 г. уволена на пенсию. 5 де­кабря 1938 г. арестована НКВД СССР по обвине­нию в антисоветской террористической деятель­ности и 4 мая 1939 г. Военной коллегией Верховного суда СССР осуждена к 15 годам ли­шения свободы. Отбывая наказание, умерла 17 июля 1951 г. в Минеральном ИТЛ. В 1957г. ре­абилитирована.

- 79 -

до отметить, что по н/наблюдениям, очень часто именно морально невыдержанные, с большим уклоном к обывательству и к соблюдению своих интересов, товарищи выступали со своими индивидуальными заявлениями. Власть обычно их прощала, выпускала из тюрьмы или ссылки и иногда оказывала, в случае нужды, еще какое-нибудь покровительство. Мы называли это продажей себя за ордер на галоши и квартиру, покрывали презрением имя ушедшего товарища, и он уходил навсегда с нашего поля зрения.

Вот эта традиция-то и определяла наше общение. Они уже стали узки, они уже были нежизненной формой, и в нее уже с болью и трудом, но продолжали загоняться все лев.с.р.

И как же мне-то, главной хранительнице и создателю этих традиций, выступать с обратным. Так и держался фасон.

А фасон этот многое определял и был весьма вреден. Он определял перманентное фрондирование, антисоветские разговоры между собой, определенный оппозиционный тон, как привычный рефлекс при обсуждении вопросов текущего момента, п.ч. если мы совершенно законно забросили вопросы своей программы и тактики, то текущей жизнью, газетными сообщениями интересовались жадно и обмен мнениями по поводу газет являлся основной темой при н/встречах. Политическая сторона жизни страны и вся ее жизнь - составляли и нашу жизнь.

Когда вышел устав с/х отраслей, и колхозы получили свое правовое оформление и земельный кадастр, мне стало совсем невмоготу. Я читала эти уставы и проекты вдоль и поперек, вносила поправки и тосковала, тосковала. А далее никому ни слова.

На службе меня спросил управляющий, почему такая хмурая, я показала ему на газету, и у меня вырвалось «мое, мое это дело».

3) С выходом Конституции у нас на одну минутку был разговор - кабы дали нам выпустить бюллетень, в небольшом количестве экземпляров для обмена мнениями и чтобы на полную распашку все лев. с.р. сказали о своей позиции, отношении к текущему моменту и переоценились было конца. Это и дало бы возможность договориться до самоликвидации, т. к. я убеждена, что огромное большинство н/осколков подтвердило бы то, что я сейчас говорю. Причем я бы в бюллетене высказалась тогда полнее и откровеннее, чем сейчас, не думая, что мои мысли объяснят крапивой, как думаю я сейчас. Но, конечно, мы скоро поняли, что не для нас зеленый сад и словами этой песенки я так и формулировала приходящим к нам товарищам отношение к нам Конституции.

Вы еще продолжаете настолько бояться нас, что лучше изоляторов при новой Конституции места для нас не находите. Разгром, ссылки я объясняю больше всего этой причиной.

4) Останавливало, конечно, очень то, что если бы мы выступали с заявлением о разоружении, нет, я говорю неверно, - «мы», т. к. никогда ведь об этом вслух не говорилось - останавливало меня то, что у вас уже совсем не та постановка при встрече разоружающихся, чем прежде. Вы претерпели столько разочарований и вас так бесстыдно и часто обманывали, что вам трудно было сохранить прежнее доверие и радушие к заявлениям о лойяльности и отношение к заявлениям, как к двурушничеству, у вас стало законно естественным. Для меня это непереносимо было бы.

5) И потом условием разоружения у вас является посадка всех старых товарищей в тюрьму не пришедших с заявлениями. Это мне непонятно. Ведь они также были пассивны, как и я. По-моему это больше вредно, чем полезно. И к этому я определенно была неспособна и организовать со своими товарищами, с которыми могли бы связаться при наличии других товарищей, почему-либо не попавших к нам, и значит сажаемых сочла бы штрекбрехерством.

Значит вы бы сказали, что я не разоружилась, как скажете и сейчас.

6) А между прочим я большой друг Советской власти, чем десятки миллионов лойяльнейших обывателей. И друг страстный и действенный. Хотя и имеющий смелость иметь свое мнение. Я считаю, что вы делаете лучше, чем сделала бы я.

Ваша политика войны и мира приемлется мною полностью (так из всех кого знаю из леваков), промышленную политику я никогда не брала под обстрел своей критики, с коллективизацией согласна полностью. Согласна со всем поступательным темпом и строем, перечислять не стоит.

7) Я не согласна только с тем, что в н/строе осталась смертная казнь. Сейчас государство настолько сильно, что оно может строить Социализм без смертной казни. В законодательстве этой статьи не должно быть. Она может остаться для войны и только. В мирное время наш защитный аппарат имеет мощность, равной которой нет и не было в мире. Разве у ассировавилонян в один их период было так сильно. И совсем теперь не требуется иметь это архибуржуазное средство защиты в своем арсенале. Лучшие умы человечества, страстная работа мысли и сердца целых столетий своим венцом и результатом назвали необходимость уничтожения э/институты. Гонор, гиль-

- 80 -

отина, веревка, пуля, электрич. стул - средневековье. Наша революция 1905 года проходила вся под лозунгом уничтожения института смертной казни, но погибая, как белым крылом покрылось именно этим лозунгом (Так в тексте), сама истекая кровью. Любопытно, что Маганцев , законодатель, мыслитель, крупный юрист, увешенный орденами, учитель двух царей, всю жизнь стоявший за смертную казнь, к концу своей жизни [понял], что смертная казнь вредна социально и политически и от нее надо отказаться.

Существо отрицания смертной казни остается одинаковым при всех условиях при правительствах всех мастей.

Можно и должно убивать в гражданской войне при защите прав революции и трудящихся, но только тогда, когда нет в запасе под рукой других средств защиты революции. Когда же имеются и такие могучие, как у вас, средства защиты, смертная казнь становится вредным институтом, развращающим неисчислимо тех, кто применяет этот институт.

Я всегда думаю о психологии целых тысяч людей - технических исполнителей, палачей, расстрельщиков, о тех, кто провожает на смерть осужденных, о взводе, стреляющем в полутьме ночи в связанного, обезоруженного обезумевшего человека. Нельзя, нельзя этого у нас. У нас яблоневый цвет в стране, у нас наука и движение, искусство, красота, у нас книги и общая учеба и лечение, у нас солнце и воспитание детей, у нас правда и рядом с этим этот огромный угол, где творится жестокое кровавое дело. Я часто в связи с этим вопросом думаю о Сталине, ведь он такой умный мужчина и как будто бы интересуется преображением вещей и сердец!? Как же он не видит, что смертной казни надо положить конец. Вот вы нами, лев. ср., начали эту смертную казнь, нами бы и кончили бы ее, только снизив в размерах до одного человека в лице меня, как неразоружившегося - какой меня называете. Но кончить со смертной казнью надо.

8) И еще я бы скорректировала ваш тюремный режим и вашу пенитенциальную систему. В социалистической стране должно быть иначе. Надо больше гуманности определенно. Самое страшное, что есть в тюремном заключении, - это превращение человека в вещь. Об этом замечательно в своем романе «Воскресенье» сказал Толстой, в тюрьме ни разу не сидевший. Все остальное только приложение. Вы об этом никто не думаете. А обязаны были бы. За эти 9 месяцев я, при всей своей изоляции, все же столького набралась и насмотрелась плохого, что страдаю от зуда высказаться, но кому из вас это было бы интересно.

9) Вина моя за неоформление юридически нашей неборьбы, нашего разоружения усугубляется тем, что при н/разобщенности и разрозненности отдельные лев.с.р. возможно продолжали считать себя обязанными что-то предпринимать и организовывать, тогда как при той или иной публикации этого уже не могло бы быть.

Хочется оправдаться немного тем, что ведь без человеческого инвентаря, без программы и тактики, без взаимной связанности партии не может быть, и ее не было и все это понимали и, главное, я была убеждена, что вы-то знаете это хорошо. Но ведь и для самоликвидации, тем более имеющей только формальное значение, требовалось связаться осколкам, списаться или собраться, что все являлось невозможным. Без этого был бы от нас 4-х только самочинный выпад, coup d’etat (кудэта), с которым могли не посчитаться товарищи, да и вы сочли бы такую ликвидацию недостаточно авторитарной.

XXII. Приезжая в Москву, я очень рассчитывала иметь возможность недолго поговорить с кем-нибудь из верхушки, особенно с тем, кто меня лично знает.

Ввиду видимого отсутствия такой возможности, приходится писать вместо того, чтобы только сказать один раз и без всякого резонанса, т. к. не хотелось бы, чтобы это знали многие и читали. Теперь приходится написать: - Уфимское следствие (МИХАЙЛОВ) предлагало мне, если я «сознаюсь» в центр, терроре и т. д. - дать мне возможность определения нам каждого работника в деле с условием полного согласия с моим распределением, которое создает с моих слов и освобождение ряду лиц. КАРПОВИЧ пошел дальше. В начале августа во второе мое сплошное допросное бдение он предложил мне взять на себя вину всех и он тогда выпустит 40 человек. Я должна была бы только подтвердить, что я являюсь единственным вдохновенцем, инициатором и руководителем и не будь меня, никакого состава преступления не могло бы родиться, все 40 ничего бы не сделали. Я отказалась.

У меня вопрос. Является ли это индивидуальной методикой или общепринятый способ. В обоих случаях это определенно недопустимый способ. Он ведет к азеровщине в полном смысле слова и омрачает перспективы нашего будущего, которое должно все больше отучаться и очищать от темных навыков и наследия прошлого, а не жить ими.

В деле со мной слишком много следов этих темных навыков, и если бы не они, мне не пришлось бы погибать.

Если же теперь хотя немного эта гибель отодвинет в прошлое это темное наследие, то было

- 81 -

бы хорошо. Хорошо было бы добиться от наговаривших на себя обратного сознания в своей лжи в угоду следствию. Чтобы восторжествовала истина. Все, что сказано мной по вопросу предъявленных мне обвинений, - правда, в этом клянусь своей жизнью.

М. СПИРИДОНОВА.

ЦА ФСБ. Д. Н. 13266. Т. 3. М. 1 -132. Оригинал. Машинопись.

Михаил Соколов ― Добрый вечер! В эфире… В прямом эфире программа «Цена революции». Ведет ее Михаил Соколов. Наш гость Владимир Лавров, доктор исторических наук, профессор. Добрый вечер!

Владимир Лавров ― Добрый!

М. Соколов ― Ну, и тема у нас «Мария Спиридонова. Судьба левых эсеров». Наш гость – автор 1-й, наверное, биографии героини нашей передачи. Книга называлась «Мария Спиридонова. Террористка и жертва террора». Вот я ее перечитал. 96-й год. Перечитал. Все актуально, интересно. Рекомендую к прочтению. А мы поговорим. Владимир Михайлович, ну, давайте сразу о том, что сделало Марию Спиридонову знаменитой. Как вот получилось? Девушка из хорошей семьи и вдруг… Ну, ее исключили из гимназии, прошло не так уж много времени, и она стреляет в видного чиновника, фактически в вице-губернатора и готовится идти на эшафот. Вот как к этому приходят русские мальчики и девушки в то время? 906-й год.

В. Лавров ― Семья достаточно была обеспеченная. Отец – владелец фабрики. Дом свой. Дача. Но отец умирает. Денег не хватает. А как вот пришел этот человек в революцию? Я нашел публикацию и разместил вот в этой названной Вами книге. Дело в том, что собственно все достаточно прозаично. В Тамбов в ссылку отправлен студент-революционер. Мария Александровна Спиридонова к нему наведалась в гости из любопытства, кто, что. Он стал ей давать запрещенную литературу, в том числе литературу социалистов-революционеров. И вот так вот, вот так вот пошло. Мама сама не смогла все проконтролировать, мама Марии Александровны Спиридоновой. И, кстати, вот у Ленина ведь тоже рано умирает отец. Мама сама не справляется и с Александром Ильичом, и с Владимиром Ильичом. Вот здесь примерно то же самое. Но все достаточно просто. Но здесь опять же надо учитывать, что такой общий поток стране был, революционные настроения. Все критиковали власть. Вот она где-то в этом потоке. Молодая девушка с самыми хорошими намерениями. Я читал в архиве, в полицейском архиве, что представляли вот эти… собой эти ребята В Тамбове, в Борисоглебске, как они собирались, что обсуждали. В общем-то, очень многое было полиции известно. Ощущение, что хорошие ребята, хорошие девушки занимались самообразованием, обсуждали, спорили. Закончилось вот чем – террористическим актом. Но для этого были причины, поскольку царский чиновник, которого она убила, Луженовский, он усмирял крестьянские беспорядки, и при этом были зверства. То есть стреляли в крестьян. Это действительно так было. Были публичные порки. Были изнасилования крестьянок. И правды найти было невозможно.

М. Соколов ― А известно вообще, сколько тамбовских крестьян было там убито, запорото без суда во время вот этой карательной экспедиции Луженовского? Там десяток деревень, по-моему, пострадал.

В. Лавров ― Таких цифр нет. Я вот пытался найти, сколько перед этим крестьяне убили помещиков. Ведь с чего начиналось? Крестьяне нападали, грабили, жгли, иногда убивали помещиков. Каждое 12-е поместье вот подверглось разгрому. Но я нашел только, что был убит 1 помещик.

М. Соколов ― Но крестьян там было…

В. Лавров ― Крестьян намного, намного больше, но сам Луженовский однажды свидетельствовал, что он 6 залпов дал по крестьянам. Ну, вот крестьяне вышли там кто, с чем против него. 6 залпов. Ну, сколько при 6 залпах могло… То есть я думаю тут, намного-намного больше. И ситуация, когда собственно даже явные преступления, скажем, изнасилования, они не могли быть как-то вот отомщены в результате судебного разбирательства. И вот тут находятся революционеры, которые устраивают свой суд, принимают решение казнить. Вот так вот было. То есть не решен аграрный вопрос. Крестьяне нападают на помещичьи усадьбы. В ответ приходят войска, приходят казаки. Особенно казаки зверствовали. Потом находится вот молоденькая 21-летняя девушка и всаживает 5 пуль в этого самого, в Луженовского абсолютно хладнокровно.

М. Соколов ― А девушка не просто… Девушка, видите, она с верой в то, что это правильно, что это светлое будущее, вот ради, так сказать, правды и так далее. Вот все-таки эти убеждения, они как возникают? Они возникают, видимо, поскольку власть вот как-то, мягко скажем, не реагирует на критику? Давит, так сказать, тех, кто пытается предложить что-то другое, да? Вот собственно ведь в конце концов мы же знаем, что за самые простейшие, ну, вполне нормальные там вещи вроде там… чтобы мы сейчас назвали каким-нибудь пикетом, демонстрацией и так далее, вас могли за одно такое событие или за неугодную литературу выслать в Сибирь, например. Без всякого суда, кстати говоря. Решением губернатора.

В. Лавров ― Власть реагировать стала. Но она стала реагировать с ноября 1906 года. Я имею в виду столыпинскую реформу. А террористический акт Спиридонова совершила 16 января 1906 года. То есть до. По тому, что происходило в связи с тем, что происходило в 1905 году. То есть важные, нужные реформы, они запоздали. Так обычно бывает. И вот такая реакция со стороны человека… человека неравнодушного. И вот здесь можно сказать, что ее террористический акт – это как бы материализовавшийся гнев. Я вот когда читал о том, как это происходило, я вот, знаете, кого вспоминал? Я вспоминал разговоры Ивана и Алеши Карамазовых, когда Алеша рассказывает… когда Иван рассказывает, что помещик затравил собаками мальчика, и Иван спрашивает у Алеши: «Что бы ты сделал?» И Алеша говорит: «Расстрелял». Спохватывается. Но все-таки расстрелял Алеша… Религиозный, православный Алеша произносит. Вот это гнев. И такой гнев был у Спиридоновой. Здесь есть важное отличие с большевиками. Большевики шли в революцию больше вот умозрительно. Вот Ленин шел в революцию умозрительно. Но, может быть, у него был еще такой личный момент, у Ленина, что вот старший брат Александр казнен.

