1898 Январь, 4 (16).Ленин, находясь в ссылке в Сибири, в селе Шушенском, сообщает матери, Марии Александровне Ульяновой, о предполагаемом приезде в Шушенское Надежды Константиновны Крупской.В этом же письме Ленин запрашивает М. Т. Елизарова, передано ли В. А. Ионову о том, чтобы

ФРИНОВСКИЙ Михаил Петрович

(26 января (7 февраля) 1898, Наровчат, Пензенская губерния, Российская империя - 4 февраля 1940, Москва) - деятель советских органов госбезопасности, командарм 1-го ранга (1938). Член ЦИК СССР 7-го созыва, депутат Верховного Совета СССР 1-го созыва. Один из непосредственных организаторов «Большого террора».

Михаил Фриновский родился в начале 1898 года в городе (ныне село) Наровчат Пензенской губернии.

До Первой мировой войны учился в духовном училище в Краснослободске.

В январе 1916 года поступил в кавалерию вольноопределяющимся, служил в чине унтер-офицера. В январе-августе 1916 года дезертировал. Был связан с анархистами, участвовал в убийстве генерал-майора М. А. Бема.

С марта 1917 года Фриновский - счетовод-бухгалтер военного госпиталя. Участник июльского восстания 1917 года. В сентябре того же года вступил в Красную гвардию в Хамовниках (Москва), командовал группой красногвардейцев, участвовал в штурме Кремля, был тяжело ранен. Вплоть до февраля 1918 года - на излечении в Лефортовском госпитале.

В марте-июле 1918 года работал помощником смотрителя Ходынской больницы. Вступил в РКП(б), работал в партийной ячейке и месткоме Ходынской больницы. В июле 1918 года записался в Красную армию, служил командиром эскадрона, начальником Особого отдела 1-й Конной армии.

В 1919 году после тяжелого ранения переведён на профсоюзную работу, а затем в органы ВЧК. Во второй половине 1919 года служил помощником начальника активной части Особого отдела Московской ЧК. Участвовал в важнейших операциях ЧК - разгроме анархистов, ликвидации анархистских и повстанческих отрядов на Украине и т. д.

С декабря 1919 по апрель 1920 года служил в Особом отделе Южного фронта. В 1920 году был начальником активной части Особого отдела Юго-Западного фронта, заместителем начальника Особого отдела 1-й Конной армии. В 1921-1922 годах - заместитель начальника Особого отдела, заместитель начальника оперативного отряда Всеукраинской ЧК.

В 1922-1923 годах Фриновский - начальник общеадминистративной части и секретарь Киевского отдела ГПУ (с 23 июня 1923 - начальник полпредства ОГПУ по Юго-Востоку).

В ноябре 1923 года его переводят на Северный Кавказ на должность начальника Особого отдела Северо-Кавказского военного округа. С марта 1924 года Фриновский - первый заместитель полпреда ОГПУ по Северному Кавказу. В 1925 года - начальник пограничной охраны Черноморского побережья Северо-Кавказского края, с января 1926 года - первый заместитель полпреда и начальник войск ГПУ.

8 июля 1927 года был переведен в Москву на должность помощника начальника Особого отдела Московского военного округа. В 1927 года он закончил курсы высшего командного состава при Военной академии РККА имени Фрунзе. С 28 ноября 1928 по 1 сентября 1930 года был командиром-военкомом отдельной дивизии особого назначения имени Ф. Э. Дзержинского при коллегии ОГПУ СССР.

1 сентября 1930 года Фриновский назначен на должность председателя ГПУ Азербайджанской ССР. Был одним из организаторов раскулачивания в Азербайджане. 8 апреля 1933 года назначен начальником Главного управления пограничной охраны и войск ОГПУ СССР, руководил операцией ОГПУ по подавлению восстания в Синьцзяне

С образованием Народного комиссариата внутренних дел СССР 10 июля 1934 года Главное управление пограничной охраны и войск ОГПУ переименовано в Главное управление пограничной и внутренней охраны (с середины 1937 - Главное управление пограничных и внутренних войск) НКВД СССР. 11 июля его начальником назначен М. П. Фриновский.

См. также: Большой террор

С падением Г. Г. Ягоды и назначением 26 сентября 1936 г. наркомом внутренних дел Н. И. Ежова Фриновский 16 октября 1936 г. назначен заместителем наркома внутренних дел СССР. 1-м заместителем наркома тогда являлся Я. С. Агранов, ещё одним заместителем был с 29 сентября 1936 г. М. Д. Берман, а 3 ноября 1936 г. ещё одним заместителем был назначен Л. Н. Бельский. С 15 апреля 1937 г. Фриновский являлся первым заместителем наркома внутренних дел СССР и возглавлял Главное управление государственной безопасности НКВД СССР. С упразднением ГУГБ 28 марта 1938 г. возглавил Управление государственной безопасности (1-е управление) НКВД СССР. Ещё одним первым заместителем наркома 22 августа 1938 г. был назначен Лаврентий Берия, который с уходом Фриновского из НКВД 8 сентября 1938 г. также сменил его на посту начальника 1-го управления НКВД СССР - с 29 сентября 1938 г. во главе вновь образованного ГУГБ.

12 декабря 1937 года избран депутатом Совета Союза Верховного Совета СССР 1-го созыва от Краснодарского края. Один из ближайших сотрудников Ежова и главных организаторов Большого террора. Один из главных организаторов репрессий в РККА, принимал непосредственное участие в организации Московских процессов. Был одним из организаторов массовых политических репрессий в Монголии.

8 сентября 1938 года был назначен наркомом Военно-Морского Флота СССР. 14 сентября 1938 года ему присвоено звание командарма 1-го ранга (минуя звание командарм 2-го ранга).

6 апреля 1939 года снят со всех постов и арестован по обвинению в «организации троцкистско-фашистского заговора в НКВД» (в чём признался). Содержался в Сухановской особой тюрьме. 4 февраля 1940 года Военной коллегией Верховного Суда СССР приговорён к смертной казни. Тело кремировано в Донском монастыре.

Не реабилитирован.

Семья

Жена - Фриновская Нина Степановна (1903, Рязань - 3 февраля 1940) - русская, беспартийная, образование высшее, аспирантка Института истории Академии наук СССР. Арестована 12 апреля 1939 года. 2 февраля 1940 года по сфабрикованному обвинению в «сокрытии преступной контрреволюционной деятельности врагов народа» (то есть собственных мужа и сына) Военной коллегией Верховного суда СССР приговорена к смертной казни. Расстреляна 3 февраля 1940 года. Реабилитирована 12 января 1956 года.

Сын - Фриновский Олег Михайлович (1922, Харьков - 21 января 1940, Москва) - член ВЛКСМ, образование незаконченное среднее, учащийся 10-го класса 2-й московской специальной артиллерийской школы. Арестован 12 апреля 1939 года. 21 января 1940 года по сфабрикованному обвинению в участии в «контрреволюционной молодёжной группе» приговорён Военной коллегией Верховного суда СССР к смертной казни. Расстрелян в тот же день. Реабилитирован 12 января 1956 года.

В Москве Фриновский занимал 9-комнатную квартиру (Кропоткинская улица, дом 31, кв. 77), в которую после его ареста вселилась семья высокопоставленного сотрудника НКВД Вениамина Гульста.

Звания

• Комкор (29.11.1935)
• Командарм 1 ранга (14.09.1938)

Награды

• Орден Ленина (14.02.1936)
• 3 ордена Красного Знамени (1924, 20.12.1932; 03.02.1935)
• Орден Красной Звезды (22.07.1937)
• Орден Трудового Красного Знамени Азербайджанской ССР (04.03.1931)
• Орден Трудового Красного Знамени ЗСФСР (07.03.1932)
• Медаль «XX лет РККА» (22.02.1938)
• Нагрудный знак «Почётный работник ВЧК-ОГПУ (V)» (1925)
• Нагрудный знак «Почётный работник ВЧК-ОГПУ (XV)» (26.05.1933)
• Орден Красного Знамени (МНР) (25.10.1937)

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 января 1941 года лишён государственных наград и воинского звания.

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ:

Спецсообщение Л. П. Берии И. В. Сталину с приложением заявления М. П. Фриновского

Каким образом оно было написано, нам не известно, но оно есть. Прим.автора.

СПЕЦСООБЩЕНИЕ Л.П. БЕРИИ И.В. СТАЛИНУ С ПРИЛОЖЕНИЕМ ЗАЯВЛЕНИЯ М.П. ФРИНОВСКОГО

ЦК ВКП(б) товарищу И.В. СТАЛИНУ

При этом направляем заявление арестованного Фриновского от 11.III.39 г. Допрос Фриновского продолжаем.

Приложение: по тексту.

Народный комиссар внутренних дел Союза ССР БЕРИЯ

НАРОДНОМУ КОМИССАРУ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СОЮЗА

СОВЕТСКИХ СОЦ. РЕСПУБЛИК — КОМИССАРУ

ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ 1 РАНГА:

БЕРИЯ Л.П.

От арестованного ФРИНОВСКОГО М.П.

Заявление

Следствием мне предъявлено обвинение в антисоветской заговорщической работе. Долго боролась во мне мысль необходимости сознаться в своей преступной деятельности в период, когда я был на свободе, но жалкое состояние труса взяло верх. Имея возможность обо всем честно рассказать Вам и руководителям партии, членом которой я недостойно был последние годы, обманывая партию, - я этого не сделал. Только после ареста, после предъявления обвинения и беседы лично с Вами я стал на путь раскаяния и обещаю рассказать следствию всю правду до конца, как о своей преступно-вражеской работе, так и о лицах, являющихся соучастниками и руководителями этой преступной вражеской работы.

Стал я преступником из-за слепого доверия авторитетам своих руководителей ЯГОДЫ, ЕВДОКИМОВА и ЕЖОВА, а став преступником, я вместе с ними творил гнусное контрреволюционное дело против партии.

В 1928 году, вскоре после моего назначения командиром и военкомом Дивизии Особого назначения при Коллегии ОГПУ, на состоявшейся районной партийной конференции я был избран в состав пленума, а пленумом в состав бюро партийной организации Сокольнического района.

Еще на конференции я установил контакт с бывшим работником ОГПУ (в 1937 г. покончил самоубийством в связи с арестом ЯГОДЫ) - ПОГРЕБИНСКИМ, который информировал меня о наличии групповой борьбы среди членов райкома. В последующем я примкнул в составе бюро к большинству, оказавшемуся правыми, и вел работу совместно с этой группой членов бюро до ее разоблачения в районной партийной организации.