М. Соколов ― А другим предлагал, там я помню… Что там? Кипяток лить на полицейских и там что-то еще, какие-то гадости делать. Там целый список у него есть. Как раз в 905-м году статья, как бороться, так сказать, с властью. Да?

В. Лавров ― Вы знаете о том, что самое, может быть…

М. Соколов ― Сам он в этом не участвовал лично.

В. Лавров ― Самое, может быть, любопытное в том, что он это писал в октябре 1905 года. Не во время вооруженного восстания. Многие думают, что в декабре. Вот не во время вооруженного восстания в Москве, где как бы война идет гражданская в рамках Москвы. Писал до, когда в принципе, ну, гражданской войны никакой нет, восстаний нет. Убивайте, взрывайте…

М. Соколов ― … а манифест. Да.

В. Лавров ― Ну, вот так у Ленина. Но у Ленина более умозрительно. У большевиков более умозрительно. Эсеры и левые эсеры, они более эмоциональный.

М. Соколов ― А они собой готовы жертвовать. Вот в чем дело.

В. Лавров ― Да. Здесь даже была какая-то в это вот 1-го… у первых даже поколений террористов эсеровских какая-то даже своеобразная этика. Вот она считала, что я должна пострадать. То есть она стреляла в Луженовского и могла уйти незаметно. Не поняли, кто стреляет. Она из муфты стреляла. Девчоночка, одетая гимназисткой. Никто на нее не подумал. Но она достала этот револьвер, приставила себе к виску, хотела покончить с собой да еще крикнула: «Стреляйте в меня». Значит, все поняли все.

М. Соколов ― Желание быть распятым за народ.

В. Лавров ― Не совсем так. Она считала, что убивать нельзя, но он заслужил казнь, Луженовский, но раз она убивает человека, она должна за это пострадать. Вот такая какая-то вот своеобразная была этика, по крайней мере у лучших.

М. Соколов ― Но она была действительно зверски избита полицейским там, офицером. По всей видимости, ее домогались, хотя и не изнасиловали, скорее всего. И это стало, вот Вы пишите, действительно широко известно, статьи везде и так далее. Если бы не было вот этого шума, скандала и вот этих зверств, которые осуществила власть, так сказать, в отместку, ее бы повесили, как Вы думаете?

В. Лавров ― Ну, то, что поднялся скандал, конечно… конечно, ей помогло. То есть ее письмо опубликовала газета, близкая конституционным демократам. На суде ее защищал товарищ, то есть заместитель председателя кадетской партии. И она именно тогда в 1906 году приобрела всероссийскую известность.

М. Соколов ― Тесленко, – да? – по-моему.

В. Лавров ― Тесленко. Да. Всероссийскую известность. То есть ее известность сделали конституционные демократы. Они вроде бы осуждали террор, но одновременно так ее преподнесли, что было очень много сочувствия. И к тому же она вынесла все ужасные истязания, пытки, никого не предала. Это действительно было. Это мужественная женщина.

М. Соколов ― Да. Но вот если говорить о ее судьбе, значит, и… она все-таки решилась кем? Кто принимал решение о том, чтобы заменить смертную казнь каторгой? На каком уровне?

В. Лавров ― Я нашел документы. На самом высоком. Министр внутренних дел Дурново отправил секретную телеграмму о том, что не нужно вешать, потому что пришел документ от врача, что у нее открытая стадия туберкулеза. Она умрет. И поэтому вешать женщину… Лучше этого не делать. Сама умрет. Вот поэтому было принято такое решение заменить повешение бессрочной каторгой. Хотя и сам суд просил, он приговорил к повешению, но учел, что были смягчающие обстоятельства. Но бессрочной каторги не вышло. Февральская революцию освободила Спиридонову решением Керенского, министра юстиции Временного правительства.

М. Соколов ― А, кстати говоря, вот на каторге она же провела вот 11 лет. Как все-таки… Что это были за годы? Собственно какой был, ну, я не знаю, там образ жизни – да? – который попал вот на эту бессрочную каторгу?

В. Лавров ― Это очень интересно, что такое самая страшная Нерчинская царская каторга? Двери камер не закрывались. Можно было свободно ходить в том числе в женское, мужское отделение. Они устраивали всяческие собрания, семинары, лекции. Можно было из тюрьмы выйти, пойти гулять в лес. Если приезжал муж или жена, то можно было в соседней деревне устроиться жить и приходить только утром на поверку. То есть режим был вот абсолютно какой-то такой патриархальный. Она пишет, что начальник каторги воровал, но при этом как-то вот можно было достаточно спокойно жить. Но это с 1906 года, когда она оказалась на Нерчинской каторге, до 1909 года. Потом пошли ужесточения. Но во всяком случае ничего такого ужасного не было. К тому же…

М. Соколов ― То есть это не концлагерь, не ГУЛАГ?

В. Лавров ― Нет. Это не советский концлагерь. Это не ГУЛАГ. Тут даже сравнивать невозможно. Когда читаешь, удивляешься, какие, в общем-то, были порядки либеральные при этом самом царизме. Но здесь нужно сказать еще такую вещь: 2 человека, полицейский и казак, которые истязали Спиридонову…

М. Соколов ― Жданов и Абрамов.

В. Лавров ― Жданов – да, – полицейский. Абрамов – казачий офицер. Они товарищами Спиридоновой были убиты. Это опять же все было в газетах…

М. Соколов ― Ну, это те, кто ее пытал собственно.

В. Лавров ― Да, да. Товарищи отомстили за Марию Александровну. И поэтому вот тут была какая-то защита. То есть попробуй, прикоснись, если все знают, что за это могут и убить. Вот в дореволюционной России было так. Вот в советской это уже не будет. А в дореволюционной России было так, что какая-то защита была. И, в общем-то, она пишет, что к ней относились уже на каторге, ну, терпимо. Терпимо.

М. Соколов ― Ну, вот возьмем теперь собственно возвращение героини нашей с каторги. 17-й год. Да? Такая эйфория. Февральская революция. Собственно вот в каком качестве Спиридонова возвращается в европейскую Россию? Как один из реальных лидеров партии социалистов-революционеров? Или своего рода вот такая икона – да? – PR-образ партии, вот такой популярный, известный человек, герой, – да? – собственно пострадавший за правду? Вот какой у нее был в начале статус, скажем так.

В. Лавров ― Своего рода героиня. Много было очень сочувствующих. То есть когда вот даже еще в 6-м году она ехала на каторгу, то люди выходили к поезду, встречали, устраивали митинг. Охрана, чтобы не было кровопролития, разрешали Спиридоновой вот в плотную выходить к митингующим под честное слово, что Вы не уйдете, не шагнете в толпу, а вернетесь. И она честное слово держала. То есть вот к террористическому акту какого-то отторжения не было у простых рабочих, у простых крестьян. Уже тогда…

М. Соколов ― А, кстати, да, почему побег с каторги ей не устроили? Уже забыл спросить.

В. Лавров ― Несколько раз пытались, не складывалось. Не складывалось. Она давала на это согласие, даже хотела. Не получилось. Да. А в 17-м году она возвратилась как героиня, как очень известная женщина. Но она лидером стала не сразу. Она по началу даже в ЦК не прошла в эсеровский. Собственно ее…

М. Соколов ― А она вернулась в Петроград, приехала? Или была в Тамбове какое-то время?

В. Лавров ― В Петроград она вернулась, и собственно звезда ее взошла в связи с октябрьской социалистической революцией, которую она прошляпила. Часто пишут, что он член президиума 2-го съезда советов, который провозгласил советскую власть. Дело в том, что в документах значится, что она член президиума. Но ее избрали, когда она была на юге в Одессе. Она прошляпила, революционерка-социалистка социалистическую революцию…

М. Соколов ― Если она была социалистическая и революция. Это вопрос спорный.

В. Лавров ― Да. Но она так считала. И она очень ревниво отнеслась к тому, что без нее посмели революцию устроить. И по началу очень отрицательно относилась к Ленину, к тому, что произошло. Но дальше чрезвычайный съезд крестьянских советов, на который прибыло большое количество простых крестьян в солдатских шинелях. Они записались в левоэсеровскую крупнейшую фракцию, но они были очень радикально настроены. В общем-то, они повели Спиридонову за собой. Она подлаживалась вот под новоявленных левых эсеров.

М. Соколов ― Скажите, а вот все-таки к Временному правительству, скажем, летом 17-го года какая у нее была позиция, какое было отношение?

В. Лавров ― Сохранилась листовка, которую вот левая часть эсеров, левое крыло издало, а потом пыталось уничтожить. Но все не уничтожишь. В этой листовке приветствуется вооруженное восстание большевиков в июле 1917 года. Причем левые эсеры думали, что большевики победят, но когда этого не произошло, листовку изымали.

М. Соколов ― Ну, то есть они радикальную позицию, вот это крыло партии, заняли в начали лета, получается. Ну, в середине лета 17-го…

В. Лавров ― Ну, и до этого. Ну, в любой партии есть какое-то левое крыло, есть правое крыло. Вот она примкнула к самым радикальным эсерам. Среди других были Натансон, старейший эсер, там Комков. Вот они были. Но как Вы помните, они оформились только под влиянием октября. Это вот в ноябре месяце 1-й съезд партии в Михайловском замке, Петроград.

М. Соколов ― И именно на этом съезде Спиридонова становится вот таким уже официальным лидером левых эсеров?

В. Лавров ― На крестьянском.

М. Соколов ― На крестьянском.

В. Лавров ― Вот они были почти параллельно, вот рядышком. Даже депутаты съезда всероссийского крестьянских советов перекочевали на 1-й левоэсеровский съезд. В общем, это примерно одни и те же люди. И тогда избрали председателем Натансона, но реально самой известной была Спиридонова. Самая известная женщина 17-го года, октябрьской социалистической революции. И Джон Рид, кстати, ее так называл. Она нужна была как знамя. Вот во всяком случае в 17-м году она была скорее знаменем, но не только. Она, конечно, помогла Ленину укрепиться… укрепиться у власти, и она как-то тяготела даже. Вот сначала у нее отторжение было Ленина, а потом как-то у нее… ее уговорил. И даже Надежда Константиновна Крупская писала, что вот он беседовал очень как-то ласково, терпимо и в то же время страстно. И она уговаривалась.

М. Соколов ― То есть соблазнил, значит, ее на революцию.

В. Лавров ― Ну, Вы знаете, он ей… Он даже добился того, что она поддержала Брестский мир. Она была против выхода левых эсеров из правительства. Вот как! И она выступит с критикой и Брестского мира и правительства, и одобрит выход позднее. Это на 3-м левоэсеровском съезде. То есть она пыталась вот с Лениным удержаться в каком-то левом блоке. И, кстати, она была и за возвращение левых эсеров в правительство…

М. Соколов ― Это уже летом 18-го, да?

В. Лавров ― Левые эсеры вышли из правительства в марте в связи с Брестским миром. В марте 1918 года. Большинство не пошло за Спиридоновой. Вышли из совнаркома. А в мае – в мае! – они снова хотели вступить в совнарком, снова возглавить комиссариат земледелия. А им сказали нет. То есть мавр сделал свое дело. Они помогли Ленину укрепиться у власти. Все. Вот они упустили свое влияние, которое у них было, поскольку все-таки комиссариат был в руках левых эсеров.

М. Соколов ― Ну, что ж? Мы продолжим наш разговор с профессором Владимиром Лавровым о Марии Спиридоновой и партии левых эсеров после недолгих объявлений. У нас есть телефон для смс – +7 985 970 45 45.

М. Соколов ― Мы продолжаем наш разговор с доктором исторических наук, профессором Владимиром Лавровым о Марии Спиридоновой. И собственно вот события начала 17-го… 18-го года. Учредительное собрание. Каково было отношение к этому хозяину земли русской у левых эсеров и у Марии Спиридоновой?

В. Лавров ― Они в конце концов поддержали разгон. Соучаствовали. Более того покрыли расстрел мирной демонстрации в поддержку Учредительного собрания. В советское время все время писали, что не было при этом жертв. И мне вот довелось написать 1-ю статью в горбачевскую гласность, что расстрел-то был мирных демонстраций.

М. Соколов ― А есть цифра сейчас точная уже? Ну, до десятка там. 30-40, 100?

В. Лавров ― Видимо, так. Дело в том, что на момент расстрела выходили газеты всех направлений. Они написали репортажи, я их все смотрел. И вот после этого закрыли. Вот на этом в январе 18-го года свобода печати закончилась. И десятки… десятки погибших. Очень подробно там все описывается, на каких улицах стреляли. Причем в то время наркомом, то есть министром был юстиции Штейнберг, левый эсер, и он это покрыл. Потом уже он в эмиграции жалел. Но он из такой солидарности с большевиками покрыл вот это…

М. Соколов ― Но и Александрович был же… был же заместителем у Дзержинского, в общем, 2-м человеком фактически в ЧК.

В. Лавров ― Да, вот эта кровавая суббота. Все знают про кровавое воскресенье, но была и кровавая суббота в нашей истории.

М. Соколов ― Скажите, а как шел процесс вот осознания среди левых эсеров и собственно той же Спиридоновой, видимо, что коалиция с большевиками – это ошибка? Что их, так сказать, подвигло? Смотрите, Вы уже сказали, Спиридонова, значит, была и за Брестский мир и за то, чтобы продолжать сотрудничать в правительстве. Но вот как-то они шли же к этим событиям июльским?

В. Лавров ― Все это обсуждалось на 2-м левоэсеровском съезде в апреле 18-го года. Причем доводы Спиридоновой за то, чтобы остаться в правительстве и поддержать Брестский мир, мне кажется, были более такими логичными. Но она столкнулась с тем, что ее не слышат, что вот этот радикализм приехавших депутатов, которые были очень эмоциональны, рвались в бой. И здесь нужно сказать, что обычно пишут о том, что большевики с левыми эсерами поссорились из-за Брестского мира. На самом-то деле было, когда смотришь вот документы съезда, стенограммы, протоколы, все гораздо сложнее и глубже. Поссорились прежде всего из-за того, что большевики не хотели выполнять эсеровскую социализацию земли, вот всячески саботировали. То есть вот ленинский декрет о земле и закон о социализации земли января 18-го года левоэсеровский, вот они это приняли, большевики, проголосовали за это, но на деле всячески саботировали выполнение и всячески мешали увеличению влияния левоэсеровской партии. Вот с чем столкнулись левые эсеры и октябристы…

М. Соколов ― То есть их тоже начали выдавливать из советов как и правых эсеров, как и собственно меньшевиков?

В. Лавров ― Не… Не давали окрепнуть. А главное не выполняли даже ленинский декрет о земле. Во многом не выполняли. Вот… вот на этом споткнулись. Здесь вот трещина пошла.

М. Соколов ― То есть левые эсеры все-таки были в значительной степени партией, ну, как бы представлявшей крестьянство, да? А вот, ну, с большевиками, кстати, сложнее. Кого они представляли до сих пор непонятно. По-моему, не рабочий класс, а какую-то вот такую революционную…

В. Лавров ― Марксистско-ленинскую идеологию.

М. Соколов ― … прослойку. Да. Вот. Революционную интеллигенцию, скажем так. И каких-то… и каких-то люмпенов тоже.

В. Лавров ― Но Вы знаете, ведь и левые эсеры, это если задуматься, кого они представляли, они представляли прежде всего крестьян в солдатских шинелях и наиболее радикальную часть крестьянства на местах. Не всех. То есть они думали, что вот сейчас крестьянство чуть ли не целиком перейдет на сторону левых эсеров, этого не произошло. Крестьянство поддерживало эсеров центра, правых, никого не поддерживало. Вот. Вот так.

М. Соколов ― А у нас что оно поддерживало, чтобы землю себе… Себя поддерживало, чтобы землю себе забрать. И оставьте нас в покое. Вот это была такая позиция деревни, по-моему, понятная. Скажите, а вот дальше, вот это выступление 6 июля, которое мы тут тоже много говорили с Ярославом Леонтьевым, например, и с Игорем Фельштинским. А на Ваш взгляд, что это было? Это был, как писали в советское время, мятеж левых эсеров? Или такая плохо подготовленная вооруженная демонстрация, скажем так?

В. Лавров ― Я бы сказал еще о левоэсеровском партийном съезде, который прошел в самом конце июня – начале июля. Там приняли резолюцию Карелина, где говорилось, что необходимо немедленно выпрямить линию советской власти. Выпрямить линию. Вот иди, понимай, что это такое.

М. Соколов ― Исправить. А куда исправить…

В. Лавров ― А вот на съезде что звучало? На съезде звучало: террористический акт, восстание. Причем восстание в разных, так сказать, контекстах звучало очень часто. Не соглашались с тем, что нужно поднимать восстание. Другие соглашались. Но настолько часто звучало слово «восстание», что такое ощущение, что оно даже как-то загипнотизировало многих. Если говорить о том, что произошло 6-7 июля, то как раз произошел террористический акт. Убийство Мирбаха…

М. Соколов ― Убийство посла. Да.

В. Лавров ― Кстати, здесь есть любопытный момент, о котором стоит сказать. Вот комиссия по реабилитациям во главе с Александром Николаевичем Яковлевым реабилитировала Спиридонову за… за то, что она была осуждена как соучастница этого акта. Но в действительности, конечно, эта комиссия ошиблась. Она принимала участие в этом акте. Она дала согласие. Она консультировала Блюмкина, который вот убил немецкого посла. Ну, конечно, она несла не главную ответственность, главную нес Блюмкин…

М. Соколов ― Ну, политическую-то несла.

В. Лавров ― Но она какую-то долю ответственности безусловно… безусловно несла.

М. Соколов ― Ну, вот они же убили посла. А что они дальше-то хотели делать? Понять совершенно невозможно.

В. Лавров ― Невозможно, потому что…

М. Соколов ― Их тут же там в Большом театре значительную часть. Этот отряд ничего не делал, Попова.

В. Лавров ― Так непонятно, что было. Никаких активных действий, если не считать того, что они заняли почтамт, телеграф. Вот это они действительно…

М. Соколов ― И телеграммы рассылали.

В. Лавров ― При этом разоружили латышей, которые не особо сопротивлялись. Это тоже показательно. И рассылали телеграммы, что вот большевистская власть рухнула. Но при этом они не хотели свергать большевистское правительство, не собирались арестовывать, причем у них были пропуска в Кремль, они могли попытаться это сделать. Никого не арестовали. Никаких вот наступательных действий…

М. Соколов ― Дзержинский… Дзержинского-то, когда он к ним приехал?

В. Лавров ― Так Дзержинский пришел к ним и начал говорить, вот это арестовывай, этого расстреляю, в том числе Попова, который возглавлял левоэсеровский чекистский отряд. Ну, если тебе говорят, что мы тебя сейчас расстреляем, значит, они этого Дзержинского арестовали. Но, кстати…

М. Соколов ― Но не расстреляли.

В. Лавров ― Но не расстреляли. Да.

М. Соколов ― А могли.

В. Лавров ― Вот если сейчас посмотреть на то, что происходило 6-7 июля, буквально по часам, то в какие-то моменты ситуация даже колебалась. Ленин и Троцкий были в какой-то панике, не понимали, что происходит, можно ли доверять Дзержинскому. Ведь Дзержинского же сняли с председателя ЧК, потому что убийца посла немецкого Блюмкин и Андреев, они пришли с документами, подписанными Дзержинским. Вот ведь как. И…

М. Соколов ― Так и латыши там в лагерях тоже, пока им денег не подвезли, они тоже, в общем, воевать не хотели. Все очень…

В. Лавров ― И было непонятно. То есть левые эсеры выступили, заявили. Они ждали, что к ним начнут присоединяться. Но одни части гарнизона заняли нейтральную позицию, другие даже одобрили, но это одобрение в рамках казармы осталось. Вот по принципу, по принципу шумим, братцы, шумим. То есть одно дело уже в тот момент в июле 18-го года многие критически относились к большевикам. Но одно дело критически относиться к власти, другое дело – это власть свергнуть. Вот ведь какой момент. Да и не очень…

М. Соколов ― А Спиридонова в это время сидит в Большом театре под арестом, получается. Да?

В. Лавров ― Так она явилась… Она 6 июля явилась в Большой театр, где проходил 5-й съезд советов. Кстати, вот любопытно, когда должны были арестовать Ленина в 17-м году, Ленин сбежал в Разлив. Спиридонова, когда шла в Большой театр, она прекрасно понимала, что ее могут арестовать, и может быть все, что угодно. То есть она шла…

М. Соколов ― Вот ей надо было идти в отряд Попова.

В. Лавров ― Ну, надо было возглавить. Ленин бы возглавил переворот. А тут вождя не было. Не было вождя.

М. Соколов ― Вот и вопрос, видите, была ли она лидером, или она была, так сказать, PR-образом. Значит, все-таки скорее PR-образом, чем лидером.

В. Лавров ― Вы знаете, ну, политиком она не была. Или что-то такое только вот в апреле, июне, июле 18-го года. То есть когда она стала выступать, анализируя различные варианты развития событий. Это вот одно из свойств политика – анализировать происходящее. До этого просто оратор вот такой очень убедительный, эмоциональный. В основном на эмоциях она выступала. Но здесь еще важный момент: левые эсеры ждали, что они составят большинство 5-го съезда всероссийского советов. И к ним приходили с места донесения, я вот просмотрел архив ЦК левоэсеровской партии, они ожидали, что получат большинство. Они такие отзывы с мест получали, что вот нас больше, чем большевиков.

М. Соколов ― А большинства не получилось?

В. Лавров ― Но даже вот 1-го числа, съезд должен был открыться 4 июля, а 1-го числа, когда уже ситуация стала меняться, но 1 июля было такое соотношение: 250 с чем-то большевиков, левых эсеров – 230 с чем-то.

М. Соколов ― А потом там были какие-то махинации мандатной комиссии.

В. Лавров ― Там было вот что…

М. Соколов ― Там что-то сфальсифицировали большевики.

В. Лавров ― Вот что они сделали: они стали избирать… они прировняли уже в процессе выборов голоса 5 крестьян к голосу одного рабочего.

М. Соколов ― А вот она и мухлевка.

В. Лавров ― Вот. Вот такая мухлевка. И понятно, что у рабочих большая популярность большевиков, крестьяне голосовали за эсеров. Но был еще один момент, и об этом есть документы в центральном архиве эсеров, левых эсеров. Очень много фальсификаций было в Петрограде. Что делали большевики? Вот большой завод, но поскольку производство расстроилось, рубль в результате национализации банков рухнул, производства нет, рабочие разбегаются домой в деревню. Но на съезд избирали от того состава, который был, когда все было благополучно. То есть приехало от большевиков больше делегатов, чем было бы, если бы считали от… исходили из того, сколько реально было рабочих на заводах. А причем в ЦК левоэсеровском обсуждалось как? Вот что нам выступить против? И они решили это покрыть, потому что если верить левым эсерам, то по их сведениям в Петрограде очень усилились настроения в пользу конституционных демократов вот к моменту 5-го съезда, к июлю 18-го года. И левые эсеры боялись, что произойдет свержение советской власти в Петрограде. Власть перейдет к кадетам. И левые эсеры предпочли замолчать факты фальсификации большевиков, лишь бы вот советская власть, социализм развивались дальше. Вот такой момент.

М. Соколов ― Да. Ну, вот этот собственно переворот, мятеж или просто, так сказать, какое-то недоразумение не состоялся. И дальше Спиридонова, я так понимаю, попадает под арест. И вся ее жизнь, получается, сплошной арест дальше.

В. Лавров ― Хождение по мукам.

М. Соколов ― Хождение по мукам. Из ареста в ссылку, из ссылки к арестам. Так получается? Она не могла выйти из этого круга каким-то образом вот, как нас спрашивают, слившись с большевиками? Они бы, наверное, не отказались от такого человека.

В. Лавров ― Вы знаете, она перешла на позиции партии. Она говорила, что я могу ошибаться. Партия всегда права. То есть большинство правы. И поэтому она, думаю, что не могла перейти. К тому же она уже была не нужна. И левые эсеры были не нужны. Их просто громили, объявили вне закона в результате вот этого июльского вооруженного выступления левых эсеров.

В. Лавров ― Да они пытались. Они сами пытались. Сами пытались…

М. Соколов ― … коммунисты, революционные коммунисты.

В. Лавров ― Ничего из этого толком не вышло. Не вышло. Она почти все время сидела. Ну, в феврале 19-го года ей удалось бежать из кремлевской тюрьмы. Это было фантастическое вот такое приключение.

М. Соколов ― Так это для фильма для какого-нибудь – да? – сюжет. Правда? Побег из Кремля.

В. Лавров ― Так Ленин не верил, что из Кремля можно убежать. Ее искали по всем закоулкам, подвалам Кремля, найти не могли. Ее вывел один красноармеец. Она вообще неоднократно в своей жизни… ей удавалось сагитировать тех, кто был приставлен охранять ее камеру. Очевидно, она переоделась в форму красноармейца, которую ей принес распропагандированный ею красноармеец из крестьян. Какой-то документ он достал. И, видимо, она в этом мужском платье смогла выйти по другому документу какому-то из Кремля. И она была в подполье до октября 1919 года, когда ее схватили большевики, но схватили они ее вот на Тверской улице, дом 75, потому что она была в очень тяжелом состоянии. Она… У нее была дизентерия, потом тиф. И ее товарищи по партии не смогли… Она была не транспортабельна. Спасти ее не смогли. И она оказалась и в психиатрической больнице. То есть уже тогда происходило становление вот этой судебной, точнее карательной психиатрии. И вот хождение, хождение, аресты, ссылки, аресты. Но окончательно арестовали в 37-м году.

М. Соколов ― Скажи, вот как раз нас спрашивают: «Почему Спиридонова не смогла эмигрировать?» Собственно такие варианты были? Она могла уехать?

В. Лавров ― Да, такое обсуждалось за границей по ходатайству левых эсеров. Кое-кто заступился. Даже Клара Цеткин Ленину письмо написала. Просили разрешить. И она очень плохо себя, Спиридонова, чувствовала. У нее было даже психическое расстройство. Да.

М. Соколов ― Выпустить на лечение.

В. Лавров ― Ну, свобода ей нужна. Главное лечение – это свобода, потому что даже, когда она была как бы в ссылке, как бы в санатории, все равно контролировался чекистами каждый шаг. Троцкий был категорически против. Ленин был против. В общем, ее оставили. Не удалось. Она могла, может быть, вот она опять же по ходатайствам товарищей по партии, когда было ухудшение здоровья, и ее выпустили, отправилась в санаторий, в туберкулезный институт в Ялту. Это 29-30-е годы. Вот там, может быть, на лодке она могла бежать там к какому-нибудь западному кораблю, пристать…

М. Соколов ― Да за ней тоже следили там, по-моему. И потом аресты были, кстати, после этого ее пребывания…

В. Лавров ― Удалось… Удавалось ей уходить от наблюдения, могла сбежать, но предпочла не сбежать. А вот арестована она была снова в 31-м году по очень любопытному ордеру. Я этот ордер видел своими глазами. И он выдан 16 сентября 1931 года заместителем председателя ОГПУ Мессингом. Там было написано: «Арестовать всех подозрительных в Москве и окрестностях Москвы». Вот по этому ордеру, где написано «арестовать в Москве и в окрестностях Москвы» ее арестовали под Ялтой.

М. Соколов ― Да. Вот там вот в чем секрет большевиков? Потому, что все сажали. Вот.

В. Лавров ― Всех подозрительных арестовать…

М. Соколов ― Всех подозрительных…

В. Лавров ― Ну, царю такое в голову прийти не могло даже. А тут всех подозрительных арестовать. Вот.

М. Соколов ― Да. Вот Вы уже сказали о 37-м годе, и у Вас в книге этому сюжету много времени, так сказать, уделено, но вот это уфимское дело, – да? – когда были арестованы и Спиридонова и ее муж Илья Майоров. И угрожали там посадить их сына, ну, ее приемного, его собственно родного, и его отца. В общем, много всего всякого безобразия, так сказать, которое было в 37-м году. Вот там есть, Вы цитируете ее показания и письмо. Можно ли этим показаниям доверять, где она говорит о частичном принятии советской власти? Вот в виде большевизма, – да? – и коллективизация, в общем, не так уж плохо, и индустриализация – не так уж плохо, и так далее.

В. Лавров ― Она понимала, что для нее это кончится трагически и написала очень большое заявление в секретный архив госбезопасности. И он там и валялся, пока я не пришел в Центральный архив КГБ в 1991 году. То есть вот в машинописном варианте ее заявление – это более ста страниц. Там рассказывается действительно, что происходило с левоэсеровской партией, с ней…

М. Соколов ― Она всю жизнь свою рассказала.

В. Лавров ― Вот то, что она поддержала коллективизацию – вот это очень такой момент даже не вполне ясный. То есть, конечно, она пишет, что у нее не было связи с деревней никакой. Но в то же время, когда она была в ссылке вместе с Майоровым в Ташкенте, вот в самом конце 20-х годов, Майоров работал в Наркомземе. И он по воспоминаниям очень критически относился к методам, которыми большевики проводят коллективизацию. То есть она, конечно, не могла не быть в курсе, по крайней мере вот на 29-30-й год. Ну, вот может быть, она как-то увлеклась скорее Конституцией сталинской. Она ее…

М. Соколов ― Да, про Конституцию она…

В. Лавров ― Она ее серьезно восприняла, что вот какие-то свободы…

М. Соколов ― … воспринимают, что думают, что как раз репрессии 37-го года связаны с выборами по этому Конституции. Якобы. Вот такое выдумывают странное. Как будто большой террор – это вот для того, чтобы выборы правильно провести.

В. Лавров ― Спиридонова в 1-ю очередь была социалисткой, крестьянским лидером – уже во 2-ю очередь. Все-таки она убежденная социалистка, настоящая социалистка. Она такой и умерла. По-своему это даже вызывает уважение. Это… Она такая.

М. Соколов ― И погибла она в 41-м году.

В. Лавров ― Да.

М. Соколов ― Жуткая история.

В. Лавров ― Жуткая история. Составили список, кого расстрелять в орловской тюрьме – 170 человек…

М. Соколов ― Берия составил.

В. Лавров ― По решению Берии и Кобулова. Там 2 других человека составляли, чекиста. Все абсолютно с потолка. Никакой там контрреволюционной деятельности не было вообще. Сталин это одобрил.

М. Соколов ― Автограф есть.

В. Лавров ― Автограф есть. Да. Все эти документы я видел. Любопытно, что вот 3 человека, которые участвовали в этом преступлении – это Ульрих, который возглавлял коллегию… военную коллегию Верховного суда. Он был жив на 90-й год. 1990-й. 2 человека, которые вот с потолка обвинили людей в том, что они вели какую-то преступную деятельность, они тоже были на 90-й год живы. Против них было заведено уголовное дело. Но прокуратура решила, что никто не виноват. Дело уголовное закрыли. То есть 3 преступника, имена которых известны… Известно, и кто расстреливал. Никто не был привлечен ни к какой ответственности. Все покрыто.

М. Соколов ― И могила не найдена.

В. Лавров ― Да. Что сделали большевики, чекисты? Откопали деревья, расстреляли, свалили, посадили деревья заново на это же место. Растет лес. Вот где расстреляли, где-то здесь. Вот Медведевский лес.

М. Соколов ― 170 человек. Вот последний вопрос, который тоже у меня просили задать. А можно ли снять про Марию Спиридонову фильм, который бы обсуждался не менее горячо, чем вот ждущий нас фильм о романе императора и Матильды Кшесинской.

В. Лавров ― В фильме о Матильде очень много того, что не соответствует исторической правде. А вот судьба Спиридоновой, она изложена мной по документам вот в этой вот книге. Можно снять увлекательнейший и полезный… полезный фильм.

М. Соколов ― А, кстати говоря, ну, еще тут парочка вопросов уже от слушателей. А чем все-таки была Спиридонова опасна так… так опасна для Сталина?

В. Лавров ― Для Сталина? Он убирал всех людей, смеющих свои суждения иметь, смеющих какие-то самостоятельные поступки предпринимать, даже если такой человек сидел в тюрьме. Вот все равно убивал.

М. Соколов ― А была ли Мария Спиридонова знакома с Фанни Каплан?

В. Лавров ― Так они вместе сидели на каторге. Есть и фотографии, где они вместе. Были знакомы. И она, кстати, Спиридонова была против расстрела Фанни Каплан.

М. Соколов ― То есть писала Ленину, по-моему. Да?