На следующей партийной конференции в 1929 г. это большинство бюро, в том числе и я, и другие работники ОГПУ: МИРОНОВ, ЛИЗЕРСОН, ПОГРЕБИНСКИЙ, были до конца разоблачены. Я и МИРОНОВ выступали с покаянными речами на конференции, однако не порвали полностью с правой группой в районе.

После конференции в ОГПУ состоялось совещание руководящего состава в связи с указанием ЦК, осуждавшим втягивание партийной организации ОГПУ в групповую борьбу в Сокольническом райкоме.

В том же 1929 году в Москву приехал ЕВДОКИМОВ в связи с намечаемым переводом его в качестве начальника СОУ ОПТУ. Я был у него в номере гостиницы «Селект». Вначале ЕВДОКИМОВ расспрашивал меня, как идут дела в Москве, потом сообщил, что он переводится в Москву и что ЦК предлагает ему наладить оперативную работу ОГПУ. В этой же беседе я поделился с ЕВДОКИМОВЫМ и сообщил, что попал в правые на практике.

В это время уже имели место осложнения в деревне в связи с коллективизацией сельского хозяйства. Я спросил ЕВДОКИМОВА - как у вас на Северном Кавказе идут дела? Он говорит: «Дела сложны, колхозы в казачьих и национальных районах прививаются туго, сопротивление идет большое», и он выразился так: «Черт его знает, выйдет ли из этого дела что-нибудь?»

За время нахождения ЕВДОКИМОВА в Москве, а потом уже после его переезда в Москву у меня с ним было несколько встреч. В процессе этих встреч ЕВДОКИМОВ говорил, что ЦК допускает много безобразий в деревне и «черт его знает, к чему все это приведет».

В 1930 году, после решительного наступления партии и правительства на кулачество, в результате допущенных на местах перегибов начались восстания, и особо сложные формы эти восстания приняли в национальных областях Северного Кавказа, в частности в Дагестане. Меня вызвали в Коллегию ОГПУ и направили в Дагестан. Поговорить с ЕВДОКИМОВЫМ перед отъездом мне не удалось.

Следующая встреча с ЕВДОКИМОВЫМ у меня состоялась уже во время приезда в Закавказье в 1930 году, когда он объезжал районы, в которых проводились операции по борьбе с повстанчеством.

После официальных разговоров я имел с ЕВДОКИМОВЫМ интимную беседу, во время которой он мне говорил, что вооруженным путем, как думает ЦК, колхозов не создашь. Вот, говорит он, в Дагестане население говорит, что колхозам капут, и это не только в национальных областях, что обстановка очень сложна и в центральной России. Может так получиться, говорил ЕВДОКИМОВ, что кулака-то мы разорим и физически уничтожим, а осложнений у нас в стране может быть много и хозяйства в деревне партия не создаст.

На этом разговор с ним и кончился. Пробыв несколько дней, ЕВДОКИМОВ уехал. Последующая встреча с ЕВДОКИМОВЫМ у меня была в 1930 году перед отъездом на работу в Азербайджан. Встретились мы в кабинете у ЕВДОКИМОВА. Я спрашивал его указаний. Наряду с оперативно-служебными указаниями он заявил мне, что в успех начавшейся операции по ликвидации кулачества как класса он - ЕВДОКИМОВ, хотя на него и возложено проведение этой операции по СССР, - не верит. В целесообразность проводимой по решению Центрального Комитета операции он также не верит, считая, что это может привести к обнищанию деревни и деградации сельского хозяйства. За это время в Азербайджане я никакой антисоветской работы не вел.

В 1933 году, вскоре после назначения меня начальником ГУПВО ОГПУ и приезда в Москву, я встретился с ЕВДОКИМОВЫМ у него на квартире. Он приехал из Ростова.

ЕВДОКИМОВ повел со мной разговор о том, что обстановка в стране, несмотря на, казалось бы, некоторое улучшение положения в деревне с промтоварами и с продовольствием в городах, - все же чрезвычайно сложная. И вот тут же ЕВДОКИМОВ начал со мной откровенный разговор. Он спросил: «Как у тебя, правые настроения, которые у тебя были, - изжились или нет?» Я говорю: «Черт его знает, изжились или нет, не знаю, а что?» «Видишь ли, рано или поздно правым удастся доказать Центральному Комитету неправоту линии Центрального Комитета и правильность линии правых». Я попытался возразить, заявив, что положение колхозов становится прочным. Он ответил: «Подожди, колхозы-то начали существовать, но это только начало, а что будет дальше - неизвестно. Кадры правых - большие, правыми ведется большая подпольная работа и по вербовке кадров, и по созданию недовольства против правительства и Центрального Комитета».

Дальше ЕВДОКИМОВ спросил: «Ты ГУПВО принял или нет?» После моего утвердительного ответа он сказал: «Тебе надо было бы заинтересоваться как следует вопросами войск. Войска будут играть большую роль в случае каких-либо осложнений внутри страны, и ты должен прибрать войска к своим рукам».

Зная, что моими заместителями по ГУПВО являются КРУЧИНКИН, ЛЕПИН и РОШАЛЬ, ЕВДОКИМОВ, коснувшись их, заявил: «КРУЧИНКИН, видимо, ЯГОДИНСКИЙ человек, но это ничего. ЯГОДА сам войсками занимается, но и это не страшно». Тут же ЕВДОКИМОВ сообщил мне о том, что сам ЯГОДА также является правым, рекомендовал: «Все же в отношениях с ЯГОДОЙ далеко не заходи и полностью ему и, в особенности, его окружению не доверяйся, так как эти люди способны на преступления, на этих преступлениях провалятся и могут выдать тебя, а КРУЧИНКИНА прибери к рукам». И тут же ЕВДОКИМОВ рассказал о том, что КРУЧИНКИН, будучи в командировке в Средней Азии, в бытность там ЕВДОКИМОВА, при проведении операций, из-за своей трусости операцию провалил. Я поставил вопрос перед ЯГОДОЙ, говорил ЕВДОКИМОВ, об отдаче КРУЧИНКИНА под суд, но что-то молчат. Осторожно нужно его к себе потянуть, но начинай также заводить и свои кадры в войсках ОГПУ.

Я спросил, что нужно конкретно делать по войскам? Во-первых, говорил ЕВДОКИМОВ, заимей своих совершенно надежных людей и так прибери их к рукам, чтобы в случае осложнений они выполняли твою волю.

В том же 1933 году ЯГОДА, после моей с ним стычки по служебному вопросу, начал вновь приближать меня к себе при помощи БУЛАНОВА. БУЛАНОВ часто зазывал меня к себе на дачу под видом рыбной ловли и игры в бильярд. В одну из таких поездок к БУЛАНОВУ, в выходной день на дачу, приехал ЯГОДА, который после обеда и выпивки имел со мной разговор в отдельной комнате. ЯГОДА начал разговор с того, что я не прав, настраиваясь против него, и что, видимо, здесь орудует рука ЕВДОКИМОВА, и тут же сказал мне: «Имейте в виду: о том, что вы остаетесь правым, - мне известно, что вы ведете работу, я также знаю, и не лучше ли вам смириться с той обстановкой, которая существует у нас в центральном аппарате, свой гонор сбавить и слушаться меня». Й тут же, продолжая разговор, ЯГОДА спросил меня: «Как идут дела в ГУПВО, у вас там много замов, не лучше ли было бы освободиться кое от кого. Как вы думаете - кого лучше оставить: КРУЧИНКИНА или ЛЕПИНА?»

Не дожидаясь моего ответа, ЯГОДА сказал, что КРУЧИНКИН - человек надежный. Я понял, что КРУЧИНКИН связан с ним по преступной деятельности. В отношении ЛЕПИНА ЯГОДА сказал, что тот колебался, ориентировался на АКУЛОВА и БАЛИЦКОГО, когда они работали в ОГПУ. «Может быть, его и предложить БАЛИЦКОМУ, - сказал он, - пусть поедет к нему. РОШАЛЯ надо обломать , а на отдел боевой подготовки вам надо было бы взять КРАФТА или РЫМШАНА». После этого ЯГОДА стал приглашать поехать к нему на дачу, но из-за позднего времени я отказался. Прощаясь, ЯГОДА сказал: «Ну - мировая и полный контакт».

Во исполнение заданий, которые я получил от ЕВДОКИМОВА, и после разговора с ЯГОДОЙ я начал всячески приближать к себе КРУЧИНКИНА и вскоре повел с ним открытый разговор, Я спросил КРУЧИНКИНА - какую работу он ведет по заданиям ЯГОДЫ в войсках. Сначала КРУЧИНКИН сделал недоуменный вид, а после начал говорить, что особых заданий он не получает, главным образом, ведет работу по части подбора людей и их воспитанию в духе бесконечной преданности персонально ЯГОДЕ. О проделанной им работе и ряде людей, которые им были завербованы и вели работу внутри войск ОГПУ, КРУЧИНКИН мне окончательно рассказал по своем возвращении его из Синьцзяна в 1934 году.

Развернув полную картину своей антисоветской работы, КРУЧИНКИН назвал мне следующих людей: КРАФТА, РЫМШАНА, который в это время был уже из ГУПВО откомандирован в РККА, РОТЕРМЕЛЯ, ЛЕПСИСА, ЗАРИНА, БАРКОВА, КОНДРАТЬЕВА, командующего в это время дивизией особого назначения, причем оговорил, что с КОНДРАТЬЕВЫМ прямую связь имеют ЯГОДА и БУЛАНОВ и что у КОНДРАТЬЕВА *имеются свои люди в дивизии* .

ЛЕПИН в это время уже работал на Украине начальником УПВО, причем, несмотря на то что его согласился взять БАЛИЦКИЙ к себе, отношения у него с БАЛИЦКИМ сложились не совсем нормальные, а ЯГОДА ему не мог простить его ориентировки в свое время на АКУЛОВА и БАЛИЦКОГО.

В очередной свой приезд в Москву в 1934 году ЛЕПИН пожаловался мне. Я вызвал КРУЧИНКИНА, и вместе с ним мы заявили ЛЕПИНУ, что мне стало известно об участии ЛЕПИНА во вражеской работе под руководством КРУЧИНКИНА. ЛЕПИН вначале удивился, а потом, узнав о том, что я также принимаю участие в этой работе и начал уже руководить ею в погранохране, мы раскрылись друг перед другом. После этого ЛЕПИН попросил урегулировать вопрос его взаимоотношений с ЯГОДОЙ и БАЛИЦКИМ. Нам удалось это сделать прямым разговором с ЯГОДОЙ о том, что ЛЕПИН - наш человек и нельзя ставить его в такое положение, тем паче на Украине, где в наших интересах он должен связаться и с украинскими людьми и узнать, что делается на Украине. С БАЛИЦКИМ я сам говорил, чтобы он ЛЕПИНА не обижал.