В. Лавров ― Да, да. Что это большая, большая ошибка.

М. Соколов ― Ну, что ж? Мы сегодня поговорили о судьбе Марии Спиридоновой. Нашим гостем был Владимир Лавров, доктор исторически наук, профессор и автор 1-й биографии героини нашей передачи. Вот эта собственно книга называется «Мария Спиридонова. Террористка и жертва террора». Ну, что ж? Читайте. Фильма пока нет. Вот. А про «Матильду» мы поговорим как-нибудь, уже когда фильм выйдет. Всего вам доброго! Передачу вел Михаил Соколов.

В. Лавров ― Спасибо.

М. Соколов ― Всего доброго!

СПИРИДОНОВА, МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА (1884–1941) – русская политическая деятельница начала 20 в., одна из лидеров партии левых эсеров.

Рожденная 16 октября 1884 в Тамбове в дворянской семье дочь коллежского советника, Спиридонова уже в гимназии включилась в работу тамбовской эсеровской организации. В 1902 уйдя из 8-го класса (возможно, исключенная за политическую неблагонадежность), работала конторщицей в губернском дворянском собрании. С 1905 член боевой дружины; тогда же была в первый раз арестована за участие в антиправительственной демонстрации.

16 января 1906 по решению Тамбовского комитета эсеров совершила террористический акт, смертельно ранив жандармского полковника, начальника охранного отряда Г.Н.Луженовского, усмирителя крестьянских волнений в Тамбовской губернии. В полицейском участке она была раздета донага, подверглась истязаниям и затем в вагоне по пути в Тамбов надругательствам офицеров. Дело Спиридоновой получило общественный резонанс и международную огласку. 12 марта 1906 московский военно-окружной суд приговорил ее к смертной казни через повешение, замененной бессрочной каторгой; она отбывала ее в Акатуе и Нерчинске. После Февральской революции 1917 освобождена по распоряжению министра юстиции А.Ф.Керенского.

После этого Спиридонова организовала в Чите эсеровский комитет, стоявший на позициях интернационализма и максимализма. До середины мая 1917 она принимала участие в работе читинского Совета рабочих и солдатских депутатов. 13 мая после речи Спиридоновой исполком этого Совета принял решение о ликвидации Нерчинской каторги, на которой она ранее находилась.

31 мая приехала в Москву как делегат Забайкальской обл. на 3-й съезд партии эсеров. Войдя в состав оргбюро левого крыла партии, работала в ее Петроградской организации, выступала в воинских частях, среди рабочих, призывая прекратить войну, передать землю крестьянам, а власть – Советам. Сотрудничала с газетами «Земля и воля», «Знамя труда», была редактором журнала «Наш путь».

В августе 1917 Совет эсеровской партии включил Спиридонову в список обязательных кандидатов на выборах в Учредительное Собрание. Во время мятежа Л.Г.Корнилова пыталась наладить связь с социал-демократами, критиковала позицию своей партии, публично заявляя, что спасение революции – в переходе власти к рабочим и крестьянам.

В сентябре 1917 избрана делегатом Петросовета. Участвовала в работе Демократического совещания, осудив коалицию с кадетами («Долой коалицию, и да здравствует власть народа и революции!»). Как представитель Совета крестьянских депутатов (избрана в начале лета 1917) вошла в Предпарламент (Временный Совет Российской Республики), избрана гласным петроградской городской думы

В дни Октябрьский революции находилась в Петрограде, 25–26 октября присутствовала на заседании II Съезда Советов. Как утверждала Н.К.Крупская, за «пару часов до открытия съезда» В.И.Ленин пытался убедить ее войти в правительство, но получил отказ. Считая возможным сотрудничество с большевиками, поскольку за ними «идет масса, выведенная из состояния застоя», Спиридонова считала временным влияние большевиков на эту массу. Дворянка по происхождению, она оправдывала озлобление народа «только во время баррикадных боев». На II Съезде была избрана в Президиум, работала в в крестьянской секции ВЦИК России. Писатель Джон Рид называл ее «самой популярной и влиятельной женщиной в России».

Выступала за созыв особого Всероссийского съезда левых эсеров, 28 октября вошла во Временное Центральное Оргбюро левых эсеров. 11 ноября Чрезвычайный Всероссийский съезд советов крестьянских депутатов избрал Спиридонову своим председателем, спустя 10 дней на новом съезде, расколовшем делегатов, она возглавила исполком левого крыла (правое возглавил В.М.Чернов).

Когда в ноябре-декабре 1917 левые эсеры вошли в Совнарком, поддержала это решение: «Пусть единая революционная демократия выступает единым фронтом. Оставим наши споры... Да здравствует братский союз рабочих, солдат и крестьян!». Тем не менее, она не стала народным комиссаром, считая работу в своей партии более важной.

В январе 1917 была избрана почетным председателем 1-го Всероссийского съезда профсоюзов. Выступала за созыв объединенного Съезда советов крестьянских, рабочих и солдатских депутатов.

В дни заключения Брестского мира (март 1918) поддерживала Ленина, выступала за заключение мира на любых условиях, считая неприемлемым «ведение революционной войны во имя мировой революции». В мае-июне 1917 категорически опротестовала декреты ВЦИК о продовольственной диктатуре, подменившей уравнительную «социализацию» земли ее национализацией, учредившей продотряды и создававшей комбеды, выступала против введения смертной казни, резко осудила внешнюю политику СНК. Она последней из левых эсеров перешла в оппозицию большевикам и стала выступать против Брестского мира, который ранее поддерживала, поскольку после его заключения началось формирование белой Добровольческой армии и гражданская война.

Активно участвовала в левоэсеровском мятеже 6–7 июля 1918, была арестована и отправлена на гауптвахту в Кремль. По этому поводу заметила: «я двенадцать лет боролась с царем, а теперь меня большевики посадили в царский дворец». Оттуда сумела передать на волю Открытое письмо ЦК партии большевиков , обвиняя большевиков в узурпации власти, превращении советов в номинальный орган и осуждая террор. Называла политику Ленина, Я.М.Свердлова, Л.Д.Троцкого «подлинной контрреволюцией».

В ноябре 1918 Верховный ревтрибунал при ВЦИК приговорил Спиридонову к году тюрьмы, но приняв во внимание «особые заслуги перед революцией», амнистировал и освободил ее. Она продолжила активную деятельность против «олигархии большевиков» и в феврале 1919 была снова арестована, изолирована от политической и общественной деятельности на год и препровождена в Кремлевскую больницу. Оттуда бежала с помощью эсеровского ЦК, находилась на нелегальном положении.

В 1920 снова была арестована, содержалась в лазарете ВЧК и в тюремной психиатрической лечебнице. Была отпущена под поручительство одного из руководителей эсеров, заявившего, что она никогда не будет заниматься политической деятельностью.

Жила в пос. Малаховка (под Москвой) под надзором ВЧК. В 1923 неудачно пыталась бежать за границу, была осуждена на 3 года ссылки. Там заболела туберкулезом, материально нуждалась, живя в Самарканде, затем в Уфе.

В 1937 была арестована и приговорена к 25 годам тюремного заключения. Отбывала срок в Ярославской и Орловской тюрьмах.

11 сентября 1941 по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР была расстреляна во время эвакуации заключенных в Медведевском Лесу, близ Орла. В 1990 реабилитирована по делу 1941, в 1992 – по делам 1918, 1923 1924, 1937.

Наталья Пушкарева

Безбережьев Сергей Викторович — кандидат исторических наук, доцент Петрозаводского университета.

57 лет жизни Спиридоновой были насыщены событиями удивительными, трагичными, полными революционного пафоса. Террористка в 1906 г.; каторжанка в 1906 — 1917 гг.; влиятельный политический деятель, лидер партии левых социалистов-революционеров (ПЛСР) в 1917- 1918 гг.; с 1918 по 1941 г. (с небольшими перерывами) — в советских тюрьмах и ссылке. Судьба ее была типичной для многих русских социалистов, проигравших политическую борьбу в 1917 — 1920 гг., а затем уничтоженных в ходе репрессий 20 — 30-х годов.

Весьма солидная по объему политическая биография Спиридоновой появилась на Западе еще при ее жизни. Время от времени там выходили и другие, посвященные ей публикации 1 . В советской печати небольшие материалы о ней стали появляться совсем недавно 2 .

Спиридонова родилась 16 октября 1884 г. в Тамбове. Ее отец, Александр Алексеевич, имел чин коллежского секретаря и относился к тому слою дворян со скромным достатком, которые добывали средства к существованию службой в губернских учреждениях. Мать, Александра Яковлевна, занималась домашним хозяйством и детьми, которых в семье было четверо: Евгения, Мария, Юлия и Николай. Благодаря хорошему домашнему образованию Марию в 1895 г. приняли сразу во 2-й класс Тамбовской женской гимназии. 2 июня 1901 г. ей был выдан аттестат, в котором было записано, что она «удостоена звания ученицы, окончившей полный курс обучения». После этого Мария поступила в 8-й, дополнительный, класс. Но уже 14 февраля 1902 г. педагогический совет гимназии рассмотрел заявление; Спиридонова писала: «По расстроенному здоровью и домашним обстоятельствам я желаю прекратить занятия в VIII классе гимназии, почему покорнейше прошу Педагогический Совет возвратить мои документы» 3 . Она стала работать конторщицей в Тамбовском губернском дворянском собрании 4 .

Первые шаги в революцию Мария сделала в 1900 — 1901 годах. Еще в 6-м классе гимназии примкнула к тамбовской эсеровской организации, а затем стала членом боевой дружины 5 . Одним из организаторов эсеровского движения в Тамбовской губернии был В. М. Чернов, будущий теоретик и лидер партии социалистов-революционеров (ПСР), отбывавший в Тамбове ссылку в 1895 — 1898 годах. Но тогда пути его и Спиридоновой еще не пересеклись. С эсерами Мария познакомилась лишь через два года после его отъезда в эмиграцию. Поэтому он, перечисляя наиболее запомнившихся ему молодых тамбовских неонародников, Спиридонову не упоминает 6 .

Первый раз Мария была арестована за участие в демонстрации молодежи в Тамбове 24 марта 1905 года. После непродолжительного разбирательства в полиции ее отпустили 7 . Второй арест, 16 января 1906 г., был связан с террористическим актом против тамбовского губернского советника Г. Н. Луженовского, приговоренного местной организацией эсеров еще в октябре 1905 г. к смертной казни за жестокое усмирение крестьянских выступлений и за организацию в Тамбове «черной сотни» 8 .

Спиридонова сама вызвалась осуществить эту акцию. Она выслеживала Луженовского на железнодорожных станциях и в поездах несколько дней и 16 января 1906 г. на ст. Борисоглебск увидела его из окна вагона. Вокруг не было, как обычно, кольца из казаков- охранников. Мария начала стрелять с вагонной площадки из револьвера, который держала в муфте, обернутой платком, потом спрыгнула на перрон и продолжала вести огонь, меняя позицию. Когда Луженовский упал 9 , она в нервном припадке закричала: «Расстреляйте меня!» Сбежавшиеся охранники увидели девушку с револьвером, который она подносила к виску. Стоявший рядом казак ударил ее прикладом по голове. Она упала…

Допрос сопровождался избиениями и гнусными издевательствами над раздетой донага Спиридоновой. Заключительным актом стало надругательство над девушкой в вагоне по пути в Тамбов. Врач, освидетельствовавший Спиридонову в тюрьме, нашел у нее многочисленные синяки и кровоподтеки, полосы от ударов нагайками на коленях и бедрах, гноящуюся полосу на лбу, распухшие от ударов губы, сильно поврежденный левый глаз 10 . До самой смерти давали знать о себе отбитые легкие, а нервное потрясение наложило отпечаток на характер, позднее позволявший некоторым лицам называть ее «истеричкой», «кликушей» и т. п. Доставленная в тюрьму в сильном бреду, она полтора месяца не поднималась с койки. Но к жизни в заключении подготовилась заранее: при обыске у нее нашли порошок, которым она собиралась травить тюремных мышей.

Актом большого общественного значения стало открытое письмо Спиридоновой, опубликованное в газете «Русь» (1906, N 27). В нем она описала обстоятельства покушения на Луженовского и достаточно откровенно поведала об истязаниях, которым подверглась. На всю Россию, еще не остывшую от бурного 1905 года, прозвучали ее слова: «В полном согласии с этим приговором (эсеров Луженовскому. — С. Б.) и в полном сознании своего поступка я взялась за исполнение этого приговора… Если убьют, умру спокойно и с хорошим чувством в душе». Полиция считала, что письмо переправила на волю Юлия, сестра Марии. После очередного ее свидания с Марией 19 февраля 1906 г. у нее было найдено еще одно письмо. Юлию арестовали. Была схвачена также третья сестра, Евгения, потом оправданная военным судом. Правая печать пыталась скомпрометировать письмо и его автора. Тогда редакция «Руси» отправила в Тамбов для проверки фактов своего сотрудника Владимирова, сыгравшего немалую роль в судьбе Спиридоновой и ставшего позднее автором книги о ней. Уже тогда она производила сильное впечатление на окружающих. Ее адвокат, видный деятель партии кадетов Н. В. Тесленко, при первом же свидании увидел в подзащитной личность «психического типа высокой пробы» 11 .

Истинному следствию по делу Спиридоновой мешали сверху. Делалось все, чтобы скрыть правду об истязаниях. Военное ведомство не желало подробного разбирательства, так как в деле были замешаны армейские офицеры. Выездная сессия Московского окружного военного суда рассмотрела его за три часа при закрытых дверях 12 марта 1906 г. в Тамбове. Вторым адвокатом был назначенный судом военюрист А. П. Филимонов. Обвинение выставило двух свидетелей: борисоглебского исправника и врача, оказавшего помощь Луженовскому. После того, как был прочитан обвинительный акт, Спиридонова дала подробные объяснения. В этой, пожалуй, первой в ее жизни политической речи Мария говорила о значении манифеста 17 октября 1905 г., жестоком усмирении выступлений крестьян в Тамбовской губернии, зверствах Луженовского, задачах партии эсеров, издевательствах жандармов. Яркую речь произнес Тесленко. Всей стране стали известны его слова: «Перед вами не только униженная, больная Спиридонова. Перед вами больная и поруганная Россия». Мария была приговорена к смертной казни через повешение. Решение подлежало утверждению и. о. командующего войсками Московского военного округа В. Г. Глазова.

16 дней провела Мария в ожидании утверждения приговора и впоследствии описывала ощущения, которые испытала в камере смертников: «Ни для кого в течение ряда последующих месяцев этот приговор не обходился незаметно. Для готовых на него и слишком знающих, за что умирают, зачастую состояние под смертной казнью полно нездешнего обаяния, о нем они всегда вспоминают, как о самой яркой и счастливой полосе жизни, полосе, когда времени не было, когда испытывалось глубокое одиночество и в то же время небывалое, немыслимое до того любовное единение с каждым человеком и со всем миром вне каких-либо преград. И, конечно, это уже самой необыкновенностью своей, пребыванием между жизнью и могилой, не может считаться нормальным, и возврат к жизни зачастую встряхивал всю нервную систему» 12 .

Из камеры она отправила несколько писем товарищам на волю. Не лишенные некоторой рисовки, они все же дают определенное представление о ее мировоззренческих идеалах. «Моя смерть, — писала она, — представляется мне настолько общественно-ценною, что милость самодержавия приму как смерть, как новое издевательство. Если будет возможно и убьют не скоро, то постараюсь быть вам полезной, хотя бы вербованием союзников». Из другого письма: «Принадлежность к партии социалистов-революционеров понимается мною не только как безусловное признание ее программы и тактики, а гораздо полнее. По- моему, это значит отдать свою жизнь, все помыслы и чувства на осуществление идей партии в жизни; это значит каждой минутой своей жизни распоряжаться так, чтобы дело от этого выигрывало» 13 .