От ЛЕПИНА я узнал о том, что у него складывается такое впечатление, что на Украине также ведется работа правых внутри органов и войск ОГПУ. Я и КРУЧИНКИН дали задание ЛЕПИНУ, чтобы он связался с украинцами, не выдавая им своих связей в Москве и не говоря ничего о ЯГОДЕ, обо мне и КРУЧИНКИНЕ, влезть в среду БАЛИЦКОГО и, если они будут его вербовать, пойти на это.

Примерно в первых месяцах 1935 года ЛЕПИН в свой очередной приезд в Москву рассказал мне о том, что он связался с БАЛИЦКИМ и что БАЛИЦКИЙ связал его с рядом лиц из пограничной охраны, в частности с начальником политотдела УПВО - САРОЦКИМ , начальником пограничного отряда в Одессе - КУЛЕШОМ** и зам. начальника УПВО Украины - СЕМЕНОВЫМ** .

За это же время - 1934 год - у меня с ЕВДОКИМОВЫМ было несколько встреч при его приезде в Москву. На этих встречах он постепенно открывал мне свою практическую работу и говорил о работе центра правых и по Союзу. В частности, он говорил о том, что он имеет ряд людей внутри аппарата ГПУ, и назвал РУДЯ, ДАГИНА, РАЕВА, КУРСКОГО, ДЕМЕНТЬЕВА, ГОРБАЧА и других. Говорил о том, что заимел связи по национальным областям: в Дагестане - через МАМЕДБЕКОВА, в Чечне — ГОРШЕЕВА или ГОРШЕНИ-НА, и тут же сказал, что ему трудно приходится только с КАЛМЫКОВЫМ, у которого своя собственная линия, и ЕВДОКИМОВ никак не может его обломать, но характеризовал КАЛМЫКОВА как человека полностью «нашего» - правого, но, видимо, имеющего самостоятельную линию.

Я его спрашивал, а что вообще в Союзе делается? ЕВДОКИМОВ говорил, что ведется большая работа, целый ряд людей, занимающих большое положение в ряде других областей СССР, перешли к правым. И вот здесь он заявил: «Видишь, как сейчас приходится вести борьбу с Центральным Комитетом: когда-то боролись с повстанчеством, а сейчас самим приходится искать нити, связи с повстанчеством и, чтобы его организовать, приходится идти в низовку. Это очень сложная и опасная работа, но без низовки - секретарей райкомов, председателей РИКов или людей, которые связаны с деревней, - мы возглавить повстанчество не сумеем, а это одна из основных задач, которая стоит перед нами».

ЕВДОКИМОВ расспрашивал, что я делаю по войскам. Я полностью рассказал ему обо всем, в частности и о встрече с ЯГОДОЙ, о разговоре с ним. ЕВДОКИМОВ дал мне вновь такую установку, что этой связи с ЯГОДОЙ не порывать, но до конца не идти и, главным образом, ничего не говорить ЯГОДЕ о моей связи с ним - ЕВДОКИМОВЫМ. В одну из встреч ЕВДОКИМОВ предложил мне связаться с быв. зам. наркома внудел ПРОКОФЬЕВЫМ и прощупать его настроения. Когда я спросил - какая цель, он ответил -потом скажу.

Во исполнение задания ЕВДОКИМОВА я близко сошелся с ПРОКОФЬЕВЫМ. После я узнал, что ЕВДОКИМОВ искал связей с ПРОКОФЬЕВЫМ с целью связаться с ним самому лично, что он по существу и выполнил через меня. Первая встреча у них была на моей даче, а после этого во время своих приездов в Москву он стал заезжать к ПРОКОФЬЕВУ. Спустя некоторое время ЕВДОКИМОВ мне рассказал, что сближением с ПРОКОФЬЕВЫМ он преследовал цель проверить - не связан ли КАЛМЫКОВ с ОГПУ.

В 1934 же году, разворачивая работу в ГУПВО, мы вместе с КРУЧИНКИНЫМ пытались поближе связаться с быв. командиром дивизии особого назначения ОГПУ — КОНДРАТЬЕВЫМ, поскольку КОНДРАТЬЕВ непосредственно получал задания от ЯГОДЫ и БУЛАНОВА. Мы хотели знать - какие именно задания он получает по дивизии. Однако разговор КРУЧИНКИНА с КОНДРАТЬЕВЫМ результатов не дал, и только после инспекции дивизии, которую удалось провести во время отпуска ЯГОДЫ и вскрытия ряда фактов о безобразном состоянии частей дивизии нам удалось заставить КОНДРАТЬЕВА рассказать о проводимой им заговорщической работе по дивизии.

КОНДРАТЬЕВ рассказал, что большинство командиров полков дивизии, а также многие из работников политаппарата им завербованы. КОНДРАТЬЕВ сказал также о том, что ГОЛЬХОВ - начальник политотдела дивизии (прибыл с КОНДРАТЬЕВЫМ с Дальнего Востока) - привлечен к заговору.

Дальше КОНДРАТЬЕВ рассказал, что ЯГОДА дал ему задание (и это отрабатывается им), чтобы командный состав, завербованный и привлеченный к работе, проработал план возможных действий дивизии в условиях Москвы. План этот в основном заключался в оцеплении и изоляции Кремля от остальной части города. Кроме того, он сказал, что в случае осложнений имеется **войсковая группа из состава дивизии** , которая должна сразу же поступить в распоряжение ЯГОДЫ. И, наконец, он сообщил, что командиры, назначаемые в состав наряда для дежурства внутри ОГПУ, на броневиках, выделяются, главным образом, из состава участников заговора . Рассказав это, КОНДРАТЬЕВ, тут же оробев, начал говорить о том, что он хотел бы, чтобы ЯГОДА не знал о его разговорах с нами, пока он не уладит с ним этого вопроса. Одновременно КОНДРАТЬЕВ сказал, что ему от БУЛАНОВА известно, что КРУЧИНКИН и я ведем работу. В 1935 году ЕВДОКИМОВ стал спрашивать меня: нет ли руки ЯГОДЫ в деле убийства КИРОВА и не имею ли я об этом данных? Причем он указал, что если ЯГОДА участник этого дела - поступок нехороший, не с точки зрения сожаления о потере КИРОВА, а с точки зрения усложнения положения и тех репрессий, которые начались вскоре после убийства КИРОВА.

Во время этой беседы к нему на квартиру зашел ЛИФШИЦ Яков, быв. зам. наркомпути, который, поздоровавшись со мной, сказал: «Живем в одном городе и не встречаемся». ЕВДОКИМОВ тут же сказал - надо было бы встретиться, полезно было бы для обоих. Это было под выходной день, и ЛИФШИЦ пригласил нас к себе на дачу на выходной день.

После отъезда ЛИФШИЦА от ЕВДОКИМОВА я спросил его, что по-честному ли раскаялся ЛИФШИЦ? ЕВДОКИМОВ ответил: «По-честному такие, как Яшка, не каются» - и добавил, что ЛИФШИЦ ведет соответствующую работу.

На второй день я и ЕВДОКИМОВ были на даче у ЛИФШИЦА. Заговорщических разговоров у нас не было, но ЕВДОКИМОВ все время подчеркивал необходимость тесной связи с ЛИФШИЦЕМ, с которым мы условились о дальнейших встречах.

В оцну из этих встреч, во время верховой поездки, ЛИФШИЦ сказал мне: «Слышал я от ЕВДОКИМОВА о тебе, откровенно говоря, не ожидал, что ты тоже с нами, молодец». Я начал с ЛИФШИЦЕМ говорить, а как, мол, ты? Он ответил: «Тебе же ЕВДОКИМОВ сказал о том, что я работаю». Я его еще спросил, - а большую работу ведешь? Он сказал, что работу ведет большую, имеет связь с центром через ПЯТАКОВА, имеет большое количество людей и не порывает связей с украинцами.

При следующей встрече, в связи с начавшимися арестами ряда троцкистов, ЛИФШИЦ дал мне задание, хотя я и работал в ГУПВО и прямого отношения к оперативной работе не имел, - прислушиваться, какие показания дают арестованные троцкисты, и информировать его.

В 1935 году, осенью, был пробег жен украинских пограничников в Москву. ЯГОДА разрешил мне организовать их прием у меня на даче, а утром этого же дня я ездил верхом с ЛИФШИЦЕМ и говорил ему об этом приеме. ЛИФШИЦ спросил, а кто у тебя будет? Я говорю, что приглашаю начальников отделов. Тогда он сказал - пригласи и МОЛЧАНОВА, и нельзя ли мне быть на этом приеме. Я сказал, что ничего особенного не будет, приходи как будто невзначай. ЛИФШИЦ под вечер действительно пришел ко мне на дачу. Приехал и МОЛЧАНОВ. После обеда ЛИФШИЦ и МОЛЧАНОВ сидели рядом, выпивали, а после этого ушли в сад гулять. ЛИФШИЦ уехал, когда остальные присутствующие еще не разъезжались, и только спустя дней десять я спросил ЛИФШИЦА, о чем ты говорил с МОЛЧАНОВЫМ, не сказал ли ему что-нибудь обо мне? Он ответил, что говорил с ним о троцкистах. «Видишь ли, МОЛЧАНОВ тоже не совсем чистый человек, но фанаберию со мной разводил. Прямого разговора у меня с ним не было, а я его щупал, какие показания дают троцкисты».

В одну из встреч в 1935 году ЕВДОКИМОВ у него на квартире рассказал мне о ряде людей, которые им привлечены к работе в Пятигорске. Он назвал ПИВОВАРОВА, большую группу чекистов: ***БОЯРА, ДЯТКИНА и ШАЦКОГО***. Здесь же он мне рассказал о его связях сХАТАЕВИЧЕМ, причем всячески его расхваливал как знатока деревни; с ЭЙХЕ, о части ленинградской группы - ЧУДОВЕ, ЖУКОВЕ, причем тут же меня предупредил - иметь в виду с ними не особенно встречаться, потому что ленинградцы пьянствуют и вообще в ЦК слывут как люди подмоченные, разложившиеся на почве пьянства. В этот же его приезд ЕВДОКИМОВ говорил: нельзя ли как-нибудь, через ЯГОДУ, протянуть ДАГИНА на оперативный отдел. «Хотя ПАУКЕР - ягодинский человек, но он -дурак, и, если ему что-нибудь серьезное поручить, он обязательно провалит», сказал ЕВДОКИМОВ. При этом он предупредил, что если будешь пытаться протянуть ДАГИНА на первый отдел, то надо это делать очень осторожно, учитывая обстановку. ЕВДОКИМОВ говорил и о том, что в ряде районов Северного Кавказа удалось возглавить своими людьми повстанческие группы, и о том, что проводившаяся перед этим чистка партии помогла в смысле вербовки людей.

Во время процесса ЗИНОВЬЕВА, КАМЕНЕВА и других, когда было опубликовано в печати о БУХАРИНЕ, перед концом процесса, ЕВДОКИМОВ был в Москве. Он очень волновался и, в разговоре со мной, говорил: «Черт его знает, как удастся выкрутиться из всего этого дела. Никак не понимаю ЯГОДУ, что он там делает, зачем расширяет круг людей для репрессий, или у этих поджилки слабы - выдают. Но можно было бы поставить таким образом ход следствия, чтобы всячески обезопасить себя».

Тут же он расспрашивал меня в отношении ЛИФШИЦА: проходит ли ЛИФШИЦ где-либо по чекистским материалам? ЛИФШИЦА в этот момент в Москве не было, он был в отпуске. Я ЕВДОКИМОВУ рассказал, что присутствовал на одном из оперативных совещаний, где МОЛЧАНОВ докладывал показания на ЛИФШИЦА, и что эти показания идут с Украины. ЕВДОКИМОВ при этом сказал: «ЛИФШИЦ скоро вернется из отпуска, ты открыто с ним не встречайся». Я в это время уже собирался в командировку на Дальний Восток, а с ЛИФШИЦЕМ как-то в одну из поездок верхом, перед его отпуском, мы говорили относительно возможной совместной поездки на Дальний Восток.

Я ЕВДОКИМОВУ говорю, что мы собирались вместе с ЛИФШИЦЕМ ехать на Дальний Восток. Он сказал, что, если можешь, лучше в этой обстановке поезжай один. ЕВДОКИМОВ интересовался - кто из чекистов ведет следствие и агентурную разработку по троцкистам и правым. Сам он был очень подавлен.

Перед моим отъездом на Дальний Восток ЛИФШИЦ вернулся из отпуска, но я перестал с ним встречаться, учитывая наличие на него показаний и возможную мою компрометацию.

С ДЕРИБАСОМ у меня этот разговор был, и ДЕРИБАС интересовался, главным образом, фамилиями людей уже репрессированных и людей, которые проходят по материалам. Я ему рассказал о ЛИФШИЦЕ и ПЯТАКОВЕ, которые - на грани разоблачения. По дороге с Дальнего Востока в Москву, уже после назначения меня заместителем наркома, на одной из ж.-д. станций зашел ко мне в вагон агент и сказал, что на следующей станции со мной хочет поговорить зам. нарком-пути ЛИФШИЦ. И действительно, я встретился с ЛИФШИЦЕМ на следующей станции. Я сознательно вышел из вагона, чтобы не разговаривать с ним в вагоне, поскольку со мной ехал ряд сотрудников. ЛИФШИЦ подошел ко мне вместе с РУТЕНБУРГОМ - начальником дороги. ЛИФШИЦ просил разрешения проехать со мной одну станцию. Он рассказал, что с должности заместителя наркома снят, что в Москве у него были очные ставки с арестованными. Он всячески ругал людей, которые его выдали, нервничал и просил меня, как уже заместителя наркома, как-нибудь сделать так, чтобы из этого дела ему выкрутиться. Я его, в свою очередь, просил: «Уж если ты попадешь, поскольку так далеко зашло дело, так держись как следует».

На следующей станции он ушел. Встретившись с ЛИФШИЦЕМ, я немножко сам струхнул, как бы на этой почве не было каких-нибудь неприятностей, и принял план, что по приезде в Москву я об этом расскажу ЕЖОВУ, и расскажу в таком контексте, что ЛИФШИЦ клялся и божился, что он не виновен, страшно нервничает и практической работой старается доказать свою преданность Центральному Комитету. По возвращении в Москву я так и сделал.

Вскоре после вступления в должность заместителя наркома ЕЖОВ начал меня приближать к себе, выделять из остальных замов, вести со мной более откровенные разговоры в оценке других замов, высказывать некоторое недовольство АГРАНОВЫМ. Перед распределением обязанностей между замами, помимо того, что я продолжал быть начальником ГУПВО, ЕЖОВ предложил мне интересоваться и оперативными вопросами, а примерно в 1937 году, после ареста ЯГОДЫ, он начал со мною вести разговоры в отношении возможного моего назначения первым заместителем Наркома. Во время одного из таких разговоров ЕЖОВ мне сказал: «Я предрешил этот вопрос, но хочу с тобой поговорить, только давай - по-честному, за тобой есть грешки кое-какие».

Вначале я совершенно опешил, думая - пропало дело. Увидев мою растерянность, ЕЖОВ начал говорить: «Ты не бойся, расскажи по-честному». Тогда я ему рассказал об истории с сокольническим делом, о своей связи с ЯГОДОЙ, связи с ЕВДОКИМОВЫМ и через него с ЛИФШИЦЕМ. Тогда ЕЖОВ сказал: «Грехов у тебя столько, хоть сейчас тебя сажай, ну, ничего, будешь работать, будешь на сто процентов моим человеком». Я растерянно посмотрел на него и пытался отказаться от назначения на должность первого зам. наркома, но он сказал: «Садись, работай, будем вместе работать и отвечать будем вместе».

До ареста БУХАРИНА и РЫКОВА, разговаривая со мной откровенно, ЕЖОВ начал говорить о планах чекистской работы в связи со сложившийся обстановкой и предстоящими арестами БУХАРИНА и РЫКОВА. ЕЖОВ говорил, что это будет большая потеря для правых, после этого вне нашего желания, по указанию ЦК могут развернуться большие мероприятия по правым кадрам, и что в связи с этим основной задачей его и моей является ведение следствия таким образом, чтобы, елико возможно, сохранять правые кадры. Тут же он развернул план этого дела. В основном этот план заключался в следующем: «Нужно расставить своих людей, главным образом, в аппарате СПО, следователей подбирать таких, которые были бы или полностью связаны с нами, или за которыми были бы какие-либо грехи и они знали бы, что эти грехи за ними есть, а на основе этих грехов полностью держать их в руках. Включиться самим в следствие и руководить им». «А это заключается в том, - говорил ЕЖОВ, - чтобы записывать не все то, что говорит арестованный, а чтобы следователи приносили все наброски, черновики начальнику отдела, а в отношении арестованных, занимавших в прошлом большое положение и занимающих ведущее положение в организации правых, протоколы составлять с его санкции». Если арестованный называл участников организации, то их нужно было записывать отдельным списком и каждый раз докладывать ему. Было бы неплохо, говорил ЕЖОВ, брать в аппарат людей, которые уже были связаны с организацией. «Вот, например, ЕВДОКИМОВ говорил тебе о людях, и я знаю кое-кого. Нужно будет их в первую очередь потянуть в центральный аппарат. Вообще нужно присматриваться к способным людям и с деловой точки зрения из числа уже работающих в центральном аппарате, как-нибудь их приблизить к себе и потом вербовать, потому что без этих людей нам работу строить нельзя, нужно же ЦК каким-то образом работу показывать».

В осуществление этого предложения ЕЖОВА нами был взят твердый курс на сохранение на руководящих постах в НКВД ягодинских кадров. Необходимо отметить, что это нам удалось с трудом, так как с различных местных органов на большинство из этих лиц поступали материалы об их причастности к заговору и антисоветской работе вообще.

Для сохранения этих кадров и их формальной реабилитации арестованные, дававшие такие показания, вызывались в Москву, где путем передопросов приводили их к отказу от данных ими показаний (дело ЗИРНИСА, дело ГЛЕБОВА и других).

Наряду с этим взамен арестованных ягодинцев (которых не удавалось сохранить) по указанию ЕЖОВА на руководящую работу в центральный аппарат и местные органы НКВД усиленно стягивались и назначались северокавказские кадры чекистов.

Значительное количество этих чекистов, составлявших кадры ЕВДОКИМОВА, было взято и на работу в отдел охраны НКВД. Как я указал выше, эти кадры использовались ДАГИНЫМ для подготовки к осуществлению ими по указанию ЕЖОВА в необходимый момент террористических актов против руководителей партии и правительства.

После ареста ПАУКЕРА ЕЖОВ поставил вопрос о подборе начальника первого отдела и сам же предложил КУРСКОГО, который был назначен на должность начальника 1-ого отдела. Вскоре после назначения КУРСКОГО в Москве был ЕВДОКИМОВ. ЕВДОКИМОВ спрашивал меня - что делается.

Я ему рассказал об установлении связи с ЕЖОВЫМ. ЕВДОКИМОВ тогда сразу перешел к первому отделу, говоря, что КУРСКОГО неудачно назначили на первый отдел, хотя этот человек и наш, говорил он, но он неврастеник и трусоват; я тебе говорил, что ДАГИНА надо было назначить.

Я рассказал ему о настроениях КУРСКОГО уже в процессе работы, что он всячески хочет освободиться от должности начальника 1-ого отдела. ЕВДОКИМОВ предложил воспользоваться этими настроениями и во что бы то ни стало назначить на место КУРСКОГО ДАГИНА. КУРСКИЙ был освобожден, и назначен был ДАГИН.

В эту же встречу с ЕВДОКИМОВЫМ он говорил: «При вас тоже будет продолжаться ягодинская линия; будем сами себя истреблять. Доколь это будет продолжаться?» Я ему рассказал о состоявшемся разговоре с ЕЖОВЫМ и указал, что мы принимаем сейчас меры, елико возможно, сохранять кадры.

ЕВДОКИМОВ посоветовал мне поскорее провести дела на арестованных и намечаемых к аресту чекистов. «Видишь ли, - говорил он, - ягодинские кадры не скроешь, они всем известны, не сегодня завтра будет вытолкнут каждый из них, просто коллективы с низов поднимутся против них, так что здесь надо скорее эти дела провернуть». Дальше он говорил, что особо осторожным нужно быть с ЯГОДОЙ. ЯГОДА человек такой, что начнет болтать на следствии несусветные вещи, и посоветовал, чтобы следствие по делу ЯГОДЫ вел КУРСКИЙ.

Об этом разговоре с ЕВДОКИМОВЫМ я рассказал ЕЖОВУ. ЕЖОВ сказал - это хорошо, что ты мне рассказываешь, но зря ты ЕВДОКИМОВУ рассказываешь о том, что мы с тобой говорили, давай лучше условимся так - ты будешь говорить ЕВДОКИМОВУ только то, что я тебе скажу.