Готовность к самопожертвованию, вера в партийные идеалы, основанная скорее на чувствах и эмоциях, чем на основательном знании теории, революционный фанатизм — вот черты, которые выделяли Спиридонову в эсеровской среде и давали повод не только для восхищения, но и подозрений в возвеличивании собственной персоны. В те 16 дней Мария, как всякий человек, испытывала страх перед смертью и боязнь революционера недостойно повести себя на эшафоте. К этому она готовилась и однажды соорудила на тюремном столике из шпилек что-то наподобие виселицы. Подвесила на нее тонким волоском фигурку из хлебного мякиша и, задумавшись, подолгу сидела напротив, время от времени раскачивая «человечка» 14 . 28 марта ей сообщили о замене смертной казни бессрочной каторгой. Если верить письмам Спиридоновой, это сообщение ее разочаровало: милостей от самодержавия она не хотела.

Перед отправкой на каторгу Спиридонову привезли 25 мая в Москву и поместили в Пугачевскую башню Бутырской тюрьмы. Уважение к юной террористке засвидетельствовали в своем письме находившиеся там в то время знаменитые шлиссельбуржцы Е. С. Созонов, П. В. Карпович, Ш. В. Сикорский: «Вас уже сравнили с истерзанной Россией, и вы, товарищ, несомненно — ее символ. Но символ не только измученной страны, истекающей кровью под каблуком пьяного, измученного казака, вы — символ еще юной, восставшей, борющейся, самоотверженной России. И в этом — все величие, вся красота дорогого вашего образа» 15 . В июне 1906 г. Мария, а вместе с ней ее будущие подруги по каторге Л. Езерская, М. Школьник, А. А. Измайлович, Р. Фиалка и А. А. Биценко в специальном вагоне были отправлены на далекую, печально знаменитую Нерчинскую каторгу. Этот «переезд» происходил в обстановке, весьма далекой от обычного этапирования государственных преступников. Революция в Сибири еще не была усмирена. Каторжный вагон на многих станциях встречали с красными флагами и цветами. Популярность Спиридоновой была огромной 16 .

Режим Акатуевской тюрьмы, одной из семи тюрем Нерчинской каторги, оставался до 1907 г. весьма либеральным. Настроение у политзаключенных (25 — 30 эсеров, 3 — 4 социал-демократа, несколько анархистов) было бодрое. В пределах каменных стен тюрьмы они пользовались автономией. Обычным явлением были диспуты, лекции, кружки, газеты, книги. Попав на каторге в среду профессиональных революционеров, Спиридонова именно там начала по-настоящему проходить свои университеты. Наибольший авторитет у нее завоевал Г. А. Гершуни, легендарный руководитель Боевой организации ПСР 17 . На его лекции по истории русского революционного движения собиралась вся тюрьма, из-за ворот приходил надзор, и даже начальство позволяло себе выяснять у лектора какие-то интересные детали. Большое влияние на развитие теоретических взглядов и морально-этических представлений Спиридоновой оказал один из самых популярных деятелей ПСР, Егор Созонов. Их встречи, а затем дружеская переписка продолжались вплоть до его трагической кончины 27 ноября 1910 года.

В январе 1907 г. администрация приняла решение переселить заключенных женщин в Мальцевскую каторжную тюрьму. Там Мария содержалась до 1911 года. Бывший начальник конвойной команды Г. Чемоданов вспоминал, как «всякое начальство по приезде на каторгу непременно хотело увидеть ее достопримечательности, к числу которых оно относило и Спиридонову» 18 . Мальцевская тюрьма, в которой в 1906 — 1911 гг. содержались 36 эсерок, 13 анархисток, 5 большевичек, 2 меньшевички и др., представляла собой одноэтажные деревянные постройки за каменной оградой. В камерах было сыро и холодно. Питались заключенные скверно. Зато они «и подобия каторжного режима не видали в ту пору (до 1911 года, когда их перевели в Акатуй на исправление)» 19 .

Каторжницы много занимались самообразованием. Подруга Спиридоновой И. К. Каховская вспоминала: «Книги, конечно, были главным содержанием жизни, ее оправданием, смыслом, целью. Мы получали их в достаточном количестве с воли, главным образом научные, и подобрали небольшую, но ценную библиотеку по разным отраслям знания» 20 . Занятия, в том числе по естествознанию и иностранным языкам, продолжались иногда до 12 часов ночи. То был заметный этап подготовки Спиридоновой к будущей политической деятельности.

Но сказывалось и пережитое. Мария очень часто болела, порой «впадала в бредовое состояние и целыми сутками лежала в забытьи без сознания» 21 . Требовалось серьезное лечение. Заключенные Горно-Зерентуйской тюрьмы, где имелась больница, объявили голодовку и добились перевода больной к ним. «День ее приезда остался одним из ярких моментов в жизни Горного Зерентуя» 22 . Осенью 1907 г. эсеровская эмиграция получила письмо Спиридоновой с просьбой организовать ее побег. Для этого В. Н. Фигнер было поручено достать 4 тыс. руб., доктору А. Ю. Фейту — подыскать исполнителя, способного вывезти Марию. Вызвался один из эмигрантов, А. Сперанский. Однако обе попытки, предпринятые им в 1909 — 1910 гг., оказались неудачными, а отважный юноша поплатился 5-летней ссылкой в Якутскую губернию 23 .

Освобождение пришло лишь с Февральской революцией. 3 марта 1917 г. начальник Акатуевской тюрьмы сообщил политзаключенным, что по распоряжению министра юстиции А. Ф. Керенского освобождаются в первую очередь эсерки А. А. Биценко, А. А. Измайлович, Ф. Е. Ройблат (Каплан), М. А. Спиридонова, Н. А. Терентьева, А. Я. Тебенькова (Пирогова), А. Шенбург и В. В. Штальтерфот. Потом к ним добавили анархисток А. Шумилову и П. И. Шакерман 24 .

Оказавшись уже 8 марта в Чите, Спиридонова сразу же приступила к активной политической работе: в контакте с местной эсеровской группой, выпускавшей с 17 марта газету «Народное дело», повела пропаганду, подписывала воззвания к населению об оказании помощи политкаторжанам, выступала с докладами на заседаниях исполкома Читинского Совета рабочих и солдатских депутатов. После ее речи 13 мая исполком принял решение о ликвидации Нерчинской каторги 25 . С левым крылом эсеров, появившимся еще в 1915 г., а в 1917 г. активно заявившим о себе на II Петроградской конференции ПСР, Спиридонова установила контакты еще в Чите, твердо став на интернационалистские позиции. Вспоминая о своей встрече там с товарищем по каторге С. Фарашьянцем, она отмечала, что «его изрядно напугал мой интернационализм» и «ставка на социалистическую революцию» 26 .

Во второй половине мая Спиридонова выехала в Москву. Вместе с А. М. Флегонтом, Каховской и Биценко она должна была представлять эсеров Забайкальской области на III съезде ПСР. 31 мая они появились на заседании съезда. Председательствующий Н. С. Русанов объявил, что среди делегатов находятся Спиридонова, Биценко, Терентьева, Каховская и Л. П. Орестова, имена которых «принадлежат к самым светлым и благородным явлениям русской революции», и пригласил их в почетный президиум. В памяти делегатов съезда был еще жив образ девушки, не побоявшейся открыто выступить против зла и несправедливости. Но как политического деятеля Спиридонову пока не признавали. Она не была избрана в состав ЦК ПСР, хотя такое предложение было внесено. Сразу после съезда при выборах исполкома на I Всероссийском съезде Советов крестьянских депутатов из 1115 делегатов (в том числе 537 эсеров) за нее было подано лишь 7 голосов.

Вместе с М. А. Натансоном, П. П. Прошьяном и Б. Д. Камковым Спиридонова играет одну из главных ролей в левоэсеровской оппозиции 27 . В состав Оргбюро левого крыла ПСР она вошла еще в ходе ее III съезда и вскоре активно включилась в работу Петроградской организации. Контактировала с редакцией петроградской «Земли и воли», где еще весной 1917 г. сосредоточилась часть левоэсеровского ядра. Часто выступала на предприятиях и в воинских частях. Ее эмоциональные речи с призывами к прекращению войны и немедленной передаче земли крестьянским комитетам, а власти — Советам имели большой успех. В июльские дни В. И. Ленин уже выделял Спиридонову как наиболее яркого лидера левого крыла эсеров. «Колебания у эсеров и меньшевиков выражаются в том, что Спиридонова и ряд других эсеров высказываются за переход власти к Советам», — писал он в статье «Три кризиса» 28 .

К концу лета 1917 г. влияние левых в ПСР возросло. ЦК партии был вынужден 11 августа опубликовать в своем печатном органе «Дело народа» резолюцию левоэсеровского меньшинства, предложенную VII Совету ПСР, с осуждением политики коалиционного правительства и требованием, чтобы партия сняла с себя ответственность за деятельность в нем ее представителей. 16 и 17 августа к левоэсеровской резолюции присоединился Петроградский губернский съезд партии. Там Спиридонова выступила с речью «О современном моменте». В сентябре такое же решение приняла VII Петроградская губернская конференция ПСР, тоже при активном участии Спиридоновой 29 . В те дни из 45 тыс. эсеров Петрограда 40 тыс. перешли на левые позиции 30 . В левоэсеровском по составу Петроградском горкоме ПСР в числе его 12 членов оказалась и Спиридонова. Вместе с Камковым она стала заместителем председателя комитета. Одновременно ее избрали в редколлегию левоэсеровской газеты «Знамя труда», а 15 сентября 1917 г. — депутатом Петросовета 31 .

К тому времени она приобрела уже известность и как публицист. Ее печатные материалы, часто появлявшиеся в редактируемом ею журнале «Наш путь», не претендовали на глубокую теоретическую разработку программы и тактики эсеров. Они отличались политическим прагматизмом и резкой критикой любых отступлений от революционной «чистоты былых эсеровских догм». Недаром Ленин называл левых эсеров «верными хранителями учения, программы и требований социалистов-революционеров» 32 . Но борьба Спиридоновой против правоцентристской части руководства ПСР не была направлена на раскол ПСР. Спиридонова и ее товарищи стремились лишь к укреплению своих позиций внутри партии, к привлечению на свою сторону большинства ее членов. В одной из статей Спиридонова писала: «Мы, меньшинство, оставаясь в партии,.. объявляем идейную борьбу за преобладание в партии» 33 . Создать отдельную партию левые эсеры решились только в ноябре 1917 года.

На Демократическом совещании, созванном Временным правительством в сентябре с целью стабилизации политического положения, Спиридонова выступала как делегат от ЦИК Советов крестьянских депутатов. 18 сентября она произнесла речь, встреченную бурными аплодисментами. Ее отношение к главному тогда вопросу — о власти — было однозначно выражено призывом: «Долой коалицию, и да здравствует власть народа и революции!» 34 . В рамках Демократического совещания Спиридонова еще не призывала к передаче власти Советам, она считала возможным образование антибуржуазного правительства под контролем Демократического совещания и вошла в Предпарламент как одна из 38 представителей от ЦИК Советов крестьянских депутатов 35 . Но когда стало ясно, что Демократическое совещание не оправдывает ожиданий трудящихся, Спиридонова и все левые эсеры покинули Предпарламент и начали ориентироваться исключительно на Советы. Левоэсеровская газета «Знамя труда», в редколлегию которой входила Спиридонова, резко выступила против правых эсеров и стала публиковать требования о созыве II Всероссийского съезда Советов для решения вопроса об «организации жизни страны», причем Советы назывались единственной организацией, выражающей «политическую волю демократии».

В условиях общенационального кризиса большевики, как известно, взяли курс на вооруженное восстание. Важное значение при этом имела позиция левых эсеров. Ленин, прогнозируя новую ситуацию в сентябре 1917 г., полагал, что сторонники Спиридоновой (как и меньшевики-интернационалисты, сторонники Ю. О. Мартова) поддержат восстание 36 . Действительно, в октябре левые эсеры вошли в Петроградский ВРК и активно участвовали в Октябрьском вооруженном восстании. Они в отличие от меньшевиков и правых эсеров остались на II Всероссийском съезде Советов, голосовали за декреты о мире и о земле, вошли в состав ВЦИК (23 человека, в том числе Спиридонова) 37 . Но их позиция была непоследовательной и колеблющейся. Это проявилось и в отказе левых эсеров войти в состав Советского правительства. Переговоры большевиков 26 октября с Б. Д. Камковым, В. А. Карелиным и В. Б. Спиро, которым было предложено совместно создать исполнительную власть, оказались безрезультатными.

Очевидно, те же вопросы затрагивались и в беседе Ленина со Спиридоновой, состоявшейся в тот же день, за два часа до открытия второго заседания II Всероссийского съезда Советов. Крупская вспоминала: «В памяти осталась обстановка этого совещания. Какая-то комната в Смольном, с мягкими темно-красными диванчиками. На одном из диванчиков сидит Спиридонова, около нее сидит Ильич и мягко как-то и страстно в чем- то ее убеждает» 38 . Левые эсеры выступили тогда за создание «однородного революционного правительства» из представителей всех социалистических партий — от большевиков до народных социалистов. Спиридонова, по всей видимости, разделяла эту идею. Во всяком случае, когда в ходе переговоров со Всероссийским исполкомом профсоюза железнодорожников всплыл вариант образования «Народного Совета», то в выделяемый для него «кабинет министров» предлагалось ввести и Спиридонову как министра государственного призрения 39 .

Спиридонова, хотя и не принимала тактики большевиков, осознавала необходимость сотрудничества с ними. «Как нам ни чужды их грубые шаги, — говорила она на I съезде партии левых эсеров 21 ноября 1917 г., — но мы с ними в тесном контакте, потому что за ними идет масса, выведенная из состояния застоя». Она считала, что влияние большевиков на массы носит временный характер, поскольку у большевиков «нет воодушевления, религиозного энтузиазма,.. все дышит ненавистью, озлоблением. Эти чувства… хороши во время ожесточенной борьбы и баррикад. Но во второй стадии борьбы, когда нужна органическая работа, когда нужно создавать новую жизнь на основе любви и альтруизма, тогда большевики и обанкротятся. Мы же, храня заветы наших борцов, всегда должны помнить о второй стадии борьбы» 40 .

Такой стадией, по мнению Спиридоновой, станет «социальная революция», которая «зреет и скоро вспыхнет», но получит шансы на успех лишь в случае, если превратится в мировую. Октябрьская революция как «политическая» есть лишь начало революции мировой. «Капитализму у нас нанесен сильный удар, — говорила Спиридонова, — расчищены пути для проведения социализма. В Западной Европе наступили все материальные условия, но нет вдохновляющей идеологии, чего у нас так много… Победа будет обеспечена, если она будет идти под знаменем Интернационала» 41 . Спиридоновские оценки характера и перспектив Октябрьской революции мало чем отличались от традиционных левоэсеровских представлений. Некоторым диссонансом, пожалуй, прозвучало признание ею «социалистического характера» Октябрьской революции в речи 14 декабря 1917 г. на Всероссийском съезде железнодорожников 42 .

Советы она характеризовала как «самое полное выражение народной воли». Сопоставляя их с западноевропейскими парламентами, сравнивая «советскую» и «буржуазную» демократии, она выбирала Советы: «Путем парламентской борьбы мы не можем прийти к социализму» 43 . В то же время Спиридонова скептически относилась к возможностям Совнаркома: «Демократия напрасно надеется, что правительство может спасти революцию и страну. Никакое правительство не может этого сделать, только сам народ собственными силами в состоянии спасти себя. Если народ сам не сорганизуется, то сверху «декретами» помочь нельзя. Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов должны брать власть в свои руки и проводить в жизнь новые, народные законы» 44 .

Вплоть до провозглашения 18 ноября 1917 г. левоэсеровским совещанием себя Первым съездом ПЛСР Спиридонова питала надежду на завоевание левыми большинства в ПСР. В речи на I съезде ПЛСР Спиридонова 21 ноября призвала вспомнить старые традиции, резко критиковала официальное партийное руководство за то, что партия перестала иметь «идеальный, интимный характер чистоты и святости первых организаций» и стала «государственной партией», в которую входят лица, «чуждые социализму». Выборы ЦК ПЛСР показали, что Спиридонова, Натансон и Камков — признанные лидеры этой партии.

В те ноябрьские дни Спиридонова выполняла важнейшую для левых эсеров задачу по завоеванию на их сторону крестьянского большинства на Чрезвычайном и II Всероссийском съездах крестьянских депутатов. «Нам необходимо как молодой партии, — говорила Спиридонова I съезду ПЛСР, — завоевать крестьянство. Первым пробным камнем является этот съезд» (II Всероссийский съезд крестьянских депутатов. — С. Б.) 45 . Ставка на Спиридонову была сделана левоэсеровским ЦК не случайно. К ореолу великомученицы она к тому времени сумела прибавить, во многом благодаря характерному для ее политической практики популизму, известность эмоционального оратора, публициста и политического деятеля, отстаивающего крестьянские интересы. Дж. Рид называл ее в тот момент «самой популярной и влиятельной женщиной в России» 46 . Показательно, что Спиридонова была избрана председателем обоих крестьянских съездов. Чрезвычайный и II Всероссийский крестьянские съезды, а затем ЦИК и крестьянская секция ВЦИК были главной ареной политической деятельности Спиридоновой в конце 1917 — начале 1918 года.

Блок большевиков и левых эсеров, сложившийся в ноябре — декабре 1917 г., имел важное значение для укрепления Советской власти. В Совнарком от левых эсеров вошли соратники Спиридоновой П. П. Прошьян, И. З. Штейнберг, А. Л. Колегаев, В. Е. Трутовский, В. А. Карелин, В. А. Алгасов. Сама она не стала народным комиссаром, так как ЦК ПЛСР посчитал ее работу в ЦИК более важной. После становления блока с большевиками Спиридонова относится более лояльно к Октябрьской революции, которая произошла, по ее словам, «быть может не в тех принципиальных рамках, о которых мечтали интернационалисты», и «многое, быть может, подлежит критике», но в отношении этой революции «нет места ни одному слову осуждения» 47 .

Правые эсеры называли Спиридонову «сектанткой до корня волос», обвиняли в пренебрежении к Учредительному собранию; в том, что интересы крестьянства для нее менее важны, чем интересы международной революции; что она проводит линию подчинения народных масс большевикам: «Побратавшись с «Советами народных комиссаров», вы из всех сил стараетесь притянуть крестьян к Смольному и тем самым поставить крестьянскую печать на декреты гг. большевистских комиссаров» 48 . Отношение правых социалистов к Спиридоновой проявилось и в первый день работы Учредительного собрания, когда при выборах его председателя за Спиридонову проголосовали 153 (в том числе большевики), а за Чернова — 244 депутата 49 . 6 января Учредительное собрание было распущено, а в Петрограде разогнана с применением оружия демонстрация его защитников, имелись жертвы. Чернов в «Открытом письме бывшему товарищу Марии Спиридоновой» возлагал на нее часть вины за это «насилие над демократией», называя левых эсеров «политическими убийцами» 50 .

Одним из важнейших вопросов, стоявших перед революцией, являлся выход из империалистической войны. Спиридонова поддерживала усилия делегации Советской России по заключению мирного договора с Германией, полагая, что это пойдет на пользу мировой революции: «После поступков правительств Англии и Франции, — говорила она, — заключение сепаратного мира будет только тем толчком, который заставит массы прозреть» 51 . Ленин неоднократно беседовал со Спиридоновой о переговорах в Брест-Литовске 52 , и у нее сложилось твердое мнение, что, каким бы позорным для России и грабительским со стороны Германии ни был этот договор, подписать его необходимо. На III съезде ПЛСР (28 июня — 1 июля 1918 г.) Спиридонова говорила: «На III съезде Советов… при своих частых разговорах с Лениным я ставила ему категорический вопрос, в какой степени он мыслит уступки по отношению к германскому империализму и можно ли допустить хотя бы какие-либо отступления в нашем внутреннем процессе социалистических реформ. Тогда он обозвал всю партию и товарища Камкова, в частности, дураками за то, что мы допускаем, что Россия будет исполнять так или иначе договор, что мы будем осуществлять его только внешне, что все существо его глубоко реакционное, направленное против Советской власти, против русской революции, не может быть выполнено» 53 .

Большинство ЦК ПЛСР поддерживали заключение договора с Германией вплоть до 23 февраля 1918 года. В те дни германская делегация поставила новые, гораздо более тяжелые условия мира, и ЦК ПЛСР сначала на своем совещании, а затем на объединенном заседании с ЦК РСДРП (б) высказался против заключения договора 54 . Спиридонова, оставшись в меньшинстве, продолжала поддерживать позицию Ленина и его сторонников. Даже в апреле 1918 г., после драматического IV Всероссийского съезда Советов, она не изменила своей точки зрения. В докладе 19 апреля 1918 г. на II съезде ПЛСР, который можно считать наиболее впечатляющим ее политическим выступлением, Спиридонова, полемизируя с Камковым, призвала левых эсеров разделить с большевиками ответственность за Брестский мир: «Мир был подписан не нами и не большевиками: он был подписан нуждой, голодом, нежеланием всего народа — измученного, усталого — воевать. И кто из нас скажет, что партия левых социалистов- революционеров, представляй она одна власть, поступила бы иначе, чем поступила партия большевиков?» 55 . Спиридонова резко отвергла призывы некоторых делегатов съезда спровоцировать разрыв Брестского договора и развязать «революционную войну» против германского империализма.

Однако в то же самое время Спиридонова и Камков вели переговоры с членами Исполнительного комитета «Революционной интернационально-социалистической организации иностранных рабочих и крестьян» Т. Томаном, Р. Райтером и Ф. Янчиком. Предметом переговоров была организация с помощью военнопленных террористического акта против генерала Г. фон Эйхгорна, возглавлявшего немецкую оккупационную группу армий «Киев». Ленин, узнав об этой беседе, пригласил Томана, Райтера и Янчика в Кремль, где провел с ними «контрбеседу», в ходе которой подробно рассказал им о значении Брестского мира, о политике левых эсеров и других партий 56 .

В период апреля — июня 1918 г. Спиридонова круто изменила свою политическую позицию. От сотрудничества с большевиками она, одна из немногих резко осуждавшая выход левых эсеров из Совнаркома, переходит в лагерь политических противников большевиков. По ее собственным словам, она была после выхода левых эсеров из Советского правительства единственным связующим звеном с большевиками и ушла от них «позже других» 57 . В это время резко меняется отношение Спиридоновой и к Брестскому миру. В июне 1918 г. она открыто выступала против «похабного» договора, с надрывом говорила на митингах о помощи народам, восставшим против немцев на оккупированных ими территориях, хорошо понимая, что ценой этому должен стать разрыв мирного договора. Мелкобуржуазная революционность взяла верх над ответственным государственным отношением к делу.

Кроме Бреста серьезным и едва ли не главным пунктом противоречий Спиридоновой с большевиками становится их политика по отношению к крестьянству. В июне — июле 1918 г. Спиридонова обрушила на большевистский ЦК шквал обвинений в предательстве интересов крестьянства. Конкретно они выражались в том, что большевики свертывают «социализацию» земли, заменяя ее «национализацией»; препятствуют нормальной деятельности Крестьянской секции ВЦИК. Спиридонова обвиняла большевиков в продовольственной диктатуре, в организации продотрядов, насильно реквизирующих хлеб у крестьян, в насаждении комитетов бедноты.

Накануне левоэсеровского мятежа Спиридонова заявила, что если, многие разногласия большевиков и левых эсеров имеют хотя и серьезный, но все же временный характер, то «в вопросе о политике по отношению к крестьянам мы будем давать бой при всяком декрете», «мы будем бороться на местах, и комитеты деревенской бедноты места себе иметь не будут» 58 . 2 июля 1918 г. по газете «Голос трудового крестьянства» Ленин ознакомился с речью Спиридоновой 30 июня 1918 г. на Крестьянской секции ВЦИК. Накануне мятежа (не позднее 5 июля 1918 г.) он беседовал со Спиридоновой. Речь шла о поисках компромисса между большевиками и левыми эсерами: обсуждался вопрос о передаче в уравнительное распределение уже национализированных земель 59 .

24 июня 1918 г. ЦК ПЛСР принял решение о разрыве Брестского мира путем организации террористических актов против виднейших представителей германского империализма. Кроме того, надлежало мобилизовать надежные военные силы и «приложить все меры к тому, чтобы трудовое крестьянство и рабочий класс примкнули к восстанию и активно поддержали партию в этом выступлении». Для проведения в жизнь подобных «решительных действий против настоящей политики СНК» ЦК ПЛСР организовал бюро из трех человек с диктаторскими полномочиями: Спиридонова, Голубовский, Майоров. Спиридонова явилась главным организатором покушения на германского посла в Москве В. Мирбаха, лично инструктировала одного из его убийц, Я. Г. Блюмкина, и принимала участие в инсценировке покушения. Следственной комиссии она заявила: «Я организовала дело убийства Мирбаха от начала до конца» 60 .

В то же время в своих достаточно откровенных показаниях Спиридонова заявляла, что «во всех постановлениях ЦК партии свержение большевистского правительства ни разу не намечалось». Левоэсеровский мятеж, говорила она, объяснялся лишь тем, что ЦК ПЛСР был вынужден противодействовать «защите русским правительством убитых агентов германского империализма» 61 . Одна из главных ролей Спиридоновой в левоэсеровском мятеже, помимо подготовки покушения на Мирбаха, заключалась в попытке завоевать на свою сторону крестьян-депутатов V Всероссийского съезда Советов. Но ее речи 4 — 6 июля, насыщенные до предела эмоциями, не достигли цели. Съезд за левыми эсерами не пошел.

В событиях 6 — 7 июля 1918 г. Спиридонова проявила максимум активности. 6 июля около 6 час. вечера при ее непосредственном участии в штабе отряда при ВЧК под командованием Д. И. Попова в Трехсвятительском переулке был арестован Ф. Э. Дзержинский. Затем Спиридонова произнесла зажигательную речь перед собравшимися во дворе «поповцами» и отправилась на автомобиле под охраной матросов на V Всероссийский съезд Советов. В Большом театре, где проходил съезд, она проводила совещания и перевыборы бюро фракции левых эсеров, произносила речи, пыталась поддерживать у изолированных левых эсеров боевой дух. 7 июля мятеж был подавлен.

В ночь на 8 июля в Большом театре регистрировали и разоружали членов левоэсеровской фракции. Более 100 человек сдали оружие добровольно. Спиридонова отказалась, и при обыске у нее отобрали револьвер. Основная масса левых эсеров, переведенная 8 июля из Большого в Малый театр, 9 июля была отпущена на свободу, а 13 человек вместе со Спиридоновой отправили на Кремлевскую гауптвахту. 9 июля 10 человек освободили, остались Спиридонова, Мстиславский и Измайлович. Помощник коменданта Кремля рассказывал, что Ленин приказал устроить Спиридонову как можно лучше. Ей отдали две хорошие комнаты во дворце, пищу приносили с кухни СНК, доставляли папиросы, разную литературу, письма. Но сама она была недовольна «квартирой» и говорила по этому поводу: «Я двенадцать лет боролась с царем, а теперь меня большевики посадили в царский дворец» 62 .

По Москве ходили слухи о расстреле Спиридоновой. Один из руководителей ВЧК, Я. Х. Петерс, по этому поводу дал 22 августа 1918 г. интервью газете «Вечерние известия Московского Совета», в котором сообщал, что слухи эти провокационны 63 . О некоторых обстоятельствах содержания Спиридоновой в Кремле рассказывал и комендант Кремля П. В. Мальков. В частности, о том, как по разрешению Я. М. Свердлова на свидание со Спиридоновой в сентябре 1918 г. допустили ее товарищей А. М. Устинова и А. Л. Колегаева, не принимавших участия в мятеже. Их попытка «переубедить Спиридонову» закончилась неудачей 64 .

Пока Спиридонова сидела в Кремле, ее партия переживала тяжелые времена. О своем осуждении действий ЦК ПЛСР заявил ряд местных левоэсеровских организаций. Однако I Совет ПЛСР (август 1918 г.) одобрил действия ЦК ПЛСР, избрал в качестве Временного исполнительного органа партии Центральное бюро и санкционировал уход ПЛСР в подполье 65 . В августе — сентябре 1918 г. из числа левых эсеров, осуждавших мятеж, сформировались две самостоятельные партии: революционные коммунисты и народники-коммунисты.

Находясь под арестом в Кремле, Спиридонова знала о процессах, происходивших в ПЛСР. Анализируя причины кризиса в партии, она признала, что руководство ПЛСР допустило ряд серьезных тактических ошибок. В письме IV съезду ПЛСР 2 — 7 октября 1918 г. она отмечала: «Вина ЦК, в частности моя (я бы себя четвертовать дала сейчас за свою вину), в непредусмотрительности, отсутствии дальновидности, которая должна была бы предугадать возможные последствия акта и заранее нейтрализовать их». Спиридонова писала, что взялась за организацию акта, чувствуя свою вину за поддержку Брестского мира. В то же время она высказалась против террора по отношению к большевикам, не выступала за немедленное восстание, а призвала партию принять «защитный цвет» с тем, чтобы избежать ударов большевиков, вернуть доверие масс и «выработать мудрую тактику, которая дала бы русской революции возможность разорвать Брестский мир» 66 .

В ноябре 1918 г. Спиридонова, написав в Кремле, переправила на волю «Открытое письмо ЦК партии большевиков», в котором, оправдывая действия ЦК ПЛСР, обрушила на головы большевиков массу обвинений в отходе от революции. Один из тезисов письма заключался в том, что разгром партии левых эсеров означал разгром Советской власти и установление власти партии большевиков. Осуждая насилие вообще и красный террор в частности, она, обращаясь к Ленину, писала: «И неужели, неужели Вы, Владимир Ильич, с Вашим огромным умом и личной безэгоистичностью и добротой не могли догадаться не убивать Каплан. Как это было бы не только красиво и благородно, не по царскому шаблону, как это было бы нужно нашей революции». Резко выступая против деятельности ВЧК, она предупреждала ЦК РКП (б): «Вы скоро окажетесь в руках вашей чрезвычайки, вы, пожалуй, уже в ее руках. Туда вам и дорога» 67 . Ответом на письмо Спиридоновой стала брошюра Ем. Ярославского «Трехсвятительская богородица Мария» (М. 1919), явно уступавшая «спиридоновскому манифесту» в эмоционально- пропагандистском накале и едва ли превосходившая его по силе аргументации.

Ревтрибунал по делу о левоэсеровском мятеже заседал 27 ноября 1918 года. Из обвиняемых присутствовали только Спиридонова и Ю. В. Саблин, остальные либо были уже расстреляны, либо находились «в бегах». Спиридонова, сделав краткое заявление о том, что она отказывается принимать участие в суде одной партии над другой, покинула зал. Саблин присоединился к ней. После 10-минутного перерыва трибунал решил продолжить слушание дела в отсутствие обвиняемых. Заслушав письменные свидетельские показания Дзержинского и обвинительную речь Н. В. Крыленко, ревтрибунал приговорил Спиридонову и Саблина, «принимая во внимание их особые заслуги перед революцией», к тюремному заключению сроком на 1 год. Но уже 29 ноября 1918 г. Президиум ВЦИК постановил применить к ним амнистию и освободить из заключения 68 .

Спиридонова была выпущена из тюрьмы в начале декабря 1918 года. Перед нею предстала картина глубокого разложения ее партии: уход от левых эсеров революционных коммунистов и народников-коммунистов, создавших свои партии; прекращение функционирования ряда печатных органов; участившиеся случаи выхода из партии; рост противоречий между «верхами» и «низами» левых эсеров. Она сразу же попала на II Совет ПЛСР и произнесла там бурную речь. Итоговая резолюция отразила содержание этого выступления. Там говорилось, что «крестьянство смело объявило святой бунт, крестьянство дерзко восстало по всей республике». Выдвигались требования упразднить СНК и передать его функции ВЦИК; упразднить ВЧК; прекратить хлебные и иные реквизиции у крестьян. Резолюция заканчивалась характерным призывом: «Долой олигархию большевиков!» 69 .

С появлением Спиридоновой в партии левых эсеров развернулась, как вспоминал Штейнберг, широкая работа. ЦК ПЛСР, размещавшийся в отдаленном районе Москвы, начал налаживать старые связи. Спиридонова работала без устали: принимала посетителей, слушала отчеты, составляла инструкции. Вся ее деятельность была направлена прежде всего на консолидацию партии 70 . В публичных выступлениях она по-прежнему обрушивалась на большевиков, их политику по отношению к крестьянству. Одним из главных ее тезисов было то, что Советской власти не существует, а имеет место единодержавие большевиков. Спиридонова призывала к свержению большевиков, но была вынуждена признавать, что левые эсеры не обладают достаточными для этого силами. На московской конференции левых эсеров в декабре 1918 г. она говорила: «Аппарат нашей партии весьма несовершенен, и мы сами организовать это не сможем. Наше дело бросить лозунг. Волна пойдет снизу» 71 . 6 февраля 1919 г., выступая на заводе «Дукс», она говорила, что большевики правят безответственно и бесконтрольно 72 .