После октябрьского пленума ЦК в 1937 г. я и ЕВДОКИМОВ первый раз встретились вместе на даче у ЕЖОВА. Причем разговор начал ЕВДОКИМОВ, который, обращаясь к ЕЖОВУ, спросил: «Что у тебя не так получается, обещал выправить ягодинское положение, а дело все больше углубляется и теперь подходит вплотную к нам. Видно, неладно руководишь делом». ЕЖОВ сперва молчал, а потом заявил, что «действительно обстановка тяжелая, вот сейчас принимаем меры к тому, чтобы сократить размах операций, но, видимо, с головкой правых придется расправиться». ЕВДОКИМОВ ругался, плевался и говорил: «Нельзя ли мне пойти в НКВД, я окажу помощи больше, чем другие». ЕЖОВ говорит: «Было бы хорошо, но ЦК едва ли пойдет на то, чтобы тебя передать в НКВД. Думаю, что дело не совсем безнадежно, но тебе надо поговорить с ДАГИНЬШ, ты имеешь на него влияние, надо, чтобы он развернул работу в Оперативном отделе, и нам быть готовым к совершению террористических актов». Не помню - ЕЖОВ или ЕВДОКИМОВ говорили, что нужно посмотреть, как были расставлены кадры у ПАУКЕРА и ЯГОДЫ, и их убрать. Раз люди остались, без управления они могут сделать глупости, пойти на самостоятельные действия. Здесь ЕВДОКИМОВ сказал, что было бы неплохо завести в наружной охране, непосредственно на дачах, людей из националов Северного Кавказа, этот народ будет служить честно, ведь охраняли же ингуши царя. После этого ЕЖОВ опять стал говорить, что работу ни в коем случае не надо прекращать и сворачивать, но нужно уходить больше в подполье и ни в коем случае ему самому (ЕВДОКИМОВУ) не завязывать дополнительных связей по краю. «Есть же у тебя люди, пусть они сами потихоньку проверяют и заводят людей».

Возвращаясь из Монголии, я узнал о том, что стоит вопрос о моем переводе из НКВД в Наркомат обороны - зам. наркома.

В день Открытия пленума я спросил об этом ЕЖОВА. Он говорит, что вопрос еще не решен. На мой вопрос - соответствуют ли действительности разговоры в аппарате о переводе ЗАКОВСКОГО в Москву на должность первого заместителя наркома, ЕЖОВ ответил: ЗАКОВСКОГО хотим взять в аппарат в качестве начальника отдела с правом заместительства. Этот человек, сказал он, наш полностью, но человек, за которым надо иметь присмотр, и потом его нужно из ленинградской обстановки перебросить, потому что в отношении его связей с ЧУДОВЫМ и КОДАЦКИМ большие идут разговоры. В ЦК также говорят о разложении ЗАКОВСКОГО.

После одного из заседаний пленума, вечером, на даче у ЕЖОВА были ЕВДОКИМОВ, я и ЕЖОВ. Когда мы приехали туда, там был ЭЙХЕ, но ЭЙХЕ с нами никаких разговоров не вел. Что было до нашего приезда у ЕЖОВА с ЭЙХЕ - ЕЖОВ мне не говорил. После ужина ЭЙХЕ уехал, а мы остались и почти до утра разговаривали. ЕВДОКИМОВ, главным образом, напирал на то, что подбираются и под нас, в частности, он начал говорить о себе и выражал недовольство, почему ЕЖОВ направил к нему в край ДЕЙЧА, который подбирает на него материалы.

Во время этого же пленума у меня была еще одна встреча с ЕВДОКИМОВЫМ. Он все время нажимал на то, что надо Николая ЕЖОВА все время держать в руках, что «вы не можете справиться с этим делом, берете свои собственные кадры и расстреливаете», и тут же ЕВДОКИМОВ предложил: «Я бы советовал не отправлять ленинградских арестованных (ЧУДОВ, КОДАЦКИЙ, СТРУППЕ) в Ленинград потому, что хотя ЗАКОВСКИЙ и наш человек полностью, а кто с ним работает, черт их знает, как бы не начали мотать». ЕВДОКИМОВ продолжал: «Я считаю, что вы рано начали награждать орденами. Ведь люди награждаются не только наши, но и другие, порыв борьбы растет, а это надо было бы попридержать, ордена же - стимул людям, которые с нами органически и организационно не связаны и потому могут расширять операции». И здесь ЕВДОКИМОВ и ЕЖОВ уже вместе говорили о возможном сокращении операций, но, так как это было признано невозможным, договорились отвести удар от своих кадров и попытаться направить его по честным кадрам, преданным ЦК. Такова была установка ЕЖОВА. Забыл упомянуть об одном обстоятельстве, для дела имеющем существенное значение. Осенью 1935 г. на даче у ЛИФШИЦА состоялась встреча ЕВДОКИМОВА, меня, ДАГИНА и ЛИФШИЦА, на которой ЕВДОКИМОВ в крайне раздраженном состоянии стал говорить о том, что он не совсем верит в успешность подготавливаемых троцкистами и правыми террористических актов против СТАЛИНА. ЕВДОКИМОВ при этом прямо заявил о том, что только силами отдела охраны НКВД может быть реально осуществлен теракт против СТАЛИНА.

ЕВДОКИМОВ усиленно сожалел, что ему не удалось ДАГИНА назначить начальником отдела охраны, еще в бытность своей работы начальником СОУ ОГПУ, и предлагал мне осторожно при удачном случае рекомендовать ДАГИНА вместо ПАУКЕРА. Вскоре ЕВДОКИМОВ был переведен на работу в Москву. Встречи у нас стали происходить чаще, как у ЕЖОВА непосредственно с ЕВДОКИМОВЫМ, так и нас троих.

Тут я считаю необходимым отметить следующее:

После арестов членов центра правых ЕЖОВ и ЕВДОКИМОВ по существу сами стали центром, организующим:

1) сохранение по мере возможности антисоветских кадров правых от разгрома;

2) нанесение удара по честным кадрам партии, преданным Центральному Комитету ВКП(б);

3) сохранение повстанческих кадров как на Северном Кавказе, так и в других краях и областях СССР с расчетом на их использование в момент международных осложнений;

4) усиленную подготовку террористических актов против руководителей партии и правительства;

5) приход к власти правых во главе с Н. ЕЖОВЫМ.

По возвращении с Дальнего Востока по просьбе ЕЖОВА я, не заезжая домой, поехал в Наркомат. Я ЕЖОВА вообще никогда в таком удрученном состоянии не видел. Он говорил: «Дело дрянь» - и сразу же перешел к вопросу о том, что БЕРИЯ назначен в НКВД вопреки его желанию. Паршивое дело будет, говорил он. Боюсь, что все будет вскрыто и рухнут наши планы.

27-28 августа 1938 г. позвонил мне ЕВДОКИМОВ и попросил зайти к нему на квартиру. Весь наш разговор ЕВДОКИМОВ свел к тому, что, если есть какие-либо недоделки, по которым может начаться разворачиваться наше причастие к преступным делам, до приезда БЕРИЯ закончить, и тут же мне ЕВДОКИМОВ сказал: «Ты проверь - расстреляли ли ЗАКОВСКОГО и расстреляны ли все люди ЯГОДЫ, потому что по приезде БЕРИЯ следствие по этим делам может быть восстановлено и эти дела повернутся против нас». Я проверил и установил, что ЗАКОВСКИЙ, МИРОНОВ и группа других чекистов была расстреляна 26-27 августа .

Перехожу к практической вражеской работе, проведенной ЕЖОВЫМ, мною и другими заговорщиками в НКВД.

Следственная работа

Следственный аппарат во всех отделах НКВД разделен на «следователей-колольщиков», «колольщиков» и «рядовых» следователей.

Что из себя представляли эти группы и кто они?

«Следователи-колольщики» были подобраны в основном из заговорщиков или скомпрометированных лиц, бесконтрольно применяли избиение арестованных, в кратчайший срок добивались «показаний» и умели грамотно, красочно составлять протоколы.

Так как количество сознающихся арестованных при таких методах допроса изо дня в день возрастало и нужда в следователях, умеющих составлять протоколы, была большая, так называемые «следователи-колольщики» стали, каждый при себе, создавать группы просто «колольщиков».

Группа «колольщиков» состояла из технических работников. Люди эти не знали материалов на подследственного, а посылались в Лефортово, вызывали арестованного и приступали к его избиению. Избиение продолжалось до момента, когда подследственный давал согласие на дачу показания.

Остальной следовательский состав занимался допросом менее серьезных арестованных, был предоставлен самому себе, никем не руководился.

Дальнейший процесс следствия заключался в следующем: следователь вел допрос и вместо протокола составлял заметки. После нескольких таких допросов следователем составлялся черновик протокола, который шел на «корректировку» начальнику соответствующего отдела, а от него еще не подписанным - на «просмотр» быв. народному комиссару ЕЖОВУ и в редких случаях - ко мне. ЕЖОВ просматривал протокол, вносил изменения, дополнения. В большинстве случаев арестованные не соглашались с редакцией протокола и заявляли, что они на следствии этого не говорили, и отказывались от подписи.

Тогда следователи напоминали арестованному о «кололыциках», и подследственный подписывал протокол. «Корректировку» и «редактирование» протоколов, в большинстве случаев, ЕЖОВ производил, не видя в глаза арестованных, а если и видел, то при мимолетных обходах камер или следственных кабинетов.

При таких методах следствия подсказывались фамилии.

По-моему, скажу правду, если, обобщая, заявлю, что очень часто показания давали следователи, а не подследственные.

Знало ли об этом руководство наркомата, т.е. я и ЕЖОВ? - Знали.

Как реагировали? Честно - никак, а ЕЖОВ даже это поощрял. Никто не разбирался - к кому применяется физическое воздействие. А так как большинство из лиц, пользующихся этим методом, были врагами - заговорщиками, то ясно шли оговоры, брались ложные показания и арестовывались и расстреливались оклеветанные врагами из числа арестованных и врагами - следователями невинные люди. Настоящее следствие смазывалось.

Был арестован МАРЬЯСИН - быв. пред. Госбанка, с которым ЕЖОВ до ареста был в близких отношениях. К следствию по его делу ЕЖОВ проявил исключительный интерес. Руководил следствием по его делу лично сам, неоднократно бывая на его допросах. МАРЬЯСИН содержался все время в Лефортовской тюрьме. Избивался он зверски и постоянно. Если других арестованных избивали только до момента их признания, то МАРЬЯСИНА избивали даже после того, как кончилось следствие и никаких показаний от него не брали.