Второй раз Спиридонова была арестована органами ВЧК 18 февраля 1919 года. Ее опять поместили в Кремле, а остальных левых эсеров (более 50), арестованных одновременно с нею, отправили в Бутырскую тюрьму 73 . В письмах, переданных на волю, Спиридонова сообщала о своих моральных и физических мучениях, ругала Н. И. Бухарина, считая его «доносчиком», искажавшим ее высказывания на митингах: «Я действительно была «эмоциональна», я кричала «сплошным криком». Ведь это хулиганство, грабеж народа и его святых революционных прав делается не в Красновской деспотии, а в Ленинско-Бухаринской, что для меня до сих пор составляет разницу, поэтому и «кричу». В Красновской деспотии я бы только действовала. Немудрено быть «эмоциональным», говоря о тысячах расстрелянных крестьян» 74 .

24 февраля Московский ревтрибунал, признав действительным обвинение Спиридоновой в контрреволюционной клевете на Советскую власть и принимая во внимание ее «болезненно-истерическое» состояние, постановил изолировать ее от политической и общественной деятельности на один год «посредством заключения ее в санаторий с предоставлением ей возможности здорового физического и умственного труда» 75 . Состояние Спиридоновой к тому времени ухудшилось, у нее возобновилось кровохарканье, и 9 марта ее перевели в Кремлевскую больницу, а через неделю поместили в комнату на третьем этаже того же здания. 27 марта ЦК ПЛСР принял решение об организации ее побега, и уже 3 апреля левые эсеры заявили об успешном его осуществлении. Делу помог 22-летний чекист Н. С. Малахов. ЦК ПЛСР сообщал, что «тов. Спиридонова, несмотря на свое сильно расшатавшееся после «санатория» здоровье, сразу приступила к партийной работе» 76 .

Между тем партия левых эсеров по-прежнему пребывала в кризисном состоянии, местные и центральные ее органы находились на полулегальном положении. За теми, кто вел подпольную работу, закрепилось название «спиридоновцев», хотя Спиридонова не во всем их поддерживала. Сама она под чужой фамилией (Ануфриева) нелегально жила в 1919 — 1920 гг. в Москве, порою находя возможность выезжать на встречи с крестьянами, в том числе в родной Тамбов. Много писала для нелегальной левоэсеровской печати 77 . Летом 1919 г., вопреки возражениям группы во главе со Спиридоновой, ЦК левых эсеров принял «Тезисы ЦК ПЛСР», в которых отвергались «методы вооруженной борьбы с существующей властью большевиков» и всякие действия, «клонящиеся к дезорганизации Красной Армии» 78 .

Однако, занимая в ЦК ПЛСР левые позиции, Спиридонова все же не примкнула к ультралевым «активистам», создавшим совместно с «анархистами подполья» террористическую организацию «Всероссийский штаб революционных партизан». Спиридонова, активно занимаясь антибольшевистской пропагандой среди рабочих и крестьян, так и не склонилась к участию в террористических действиях против деятелей РКП (б) и Советского государства. Показательно в этой связи письмо, найденное чекистами у одного из «активистов». Описывая положение дел в ПЛСР, некто «Николай» сообщал: «Теперешний состав ЦК: Камков, Карелин, Штейнберг, Трутовский и Маруся, да Самохвалов. Из них большинство соглашателей, а лишь Самохвалов, вероятно, будет с нами. Маруся занимает позицию среднюю — активность на словах» 79 .

Весной 1920 г. ЦК ПЛСР сделал еще одну попытку объединить местные организации на платформе отказа от вооруженной борьбы с Советской властью и снова потерпел неудачу. В результате возникших разногласий из ЦК выделился самостоятельный центр — «Комитет Центральной области», стоявший на старых тактических позициях. ЦК ПЛСР фактически перестал существовать как единый орган. В июле 1920 г. ЦК РКП (б) отказал группе членов ЦК ПЛСР во главе со Штейнбергом в легализации. В октябре 1920 г. группа левых эсеров, ранее входившая в большинство ЦК ПЛСР, И. Д. Баккал, С. Ф. Рыбин, Я. М. Фишман, О. Л. Чижиков и И. З. Штейнберг, объявила о создании Центрального организационного бюро и обратилась ко всем левым эсерам с призывом объединиться на платформе отказа от вооруженной борьбы с Советской властью 80 . Спиридонова, придерживаясь по-прежнему непримиримой по отношению к большевикам позиции, входила в «активное» меньшинство ЦК ПЛСР и оставалась на нелегальном положении.

В ночь на 26 октября 1920 г. Спиридонова была арестована чекистами в третий раз. Взяли ее, больную тифом, у нее в квартире (Тверская ул., д. 75). Арестовали и Камкова, который в тот вечер дежурил у постели больной. Учитывая ее болезненное состояние, Спиридонову около месяца продержали под домашним арестом, а затем перевели в лазарет для чекистов в Варсонофьевском переулке. В начале 1921 г. начались переговоры левоэсеровских лидеров с ВЧК об освобождении Спиридоновой, но тут вспыхнул Кронштадтский мятеж, и дело было отложено. Возле больной безотлучно находилась ее подруга Измайлович. Полгода протекли в «абсолютной замкнутости». 4 июля им предложили переехать в Пречистенскую психиатрическую лечебницу. Спиридоновой дали снотворное и на автомобиле перевезли на новое место. В лечебнице она отказалась принимать пищу и голодала 14 дней, в том числе 10 — без глотка воды. К. Цеткин, приехавшая в Москву на Международный женский конгресс, говорила с Л. Д. Троцким насчет освобождения Спиридоновой и выезда ее за границу. Однако он сказал, что это невозможно, ибо Спиридонова представляет опасность для Советской власти 81 .

Спиридонову выпустили на свободу согласно решению Политбюро ЦК РКП (б) от 13 сентября и постановлению Президиума ВЧК от 15 сентября 1921 года 82 . Условием освобождения стало поручительство председателя Центрального оргбюро (ЦОБ) левых эсеров Штейнберга и секретаря ЦОБ Баккала, что она никогда не будет заниматься политической деятельностью. Выйдя на свободу, она вместе с Измайлович отправилась в подмосковную деревню. Обстановка, в которой им пришлось в течение двух лет жить в частном доме в Малаховке под контролем ВЧК, была далека от «санаторной». Измайлович обратилась даже 11 июня 1922 г. в Красный Крест с письмом, в котором просила перевести Спиридонову в Таганскую тюрьму на казенное содержание.

В 1923 г. Спиридонова попыталась бежать за границу 83 и за это была осуждена на три года ссылки, которую вместе с Измаилович и Майоровым отбывала до февраля 1925 г. в калужском совхозе-колонии. После совместной голодовки с 9 по 21 января 1925 г. всех троих отправили в Самарканд 84 . Там Спиридонова работала в одном из сельскохозяйственных учреждений, трудясь по 13 — 14 часов в сутки за скромный оклад, прибавлявшийся к пособию от ОГПУ (6 руб. 25 коп.), выдаваемому политссыльным. В письмах к друзьям она описывала местную природу и условия жизни, проявляла большой интерес к деятельности зарубежных социалистов, в свободные часы читала в оригинале французских классиков. В конце 1925 г. ОГПУ предложило ей поменять место ссылки, срок которой заканчивался в 1926 г., однако Спиридонова отказалась и оставалась в Самарканде до 1928 года.

Ситуация осложнилась после того, как ее уволили с работы, а вскоре вместе с Каховской и Измайлович перевели в Ташкент. Осенью 1929 г. болезнь Спиридоновой опять обострилась, врачи советовали ей поменять климат. Бывшие левые эсеры, знавшие о ее судьбе, потребовали перевода ее в Москву. Такое разрешение было получено, и в начале 1930 г. Спиридонова и ее верная подруга Измайлович появились в столице. Московские доктора посоветовали ей ехать в Крым. В Ялтинском туберкулезном институте она пробыла до конца 1930 г., живя там как частное лицо и выплачивая за содержание большую сумму денег. Когда их стало не хватать, в целях экономии средств Измайлович решила вернуться в Ташкент, Спиридонова же осталась в Ялте, ведя скудное существование 85 .

Новая волна гонений на бывших социалистов в начале 30-х годов обрушилась в основном на меньшевиков. Но досталось и эсерам. Спиридонову отозвали в Москву, арестовали и посадили в тюрьму 86 . 3 января 1931 г. Особое совещание коллегии ОГПУ приговорило ее по ст. 58 п. 11 УК РСФСР к 3 годам ссылки. Этот срок, продленный потом еще на 5 лет, Спиридоновой пришлось отбывать в Уфе. Здесь же оказались и ее подруги Измайлович и Каховская. Спиридонова пользовалась относительной свободой, работала экономистом в кредитно-плановом отделе Башкирской конторы Госбанка. Она не представляла уже никакой политической угрозы. Опасным было лишь ее имя, основательно забытое в стране, но часто упоминаемое в социалистических кругах за рубежом.

На митинге берлинской федерации анархистов 24 апреля 1924 г. известная анархистка Э. Гольдман, посещавшая Спиридонову в Москве в 1919 г., назвала ее «одной из самых мужественных и благородных женщин, которых знает революционное движение» 87 . В Париже в 1924 г. появился «комитет Спиридоновой — Каховской», поставивший своей целью добиться вывоза подруг за границу 88 . В 1925 г. анархо- синдикалисты выпустили в Германии открытки с их изображением 89 . «Комитеты (имени Спиридоновой) для помощи заключенным революционерам в России» были созданы во второй половине 20-х годов в Нью-Йорке, Берлине, Париже и других городах зарубежья 90 .

Последний, роковой в жизни Спиридоновой арест был произведен в ходе своеобразной кампании «последнего удара» по бывшим социалистам, организованной органами НКВД в 1936 — 1937 годах. В канун кровавой чистки в большевистской партии вспомнили и всех оставшихся в живых политических ее противников. Приказом наркома внутренних дел Н. И. Ежова «Об оперативной работе по социалистам-революционерам» от 13 ноября 1936 г. начальники управлений НКВД краев, областей и республик подробно информировались об «активизации» подрывной деятельности бывших эсеров (как правых, так и левых), направленной на воссоздание их партии и организацию широкого повстанческого движения. Упоминалась в этом приказе и Спиридонова, руководившая якобы из Уфы вместе с Майоровым и Каховской левоэсеровским подпольем в стране. Ежов ставил задачу выявления всех эсеровских групп и одиночек-террористов, внедрения в эсеровскую среду опытных агентов. Особое внимание следовало уделить ссыльным эсерам как наиболее опасным организаторам антисоветских акций.

Начались аресты бывших эсеров по всей стране. В феврале 1937 г. была взята под стражу и Спиридонова. В уфимской тюрьме с нею обращались жестоко и цинично. Она вела себя очень стойко и одному из следователей якобы заявила: «Молокосос! Когда ты только родился, я уже была в Революции» 91 . В ходе предварительного следствия органами НКВД Башкирии, которые в 1937 г. возглавляли А. А. Медведев и В. С. Карпович, Спиридоновой предъявлялись обвинения в подготовке покушения на членов правительства Башкирии и К. Е. Ворошилова, собиравшегося приехать в Уфу.

Вскоре Спиридонову этапировали в Москву. Военной коллегией Верховного суда СССР 7 января 1938 г. она была приговорена по статье 58 (пп. 7, 8, 11) УК РСФСР к 25 годам тюремного заключения. Отбывать свой последний в жизни срок ей предстояло в Орловской тюрьме. Но через три с половиной года, незадолго до того, как в Орел ворвались немецкие танки, Военная коллегия Верховного суда СССР изменила свой приговор, назначив Спиридоновой высшую меру наказания. Произошло это 8 сентября 1941 года. А 11 сентября приговор был приведен в исполнение 92 .

Итогом политической биографии Марии Спиридоновой могли бы стать слова о ней из энциклопедии, которые тогда, в 20-е годы, служили своеобразной эпитафией еще живому человеку, но уже «умершему» политическому деятелю: «Ее крайняя экспансивность, нервность, склонность к преувеличениям сильно вредили ей и ее политической деятельности. Но имя замученной царскими палачами «Маруси» навсегда останется в летописях русского революционного движения; с ним связан образ девушки, самоотверженно вставшей мстительницей за поруганное крестьянство» 93 .

1 См., напр., Steinberg I. Maria Spiridonova. Lnd. 1935; Acker Sh. The Role of Maria Spiridonova in the Russian Revolution, 1917 — 1918. -American Association for Advancement of the Slavic Studies, 20th National Convention (November 18 — 21, 1988). Honolulu. 1988; etc.

2 Илешин Б. Судьба Марии Спиридоновой. — Неделя, 1989, N 27; М. А. Спиридонова (библиографическая справка). — Известия ЦК КПСС, 1989, N 9.

3 Государственный архив Тамбовской области (далее — ГАТО), ф. 1049, оп. 5, д. 485, л. 37об.; ф. 117, оп. 23, д. 47, лл. 1, 2; оп. 29, д. 48, л. 1.

4 Владимиров В. Мария Спиридонова. М. Б. г., с. 34.

5 Советская историческая энциклопедия. Т. 13, стб. 751; Спирин Л. М. Крах одной авантюры. М. 1971, с. 26.

6 Чернов В. М. Записки социалиста-революционера. К.н.1. Берлин — Пг. — М. 1922, с. 277.

7 ГАТО, ф. 272, оп. 1, д. 399, л. 4об.

8 Владимиров В. Ук. соч., с. 19.

9 Он получил пять пуль, умер через 24 дня и был похоронен в с. Березовка. В 1917 г. местные крестьяне вырыли из могилы его останки, сожгли их и развеяли по ветру (Тамбовские губернские ведомости, 14.II.1906; Чернов В. М. Ук. соч., с. 310).

10 Владимиров В. Ук. соч., с. 32, 37, 85. Два истязателя Спиридоновой вскоре были застрелены эсеровскими боевиками.

11 Владимиров В. Ук. соч., с. 26, 88, 93.

12 Спиридонова М. Из воспоминаний о Нерчинской каторге. М. 1926, с. 13.

13 Владимиров В. У к. соч., с. 117, 118.

14 Там же, с. 131 — 132.

15 Это письмо шлиссельбуржцев и ответ им Спиридоновой были напечатаны в Петербурге в газете «Мысль» (5.VII. 1906).

16 Измайлович А. Из прошлого. — Каторга и ссылка, 1924, N 1, с. 163- 165; Школьник М. Жизнь бывшей террористки. М. 1930, с. 92.

17 Спиридонова М. Ук. соч., с. 16, 32, 33. И. З. Штейнберг, выступая 3 марта 1928 г. на собрании «Еврейского рабочего союза им. Г. А. Гершуни» (США), говорил о тесной духовной связи Спиридоновой и Гершуни, о праве левых эсеров вести от Гершуни свою родословную (Знамя борьбы, Берлин, 1929, N 24 — 26, с. 7).

18 Чемоданов Г. Нерчинская каторга. М. 1930, с. 73.

19 Биценко А. В Мальцевской женской тюрьме. — Каторга и ссылка, 1923, N 7, с. 192.

20 Каховская И. Дни и годы. В кн.: Учеба и культработа в тюрьме и на каторге. М. 1932, с. 164.

21 Радзиловская Ф. Н., Орестова Л. П. Мальцевская женская тюрьма. В кн.: На женской каторге. М. 1932, с. 27, 47.

22 Соболь А. Записки каторжанина. М. — Л. 1925, с. 94.

23 Фигнер В. Н. Полн. собр. соч. Т. 3. М. 1932, с. 228 — 231.

24 Пирогова А. Я. На женской каторге. В кн.: На женской каторге, с. 201, 203.

25 Забайкальский рабочий, Чита, 30.III; 17.V.1917.

26 Спиридонова М. Ук. соч., с. 29.