Однажды, обходя кабинеты допросов вместе с ЕЖОВЫМ (причем ЕЖОВ был выпивши), мы зашли на допрос МАРЬЯСИНА, и ЕЖОВ долго говорил МАРЬЯСИНУ, что он еще не все сказал, и, в частности, сделал МАРЬЯСИНУ намек на террор вообще и теракт против него - ЕЖОВА, и тут же заявил, что «будем бить, бить и бить».

Или еще: у арестованного ЯКОВЛЕВА на первом же или втором допросе после его ареста ЕЖОВ в пьяном виде добивался показаний о подготовке ЯКОВЛЕВЫМ террористического акта против ЕЖОВА. ЯКОВЛЕВ говорил, что это - неправда, но он был избит ЕЖОВЫМ и присутствующими, и после этого ЕЖОВ ушел, не добившись признания. Спустя несколько дней появились показания о теракте, готовившемся против ЕЖОВА - ЯКОВЛЕВЫМ.

Сознательно проводимая ЕЖОВЫМ неприкрытая линия на фальсифицирование материалов следствия о подготовке против него террористических актов дошла до того, что угодливые следователи из числа «колольщиков» постоянно добивались «признания» арестованных о мнимой подготовке террористических актов против ЕЖОВА.

Арестованный КРУГЛИКОВ (быв. преде. Госбанка) в своих показаниях также давал тергруппу, готовящую убийство ЕЖОВА. Я присутствовал на предопросе КРУГЛИКОВА ЕЖОВЫМ. КРУГЛИКОВ заявил, что он налгал в вопросе о теракте против ЕЖОВА. ЕЖОВ после этого замечания поднялся, не стал разговаривать с КРУГЛИКОВЫМ и вышел. Следом за ним вышел следователь, который допрашивал КРУГЛИКОВА, подошел к ЕЖОВУ. Последний ему что-то сказал, и я с ЕЖОВЫМ уехали в Наркомат. Что он сказал следователю - не знаю, но знаю, что наутро было заявление КРУГЛИКОВА, в котором он свой отказ объяснил тем, что он, увидя ЕЖОВА, «растерялся» и не хотел ему лично в глаза подтверждать своих показаний.

КРУГЛИКОВА заставили подтвердить эти показания, а ЕЖОВ после этого ни разу не поинтересовался - где же правда.

При проведении следствия по делу ЯГОДЫ и арестованных чекистов-за-говорщиков, а также и других арестованных, особенно правых, установленный ЕЖОВЫМ порядок «корректировки» протоколов преследовал цель - сохранение кадров заговорщиков и предотвращение всякой возможности провала нашей причастности к антисоветскому заговору.

Можно привести десятки и сотни примеров, когда подследственные арестованные не выдавали лиц, связанных с ними по антисоветской работе.

Наиболее наглядными примерами являются заговорщики ЯГОДА, БУЛАНОВ, ЗАКОВСКИЙ, КРУЧИНКИН и др., которые, зная о моем участии в заговоре, показаний об этом не дали .

Как подготавливались арестованные к очным ставкам, и особенно к очным ставкам, которые проводились в присутствии членов правительства?

Арестованных готовили специально, вначале следователь, после начальник отдела. Подготовка заключалась в зачитке показаний, которые давал арестованный на лицо, с которым предстояла ставка, объясняли, как очная ставка будет проводиться, какие неожиданные вопросы могут быть поставлены арестованному и как он должен отвечать. По существу, происходил сговор и репетиция предстоящей очной ставки. После этого арестованного вызывал к себе ЕЖОВ или, делая вид, что он случайно заходил в комнату следователя, где сидел арестованный и говорил с ним о предстоящей ставке, спрашивал - твердо ли он себя чувствует, подтвердит ли, и, между прочим, вставлял, что на очной ставке будут присутствовать члены правительства. Обыкновенно ЕЖОВ перед такими очными ставками нервничал, даже и после того, как разговаривал с арестованным. Были случаи, когда арестованный при разговоре с ЕЖОВЫМ делал заявление, что его показания не верны, он оклеветан. В таких случаях ЕЖОВ уходил, а следователю или начальнику отдела давалось указание «восстановить» арестованного, так как очная ставка назначена. Как пример можно привести подготовку очной ставки УРИЦКОГО (начальник Разведупра) с БЕЛОВЫМ (командующий Белорусским военным округом). УРИЦКИЙ отказался от показаний на БЕЛОВА при допросе его ЕЖОВЫМ. Не став с ними о чем разговаривать, ЕЖОВ ушел, а спустя несколько минут УРИЦКИЙ через НИКОЛАЕВА извинился перед ЕЖОВЫМ и говорил, что он «смалодушничал».

Подготовка процесса РЫКОВА, БУХАРИНА, КРЕСТИНСКОГО, ЯГОДЫ и других

Активно участвуя в следствии вообще, ЕЖОВ от подготовки этого процесса самоустранился. Перед процессом состоялись очные ставки арестованных, допросы, уточнения, на которых ЕЖОВ не участвовал. Долго говорил он с ЯГОДОЙ, и разговор этот касался, главным образом, убеждения ЯГОДЫ в том, что его не расстреляют. ЕЖОВ несколько раз беседовал с БУХАРИНЫМ и РЫКОВЫМ и тоже в порядке их успокоения заверял, что их ни в коем случае не расстреляют. Раз ЕЖОВ беседовал с БУЛАНОВЫМ, причем беседу начал в присутствии следователя и меня, а кончил беседу один на один, попросив нас выйти.

Причем БУЛАНОВ начал разговор в этот момент об отравлении ЕЖОВА. О чем был разговор, ЕЖОВ мне не сказал. Когда он попросил зайти вновь, то говорил: «Держись хорошо на процессе - буду просить, чтобы тебя не расстреливали». После процесса ЕЖОВ всегда высказывал сожаление о БУЛАНОВЕ. Во время же расстрела ЕЖОВ предложил БУЛАНОВА расстрелять первым и в помещение, где расстреливали, сам не вошел. Безусловно, тут ЕЖОВЫМ руководила необходимость прикрытия своих связей с арестованными лидерами правых, идущими на гласный процесс.

По существу отравления ЕЖОВА. Мысль об его отравлении подал сам ЕЖОВ - изо дня в день заявляя всем замам и начальникам отделов, что он плохо себя чувствует, что, как только побудет в кабинете, чувствует какой-то металлический привкус и запах во рту. После этого начал жаловаться на то, что у него из десен стала появляться кровь и стали расшатываться зубы. ЕЖОВ стал твердить, что его отравили в кабинете, и тем самым внушил следствию добиться соответствующих показаний, что и было сделано с использованием Лефортовской тюрьмы и применением избиения.

Массовые операции

По массовым операциям в самом начале была спущена директива ЕЖОВА в полном соответствии с решением правительства, и первые месяцы они протекали нормально. Вскоре было установлено, что в ряде краев и областей, и особенно в Орджоникидзевском крае, были случаи убийства арестованных на допросах, и в последующем дела на них оформлялись через тройку как на приговоренных к расстрелу. К этому же периоду стали поступать данные о безобразиях и из других областей, в частности с Урала, Белоруссии, Оренбурга, Ленинграда и Украины.

Особенно сильно возросли безобразия, когда дополнительно к проводимым массовым операциям в краях и областях была спущена директива о репрессировании инонациональностей, подозрительных по шпионажу, связям с консульствами иногосударств, перебежчиков. В Ленинградской, Свердловской областях, Белорусской ССР, на Украине стали арестовывать коренных жителей СССР, обвиняя их в связи с иностранцами. Нередки бьши случаи, когда никаких данных о подобной связи не было. Дела по этой операции рассматривались в Москве специально созданной тройкой. Председателем тройки были вначале ЦЕСАРСКИЙ, а затем — ШАПИРО.

Принятое ЕЖОВЫМ, мною и ЕВДОКИМОВЫМ решение о невозможности приостановить и отвести удар от своих - антисоветских повстанческих кадров и необходимости перенести удар на честные, преданные родине и партии, кадры практически нашло свое выражение в преступном проведении карательной политики, которая должна была быть направлена против изменников родины и агентуры иностранных разведок. Честные работники НКВД на местах, не подозревая предательства со стороны руководства НКВД СССР и многих руководителей УНКВД, причастных к антисоветскому заговору, принимали наши вражеские установки за установки партии и правительства и объективно оказались участниками истребления ни в чем не повинных честных граждан.

Поступающие к нам массовые сигналы о так называемых «перегибах», по существу разоблачающие нашу вражескую работу, по указанию ЕЖОВА оставлялись без всякого реагирования. В тех случаях, когда не было возможности вследствие вмешательства ЦК прикрыть, заглушить тот или иной разоблачительный сигнал, шли на прямые подлоги и фальсификацию.

Так, например, в 1938 г. по поручению ЦК ВКП(б) в ОрджОникидзевский край ездил ШКИРЯТОВ для расследования поступивших материалов о преступных извращениях при массовых Операциях, проводимых органами НКВД в крае. ЕЖОВ, с целью показать ЦК ВКП(б), что он своевременно реагировал уже на сигналы, вручил ШКИРЯТОВУ «приказ», якобы изданный им по НКВД. На самом же деле такого приказа он не издавал.

В других случаях в целях прикрытия вражеской работы заговорщиков к судебной ответственности привлекались рядовые работники НКВД.

Обман партии и правительства

ЕЖОВ, придя в НКВД, на всех совещаниях, в беседах с оперативными работниками, заслуженно критикуя существующую среди чекистов ведомственность, изоляцию от партии, подчеркивал, что он будет прививать работникам партийность, что он не скрывал и не будет скрывать ничего и никогда от партии и от СТАЛИНА. Фактически же обманывал партию как в серьезных, больших вопросах, так и в мелочах. Разговоры же эти ЕЖОВ вел не для чего иного, как усыпления бдительности у честных работников НКВД.