27 Протоколы III съезда партии социалистов-революционеров (Москва, 25 мая — 4 июня 1917). Стеногр. отч. М. 1917, с. 212, 270; Гусев К. В. Партия эсеров: от мелкобуржуазного революционаризма к контрреволюции. М. 1975, с. 147.

28 Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 32, с. 430. Впервые он упомянул Спиридонову в статье «Победа кадетов и задачи рабочей партии» (написана 28 марта 1906 г.), где при объяснении понятий «диктатура революционного народа» и «военно-полицейская диктатура» привел в качестве примера факт истязаний Спиридоновой (Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 12, с. 319 — 322).

29 Дело народа, 12.IX.1917.

30 Пролетарская революция, 1927, N 4, с. 106.

31 Дело народа, 17.IX.1917.

32 Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 35, с. 152.

33 Наш путь, 1917, N 2, с. 34.

34 Известия ЦИК и Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, 19, 23.IX.1917.

35 Знаменский О. В. Всероссийское Учредительное собрание. Л. 1976, с. 174.

36 См. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 34, с. 138.

37 Разгон А. И. ВЦИК Советов в первые месяцы диктатуры пролетариата. М. 1977, с. 98.

38 Крупская Н. К. Воспоминания о В. И. Ленине. М. 1957, с. 319.

39 Разгон А. И. Ук. соч., с. 130.

40 Протоколы I съезда партии левых социалистов-революционеров (интернационалистов). Б. м. 1918, с. 35сл.

41 Там же, с. 35 — 37.

42 Известия Петроградского Совета, 17.XII.1917.

43 Протоколы I съезда ПЛСР, с. 34.

44 Знамя труда, 11.XI.1917.

45 Протоколы I съезда ПЛСР, с. 34 — 35.

46 Рид Дж. 10 дней, которые потрясли мир. М. 1957, с. 247.

47 Известия Петроградского Совета, 17.XII.1917.

48 Всероссийский Совет крестьянских депутатов, Пг., 17.XII. 1917.

49 Всероссийское Учредительное собрание. М. -Л. 1930, с. 9.

50 Дело народа, 12.I.1918.

51 Известия Петроградского Совета, 17.XII.1917.

52 Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника. Т. 5, с. 195.

53 Владимирова В. Левые эсеры в 1917 — 1918 гг. — Пролетарская революция, 1927, N 1, с. 112.

54 Минц И. И. Год 1918-й. М. 1982, с. 94.

55 Знамя борьбы, Пг., 24.IV.1918.

56 Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника. Т. 5, с. 419. Покушение на Эйхгорна все-таки состоялось. В его организации принимала участие близкая подруга Спиридоновой Каховская (см. Каховская И. К. Дело Эйхгорна и Деникина. В деникинской оккупации 1919 — 1920 гг. В кн.: Пути революции. Берлин. 1923, с. 191сл.).

57 Письмо М. Спиридоновой Центральному комитету партии большевиков. Пг. 1918, с. 24.

58 Пятый Всероссийский съезд Советов рабочих, крестьянских, солдатских и казачьих депутатов, Москва, 4 — 10 июля 1918 г. Стеногр. отч. М. 1918, с. 58 — 59.

59 Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника. Т. 5, с. 594, 596, 603.

60 Красная книга ВЧК. Т. 1. М. 1989, с. 268.

61 Там же, с. 269.

62 Цит. по: Спирин Л. М. Крах одной авантюры, с. 35, 52, 81, 54, 55.

63 МЧК. Из истории Московской чрезвычайной комиссии, 1918 — 1921. М. 1978, с. 79.

64 Мальков П. Записки коменданта Московского Кремля. М. 1963, с. 228- 237. Спиридонова в Открытом письме ЦК РКП (б) сообщала, что «подосланный», по ее выражению, Устинов пытался уговорить ее отказаться от политической деятельности.

65 Гусев К. В. Партия эсеров, с. 272.

66 Спирин Л. М. Классы и партии в гражданской войне в России. М. 1968, с. 202 — 203.

67 Письмо М. Спиридоновой ЦК партии большевиков, с. 20, 21.

68 Красная книга ВЧК. Т. 1, с. 294 — 295.

69 Владимирова В. Левые эсеры в 1917 — 1918 гг., с. 137 — 138.

70 Steinberg I. Op. cit., p. 239.

71 Шестак Ю. И. Банкротство партии левых эсеров. — Вестник Московского университета, серия 9, История, 1973, N 2, с. 41.

72 Правда, 13.II.1919.

73 Голинков Д. Л. Крушение антисоветского подполья в СССР. Т. 1. М. 1980, с. 242.

74 Кремль за решеткой (подпольная Россия). Берлин. 1922, с. 26.

75 Правда, 25.II.1919.

76 Бюллетень ЦК ПЛСР, 1919, N 3.

77 Steinberg I. Op. cit., p. 254.

78 Гусев К. В., Ерицян X. А. От соглашательства к контрреволюции. М. 1968, с. 313.

79 Из истории ВЧК (1917 — 1921). Сб. док. М. 1958, с. 358.

80 Шестак Ю. И. Банкротство партии левых эсеров, с. 43 — 44.

81 Steinberg I. Op. cit., p. 275.

82 Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника. Т. 11, с. 501. Это упоминание о Спиридоновой, датированное не позднее 17 сентября 1921 г., последнее в Биохронике. Ленин, ознакомившись со справкой секретного отдела ВЧК, сделал на ней надпись — «В архив».

83 Голинков Д. Л. Ук. соч. Т. 2, с. 105. В этом факте биографии Спиридоновой много неясного. Известно, что в ВЧК поступила информация о подготовке побега, и 11 января 1922 г. у нее в Малаховке был произведен обыск. Перед этим в качестве предупредительной меры был арестован ее поручитель И. З. Штейнберг (Кремль за решеткой, с. 16 — 17).

84 Знамя борьбы, Берлин, 1925, N 9 — 10, с. 19.

85 Steinberg I. Op. cit., pp. 284 — 288.

86 Ibid., pp. 289 — 295.

87 Знамя борьбы, 1924, N 3, с. 11.

88 Там же, N 2, с. 14.

89 Там же, 1925 — 1926, N 14/15, с. 26.

90 Там же, 1929, N 24 — 26, с. 12, 26 — 28.

91 Азнабаев К. К. Все выдержал… и в народ свой верю. — Урал, 1989, N 1, с. 167.

92 Вместе со Спиридоновой были расстреляны Х. Г. Раковский, Д. Д. Плетнев, Ф. И. Голощекин и другие советские и партийные работники, которых администрация Орловской тюрьмы и НКВД не нашли возможности в отличие от уголовных лиц эвакуировать в глубь страны (Возвращенные имена. Т. 1. М. 1989, с. 96).

Мария Александровна Спиридонова

Русский политический деятель, эсер. В 1906 году убила усмирителя крестьянского восстания Г.Н. Луженовского, приговорена к вечной каторге (Акатуй). В 1917-1918 годах была одним из лидеров партии левых эсеров, противник Брестского мира. Идейный руководитель левоэсеровского мятежа, после подавления которого была арестована, амнистирована ВЦИК, отошла от политической деятельности. Последние годы жизни провела в ссылке и тюрьмах. Расстреляна в Орловской тюрьме.

Судьба этой женщины ещё ждёт своего «Шекспира», ибо жизнь Спиридоновой была насыщена такими трагическими страстями, такими удивительными совпадениями, а кончина её столь символична, что все это так и просится в рифмованные строки великого поэта.

Она пришла в политику не для того, чтобы делать карьеру. Спиридонова была фанатиком, готовым пожертвовать всем ради идеи.

Её имя стало легендарным в 1906 году, когда девушка вызвалась лично осуществить казнь приговорённого к смерти местной организацией эсеров тамбовского губернского советника Луженовского. Как, каким образом в тихих патриархальных семьях провинций России рождались фанатички-террористки? Кто воспитал эту плеяду отчаянных, не сомневающихся женщин, способных идеалы поставить выше жизни любого человека, даже близкого? Над этим вопросом, вероятно, ещё долго будут биться историки, психологи, литераторы.

Отец Марии имел чин скромного коллежского секретаря в Тамбовском губернском учреждении, мать, как положено, занималась домашним хозяйством и воспитывала четверых детей. Мария в семье была второй и получила хорошее домашнее образование. В шестнадцать лет Мария тайно вступила в эсеровскую организацию и стала членом боевой дружины.

Спиридонова выслеживала Луженовского на железнодорожных станциях и в поездах несколько дней и 16 января 1906 года на перроне Борисоглебска увидела его из окна вагона. Вокруг не было обычного кольца из охранников. Мария начала стрелять с вагонной площадки из револьвера, который держала в муфте, потом спрыгнула со ступенек, продолжая вести огонь. Когда Луженовский упал, она в нервном припадке закричала: «Расстреляйте меня!» Сбежавшиеся охранники увидели девушку, которая подносила револьвер к своему виску. Стоявший рядом казак ударил её прикладом по голове. Она упала…

Бестолковое, непродуманное покушение завершилось для Спиридоновой страшно. Допрос сопровождался избиениями и гнусными издевательствами охраны над раздетой донага Марией. В вагоне по пути в Тамбов она была изнасилована. Врач, освидетельствовавший Спиридонову в тюрьме, нашёл у неё многочисленные синяки и кровоподтёки, полосы от ударов нагайками на коленях и бёдрах, гноившуюся полосу на лбу, распухшие от ударов губы, сильно повреждённый левый глаз.

Спиридонова, по-видимому, от рождения не отличавшаяся спокойным нравом, после надругательства казачьей охраны стала и вовсе истеричной, экзальтированной и нервной дамой. Многие не любившие её люди, называли Марию «кликушей», зато другие видели в ней «новую, революционную святую - блаженную». Недаром молодёжь из уст в уста повторяла слова адвоката Спиридоновой Тесленко: «Перед вами не только униженная, больная Спиридонова. Перед вами больная и поруганная Россия».

Несмотря на почти легендарную популярность, Мария была приговорена к смертной казни через повешение. 16 дней провела девушка в ожидании казни, впоследствии она описала ощущения, которые ей довелось испытать в камере смертников: «Ни для кого в течение ряда последующих месяцев этот приговор не обходился незаметно. Для готовых на него и слишком знающих, за что умирают, зачастую состояние под смертной казнью полно нездешнего обаяния, о нём они всегда вспоминают как о самой яркой и счастливой полосе жизни, полосе, когда времени не было, когда испытывалось глубокое одиночество и в то же время небывалое, немыслимое до того любовное единение с каждым человеком и со всем миром вне каких-либо преград. И, конечно, это уже самой необыкновенностью своей, пребывание между жизнью и могилой, не может считаться нормальным, и возврат к жизни зачастую встряхивал всю нервную систему».

Трудно поверить, но Мария с разочарованием восприняла весть о помиловании. Долгие, растянувшиеся в безвременье две последние недели Спиридонова, просветлённая, готовилась принять мученическую гибель во имя революции. «Моя смерть, - писала она в письме на волю, - представляется мне настолько общественно-ценною, что милость самодержавия приму как смерть, как новое издевательство». Это же надо так ненавидеть окружающее, чтобы силой мести подавить физиологический страх!

Но всё-таки девушка лукавила. Ей было страшно. По свидетельствам очевидцев, Спиридонова в те роковые для неё дни ожидания часами просиживала за тюремным столом. Соорудив из шпилек что-то наподобие виселицы, она повесила на ней на волосе фигурку из хлебного мякиша и, задумавшись, подолгу раскачивала «человечка». Бессрочную каторгу Мария отправилась отбывать в знаменитый Нерчинск. Надо сказать, что режим царских тюрем был весьма лояльным и в пределах каменных стен заключённые пользовались автономией. Обычным явлением были диспуты, лекции, кружки, газеты, книги. Спиридонова успешно восполняла недостатки своего революционного образования. Теперь то, что она воплощала в жизнь по наитию, получило весьма солидное теоретическое обоснование. На лекции руководителя боевой организации эсеров Г. Гершуни по истории русского революционного движения собиралась вся тюрьма, из-за ворот приходил надзор, и даже начальство позволяло себе интересоваться данным вопросом и уточнять у лектора кое-какие детали.

Конечно, десятилетнее пребывание на каторге не было сплошным самообразованием. Постепенно режим ужесточался. Были и очень тяжёлые годы с голодовками, беспросветным отчаянием и болезнями. Она, как все борцы, пыталась бежать, однако попытки заканчивались неудачно. Освободила Спиридонову Февральская революция в марте 1917 года.

Наверное, ей тогда казалось, что жизнь только начинается, что идеалы становятся реальностью, что наступило «второе пришествие» но в действительности это был всего лишь второй и последний акт трагедии.

За время каторги многое изменилось на воле, и о Спиридоновой позабыли, однако необыкновенное одухотворение и внутренняя сила помогли Марии вернуться к активной политике. Вскоре её неутомимостью уже начинают по-прежнему восхищаться, её революционный энтузиазм снова поставил её в число лидеров движения. Она, не зная усталости, ездит по стране, произносит пламенные речи, однако после эйфории всегда наступает момент, когда необходимо трезво разобраться в происходящем.

Поначалу Спиридонова, будучи левой эсеркой, поддерживает большевиков и даже часто встречается с Лениным, однако становление её сопровождается все большим неприятием позиции вождя. Она считала, что влияние большевиков на массы носит временный характер, поскольку у ленинцев «нет воодушевления, религиозного энтузиазма… всё дышит ненавистью, озлоблением…» Да, революционного романтизма, преданности делу у них, вероятно, было мало. Зато Спиридонова, привыкшая к борьбе с открытым забралом, не предусмотрела откровенное политическое коварство и жестокость своих бывших собратьев по оружию. Стоило Марии выразить своё неприятие Брестского мира, как из «символа» она превратилась в непримиримого врага революции.

Впрочем, в те годы трудно себе представить Спиридонову «бедной, невинной овечкой». Она пытается смело воздействовать на обстоятельства, и даже при её непосредственном участии арестовывают Дзержинского. Однако удача не сопутствует эсерам. Сама Спиридонова вскоре попадает за решётку, но теперь уже большевистских тюрем. Вот когда она вспоминает «добрых» царских надзирателей.

Второй акт оказался гораздо тяжелее первого: во-первых, потому, что Мария стала старше и прежние ценности уже не казались такими безусловными, а прожитых лет уже не вернуть, во-вторых, новые соперники оказались гораздо мстительнее. В 1920 году Спиридонова была арестована в третий раз чекистами. Взяли её больную тифом, вначале держали их с верной подругой Измаилович в тюремном лазарете, а затем по причине «крайней неуравновешенности» перевели в психиатрическую лечебницу, причём сделали это, вероломно подсыпав Спиридоновой снотворное. Мария объявляет голодовку. Международный женский конгресс, который проводился в то время в Москве, обращается к Троцкому с просьбой разрешить Спиридоновой выезд за границу, однако большевики отказывают, мотивируя это тем, что эсерка опасна для Советской власти.

Она становится одной из самых популярных женщин тех лет. На митинге 1924 года в Берлине известная немецкая анархистка Э. Гольдман назвала Спиридонову «одной из самых мужественных и благородных женщин, которых знало революционное движение». А в Париже даже появился комитет, поставивший себе целью добиться переезда Спиридоновой во Францию. В Германии были выпущены открытки с её фотографией.

А для Марии начинался последний виток «кругов ада». Она отправилась в ссылку в Самарканд. О чём думала стареющая революционерка, живя с подругой на скудные заработки на окраине «Советской империи»? В ней вдруг просыпаются давно забытые пристрастия: она с увлечением читает французских классиков в оригинале. Но большевистская власть не желает оставить в покое своих врагов, пусть даже они давно отошли от всякой активной деятельности. В начале тридцатых Спиридонову снова арестовывают и высылают в Уфу.

А последний, заключительный удар, конечно, был нанесён в роковом 1937-м. В уфимской тюрьме с ней обращались жестоко и цинично, примерно так же, как в охранном казачьем отряде. Рассказывают, будто она заявила одному из следователей: «Молокосос! Когда ты только родился, я уже была в революции». Но эти слова казались смешными «сталинским соколам», былые заслуги никого не волновали, а возраст, как известно, не смягчал наказаний. Молох терроризма, который она сама когда-то с таким азартом запускала, теперь добрался и до неё. Её расстреляли в сентябре 1941 года в Орловской тюрьме, когда фашистские войска подходили к городу. Революция пожирала своих детей!