ЕЖОВ себе сам создавал, а после и его ближайшие помощники, начиная с меня, ореол славы лучшего из лучших, бдительного из бдительных. Нередко ЕЖОВ говорил, что, если бы не он, в стране был бы переворот, в результате его работы и вскрытых дел оттянули войну и т.д. Критиковал вражески и дискредитировал отдельных членов Политбюро. Говорил о ряде из них открыто как ненадежных, шатающихся. Нередко в присутствии ряда подчиненных работников бросал крылатые фразы о близких связях отдельных членов политбюро с разоблаченными и репрессированными заговорщиками. О некоторых отзывался как о слепых, не видящих, что делается вокруг них, проморгавших врагов в своем окружении. Все это были фразы, прикрывающие его обман партии и ЦК и его преступную деятельность. Было бы, может, и достаточно тех фактов, которые я раньше изложил, но хочу привести еще несколько примеров. Быв. нач. разведупра РККА УРИЦКИЙ начал давать показания на командующего БВО - БЕЛОВА, который был вызван в Москву, где предполагалась очная ставка БЕЛОВА с УРИЦКИМ. Очная ставка намечалась на вечер. ЕЖОВ был вызван в Кремль на квартиру СТАЛИНА и спустя некоторое время - звонит по телефону ко мне в кабинет и говорит: «Надо срочно разыскать БЕЛОВА и попросить его приехать в НКВД». На мой вопрос, а где он может быть, ЕЖОВ повышенным тоном ответил: «Я же отдал Вам распоряжение установить наружку за БЕЛОВЫМ?» При моей попытке сказать ЕЖОВУ, что он об этом мне никаких указаний не давал, ЕЖОВ, не выслушав меня, положил трубку. Проверкой было установлено, что никакого наблюдения за БЕЛОВЫМ установлено не было и ЕЖОВ обманул ЦК.

Второй факт, о котором мне стало известно после ухода из НКВД. ЕЖОВ скрыл от ЦК и СТАЛИНА показания, присланные из Грузинского НКВД на ЛЮШКОВА и лругих заговорщиков при назначении ЛЮШКОВА начальником управления НКВД ДВК. По заданию ЕЖОВА мною была проведена «проверка» этих показаний на ЛЮШКОВА путем допроса ЯГОДЫ. Допрос сознательно был проведен с таким расчетом, что ЯГОДА этих показаний на ЛЮШКОВА не подтвердил, в то время как ЛЮШКОВ являлся одним из самых его близких людей. ЛЮШ-КОВ, как известно, бежал за границу.

Третий факт. О группе заговорщиков и террористов в Кремле (БРЮХАНОВ, ТАБОЛИН, КАЛМЫКОВ, ВИНОГРАДОВА).

Не знаю - есть ли смысл писать это, гражданин Народный Комиссар, так как Вам это известно, но все же считаю необходимым сообщить, что протокол показаний на БРЮХАНОВА и других был тотчас же по их получении сдан ЕЖОВУ, оставлен им у себя, якобы для доклада СТАЛИНУ и МОЛОТОВУ. А необходимость в этом была, так как БРЮХАНОВ являлся мужем ВИНОГРАДОВОЙ, а последняя работала по обслуживанию СТАЛИНА и его секретариата. Однако ЕЖОВ, как это мне стало известно по возвращении из Дальнего Востока, скрывал эти материалы от партии и правительства на протяжении семи месяцев.

Настоящее заявление далеко не исчерпывает всей суммы фактов моей преступной работы.

В последующих моих показаниях я с исчерпывающей полнотой расскажу следствию все, что мне известно, и не скрою ни одного известного мне врага коммунистической партии и советской власти, и назову всех лиц, причастных к антисоветской заговорщической работе независимо от того, арестованы они на сегодня или нет.

М. ФРИНОВСКИЙ

АП РФ. Ф. 3. Оп. 24. Д. 373. Л. 3-44. Подлинник. Машинопись.

На полях имеются рукописные пометы Сталина:

1. Фраза «Рошаля надо обломать» обведена в кружок, и на полях написано: «Это что значит?»;
2. Фраза обведена в кружок, и на полях написано: «Кто такие?»;
3. Фамилии обведены в кружок, и на полях написано: «Где они?»;
4. Фраза подчеркнута, и на полях написано: «Кто там?»;
5. Предложение подчеркнуто, и на полях написано: «Кто они?»;
6. Фамилии обведены в кружок, и на полях написано «Где они?»;
7. Слова «расстреляны 26-27 августа» обведены в кружок, и на полях поставлен знак «хх».;
8. Слово обведено в кружок, и на полях написано: «Какие другие?»;
9. Предложение обведено в кружок, и на полях написано: «Сговорились? Врешь!»;
10. Фамилия обведена в кружок, и в конце страницы написано: «Врешь!»

6 апреля 1939 года, 78 лет назад, был снят со всех постов и арестован командарм 1 ранга, нарком Военно-морского флота Михаил Фриновский. Через 6 дней за ним последовали в тюрьму его жена Нина Фриновская, аспирантка Института истории АН СССР, и сын-школьник, ученик выпускного 10 класса московской спецшколы №2 Олег Фриновский.

Олег Фриновский, которому инкриминировали участие в контрреволционной молодежной группе и подготовку покушения на товарища Сталина, осудили и расстреляли 21 января 1940 года. Причем осудили по высшему разряду. Его дело рассматривала Военная коллегия Верховного Суда СССР. Этой чести удостаивались немногие.

Его мать, Нину Степановну, тоже уважили. 2 февраля 1940 года по обвинению в «сокрытии преступной контрреволюционной деятельности врагов народа» (видимо мужа и сына) Военная Коллегией Верховного Суда СССР приговорила ее к смертной казни. Приговор был приведен в исполнение 3 февраля 1940 года.

И только на следующий день, 4 февраля 1940 года, Военная коллегия Верховного Суда СССР добралась до главы семейства, Михаила Петровича, которого тоже приговорили к смертной казни и в тот же день шлепнули.

Всех троих сожгли в крематории при Донском кладбище в Москве.

Жестоко. Невозможно представить, что испытывал командарм Фриновский во время суда. Для меня очевидно, что о расстреле сына и жены ему безусловно сообщили еще до его начала, чтобы сломать и добить окончательно. Ну а про то, что пережила его жена, лучше вообще не думать.

Никогда, ни до, ни после, во время Сталинского Большого Террора с родственниками высокопоставленных жертв так не расправлялись. Жен Тухачевского, Гамарника, Якира и Уборевича расстреляли в 41-м, в условиях, когда в ожидании возможного военного поражения зачищали концы. 16-го, между прочим, октября. Вспоминайте, что это был за день. А так вполне вероятно, что они пересидели бы в лагерях и ссылках положенное и вернулись бы домой. Но война распорядилась по своему. Детей же пощадили. Светлана Тухачевская, Виктория Гамарник, Владимира Уборевич и Петр Якир, не говоря уже о многих детях военначальников рангом пониже, пройдя ссылки, впоследствии были реабилитированы и вернулись домой живыми.

После падения Лаврентия Берия, его жену и сына даже не посадили, а отправили в ссылку в… Киев! Хотя, казалось бы, вполне могли свести с ними счеты за деяния отца. Не свели. А вот Фриновских с особой жестокостью. Не пощадили даже несовершеннолетнего Олега. И сделал это именно тогдашний нарком НКВД Лаврентий Берия, которому сейчас ставят в заслугу то, что именно он остановил маховик репрессий и вернул на свободу из заключения многих их тех, кого еще расстрелять не успели, Рокоссовского например.

Лаврентий Берия был поставлен Сталиным на НКВД после Ежова, которому и приписывают организацию и раскрутку Большого террора 1937 - 1938 годов. Ежов был отправлен в отставку с поста наркома 25 ноября 1938 года, по собственному желанию, после поданного 23 ноября Сталину рапорту об отставке. На его место был назначен его Первый заместитель Лаврентий Берия, возглавлявший до этого в структуре НКВД Главное управления государственной безопасности, которое, собственно говоря, и проводило массовые репрессии. Первым замом Ежова Берия, переведенный в Москву из Грузии, где он был Первым секретарем ЦК, стал 22 августа 1938, а ГУГБ он возглавил 8 сентября 1938 г., вместо другого Первого заместителя Ежова, которым являлся…. Михаил Петрович Фриновский, переведенный на другую работу. Фриновский ушел с повышением. Он возглавил Наркомат ВМФ вместо арестованного Петра Смирнова, позже, уже в бытность наркомом НКВД Берии, расстрелянного. При этом Фриновскому было присвоено звание Командарма 1 ранга, минуя Командарма 2 ранга, из Комкоров.

Обратим внимание, что звание у Фриновского было армейское. В госбезопасности была своя градация. Верхушка носила звания от майора госбезопасности и выше, до комиссара госбезопасности 1 ранга. Фриновский же делал карьеру не там. Два года с 1928 по 1930 он командовал отдельной дивизией особого назначения имени Ф. Э. Дзержинского при коллегии ОГПУ СССР, а с 1933 по 1937 год возглавлял Пограничную службу СССР. Она несколько раз меняла названия, и я их перечислять не буду. Ну а до 1928 года Фриновский занимал ответственные посты в Особых отделах ЧК-ОГПУ Первой конной армии, на Украине и Северном Кавказе. Тут надо сказать, что в ЧК Фриновского перевели после того, как из-за тяжелых ранений списали из армии. Первое ранение, после которого еле выжил, он получил во время Октябрьского переворота в Москве, во время штурма красноармейцами Кремля, а второе на полях Гражданской. То есть Михаил Петрович не был изначально партийным функционером, и в начале своей карьеры не щадил, как называется, живота своего и был заслуженным бойцом.

И вот 15 апреля 1937 г. Фриновский назначается первым заместителем наркома внутренних дел СССР Ежова Николая Ивановича во главе Главного управления государственной безопасности НКВД СССР, которое, собственно говоря, и развязало Большой террор. И когда мы говорим о Ежовщине, на самом деле следует говорить в Фриновщине, ибо именно Михаил Петрович был закоперщиком массовых репрессий и организатором знаменитых Московских процессов.

Для начала Фриновский начал чистить армию. Бывший наш резидент в Западной Европе Вальтер Кривицкий, оказавшийся весной 1937 года в Москве, пытаясь понять, что происходит, в своих мемуарах вспоминает, как зашел к Фриновскому.

Скажите, что происходит? Что происходит в стране? — добивался я от Фриновского. — Я не могу выполнять свою работу, не зная, что все это значит. Что я скажу своим товарищам за границей?

Это заговор. Мы как раз раскрыли гигантский заговор в армии, такого заговора история еще никогда не знала. Но мы все возьмем под свой контроль, мы их всех возьмем. Нам теперь стало известно о заговоре с целью убийства самого Николая Ивановича (Ежова).

Никаких доказательств Фриновский не привел. Засучив рукава, он начал действовать. 22 мая был арестован маршал Тухачевский, 31 мая застрелился начальник Главного политического управления РККА армейский комиссар 1 ранга Гамарник. Оба были замами наркома Ворошилова. И пошло, и поехало. Флоту тоже досталось. Были арестованы и расстреляны главные флотоводцы тогдашнего СССР, флагманы флота 1 ранга Орлов и Викторов, затем Фриновский добрался и до наркома ВМФ Смирнова. И вот тут Сталин на освободившееся место ставит самого Фриновского, резко, как я уже упоминал, повышенного в звании из комкоров в командармы 1 ранга.

Старая как мир истина гласит, что если хочешь избавиться от человека, то его надо повысить в должности. Сталин, несомненно, уже тогда решил от Фриновского избавиться. Образно говоря, “утопить”. Вот и кинул на ВМФ, что называется на “пожар”. А перед этим, еще весной 1938 года, шеф Фриновского, Николай Иванович Ежов, был по совместительству назначен наркомом речного флота. Тоже явно с прицелом на последующий отстрел. Что-то, видимо, Сталин испытывал к водной стихии (говорят он мог часами смотреть документальный фильм как Гранд Флит выходит из Скапа Флоу). Неспроста все это. Одного на гражданский флот бросил, другого на военный, а потом шлепнул обоих. Ну просто дьявольский сценарий. Любил вождь подобные рокировочки с постановками.

Надо сказать, что Михаил Петрович тоже не чурался режиссуры, действовал с огоньком, выдумкой и задором. Вот, например, Спецсообщение М.П. Фриновского И.В. Сталину о «диверсионной» деятельности германских спецслужб при помощи ворон от 20.07.1937:

“31 мая с.г. на Ладожском озере была убита ворона, на которой обнаружено кольцо за № Д-72291 с надписью «Германия». Одновременно с этим вблизи дер. Русыня, Батецкого района, Ленинградской области, коршуном сбита ворона, на которой имелось кольцо за Д-70398 также с надписью «Германия». Надо полагать, что немцы при помощи ворон исследуют направление ветров, с целью использования их в чисто диверсионных и бактериологических целях (поджог населенных пунктов, скирд хлеба и т.п.).”

Тут мне вспоминается бессмертное обвинение из рассказа Ильи Зверева “Защитник Седов”, где судили зоотехников-вредителей за покушение на доярок-стахановок с помощью временно сбесившегося быка. Подобной бредятины, как мы видим, было предостаточно. Но, всего хорошо в меру. А тупой исполнитель воли вождя Фриновский, видимо, меры не знал, Сталину подобные откровения, скорее всего, надоели, и, вместо классического “уймись дурак”, верного служаку отправили перед закланием на повышение.

А может быть дал ему последний шанс. Беда была в том, что морское дело Фриновский не знал совсем, и единственное, в чем мог преуспеть, так это в репрессиях во вновь вверенном ему ведомстве. А руководить по делу ему помогали замы, например Начальник Главного Морского штаба Лев Галлер. Без Галлера никуда.

Вот, например, читаем выписку посещений кабинета Сталина за 1939 год:

10-го января 1939 года товарищ Фриновский зашел в кабинет Сталина в 17ч 25мин, а вышел в 19 ч. 45мин. Вместе с Галлером.

19-го января 1939 г. товарищ Фриновский зашел к вождю в 20ч 50мин, вышел в 21ч 35мин. На этот раз весте с Трибуцем, командующим Балтфлотом.

8-го февраля 1939 г. Товарищ Фриновский зашел в 21 час а вышел в 22ч. 25мин. Зашел вместе с Галлером, а вышел один. Галлер вышел пораньше, в 21 ч. 40 мин.

Видимо того попросили удалиться, чтобы не подсказывал, как в известном фильме Табачный капитан. И чтобы без подсказчика дурь наркома была видна. В кабинете тогда находилась вся верхушка Политбюро - Молотов, Ворошилов, Хрущов, Берия. Очень похоже на публичную порку. Наступил очередной акт трагикомедии.

10—21 марта 1939 года в Москве проходил ХVIII съезд Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Фриновский на нем присутствовал. Но это была его лебединая песня. Там же был в числе делегатов адмирал Кузнецов. Когда к нему подошел Молотов и поинтересовался, не хочет ли товарищ Кузнецов выступить, тот сказал, что это было бы логичнее сделать Наркому. На что Молотов съязвил, что Нарком не знает о чем говорить, и вы набросали бы пока тезисы своего выступления. Вскоре после этого в перерыве в фойе к Кузнецову подошел сам Сталин, и, протянув бумагу, попросил ее прочесть. На бумаге было заявление Фриновского с просьбой освободить от должности ввиду полного незнания морского дела.

Это был конец. Осталось дождаться последнего акта драмы. Кузнецову сказали принимать дела, но принимать было не у кого. Фриновского пока еще официально не сняли, на работе его не было, по слухам он сидел на даче и беспробудно пил. Кузнецову верить можно. Другим нельзя.

Небезызвестный Резун-Суворов арест Фриновского описывает так, что в один прекрасный день его же личный шофер с его же штатной охраной вместо того, чтобы после работы отвезти его домой на Пречистенку, отвезли его на Лубянку. По другой версии Фриновский в ожидании ареста забаррикадировался дома и долго не желал открывать дверь. По третьей версии его с трудом повязали несколько человек во главе с замом Берии Богданом Кобуловым, который лично сбил Фриновского с ног и навалился всем телом, после чего тому с трудом надели наручники.

Михаил Петрович был мужчина богатырского телосложения. В молодости примыкал к анархистам. С тех пор на его теле красовались смачные татуировки, а речь изобиловала тюремным жаргоном. Резун-Суворов приписывает ему уголовное прошлое, но это не так. Эксами он не занимался. Более того, дед его был священником и сам он одно время учился в духовной семинарии. Ну и конечно, никаким евреем он не был, к большому огорчению наших ура-патриотов, приписывающих Большой террор их злому умыслу.

Поместили Фриновского в знаменитую Сухановку, самую страшную политическую тюрьму тогдашнего СССР. Туда же через 6 дней привезли жену и сына. В тюрьме Фриновский подписал все, что от него хотели. Но тут версии расходятся. По первой его сломали пытками, по второй он, прекрасно понимая, что его ждет, отрешенно без лишних разговоров подписывал все, что ему подсовывали. Непонятно только, почему он не пытался спасти семью. А может и пытался, но их участь была определена заранее.

Во время Большого Террора именно Фриновский разработал методику, как поступать с женами и детьми врагов народа. Ежов с ним согласился, а Сталин утвердил. Напомним, что жен врагов народа ссылали, а детей отправляли в детдом или спецприемник. Такая практика имела место и на момент ареста Фриновского. Более того, Берия ее смягчил. Но не в отношении семьи бывшего наркома ВМФ. Тех отработали по полной. Жене приписали недоносительство, а для сына создали целую молодежную контрреволюционную организацию. В нее входило помимо него еще несколько молодых людей, в том числе сын Евдокимова, еще одного зама Ежова, перешедшего вместе с ним из НКВД в Наркомат речного флота. Ребятам приписали контрреволюционную деятельность и попытку покушения на Вождя из-за того, что они озлобились на Советскую власть после ареста отцов. А вот тут уже нестыковка. Если Евдокимова взяли еще осенью 1938 года и у сына было время все осознать и озлобиться, то Олега Фриновского взяли через 6 дней после отца. Выходит, что парень за 6 дней умудрился озлобиться, создать антисоветскую организацию, да еще вдобавок план покушения на Сталина разработать. Парня откровенно жалко, как и его мать. Еще не успели мужа осудить за вредительство, а ее уже за недоносительство расстреляли. И все это с ведома Лаврентия Берии. Так что не будем Лаврентию Павловичу приписывать гуманизм и остановку механизма репрессий. Сказочник и режиссер был еще тот.

Реабилитировали Нину Степановну и Олега Фриновских в начале 1956 года. Михаила Петровича нет, слишком одиозен и замаран кровью.

Их судьба показательна. За грехи главы семьи она безжалостно отыгралась на его близких.

: неверное или отсутствующее изображение

Фрино́вский Михаи́л Петро́вич (26 января (7 февраля) - 4 февраля ) - деятель советских органов госбезопасности , командарм 1 ранга (1938). Член ЦИК СССР 7-го созыва, депутат Верховного Совета СССР 1-го созыва. Один из непосредственных организаторов «Большого террора ».

Детство и юность

Михаил Фриновский родился в начале 1898 года в городе (ныне село) Наровчат Пензенской губернии . До Первой мировой войны учился в духовном училище в Краснослободске .

В январе 1916 года поступил в кавалерию вольноопределяющимся , служил в чине унтер-офицера . В январе-августе 1916 года дезертировал. Был связан с анархистами, участвовал в убийстве генерал-майора М. А. Бема .

С марта 1917 года Фриновский работал счетоводом-бухгалтером военного госпиталя. Участник июльского восстания 1917 года . В сентябре того же года вступил в Красную гвардию в Хамовниках (Москва), командовал группой красногвардейцев, участвовал в штурме Кремля , был тяжело ранен. Вплоть до февраля 1918 года - на излечении в Лефортовском госпитале.

Революция и карьера в органах госбезопасности

В марте-июле 1918 года работал помощником смотрителя Ходынской больницы. Вступил в РКП(б) , работал в партийной ячейке и месткоме Ходынской больницы. В июле 1918 года записался в Красную армию , служил командиром эскадрона, начальником Особого отдела 1-й Конной армии .

В 1919 году после тяжелого ранения переведен на профсоюзную работу, а затем в органы ВЧК . Во второй половине 1919 года служил помощником начальника активной части Особого отдела Московской ЧК. Участвовал в важнейших операциях ЧК - разгроме анархистов, ликвидации анархистских и повстанческих отрядов на Украине и т. д.

С декабря 1919 по апрель 1920 года служил в Особом отделе Южного фронта . В 1920 году был начальником активной части Особого отдела Юго-Западного фронта , заместителем начальника Особого отдела 1-й Конной армии. В 1921-1922 годах - заместитель начальника Особого отдела, заместитель начальника оперативного отряда Всеукраинской ЧК.

В 1922-1923 годах Фриновский - начальник общеадминистративной части и секретарь Киевского отдела ГПУ (с 23 июня 1923 - начальник полпредства ОГПУ по Юго-Востоку).

В ноябре 1923 года его переводят на Северный Кавказ на должность начальника Особого отдела Северо-Кавказского военного округа . С марта 1924 года Фриновский - первый заместитель полпреда ОГПУ по Северному Кавказу. В 1925 года - начальник пограничной охраны Черноморского побережья Северо-Кавказского края , с января 1926 года - первый заместитель полпреда и начальник войск ГПУ.

8 июля 1927 года был переведен в Москву на должность помощника начальника Особого отдела военного округа. В 1927 года он закончил курсы высшего командного состава при Военной академии РККА имени Фрунзе . С 28 ноября 1928 по 1 сентября 1930 года был командиром-военкомом отдельной дивизии особого назначения имени Ф. Э. Дзержинского при коллегии ОГПУ СССР.

1 сентября 1930 года Фриновский получает повышение и назначается на должность председателя ГПУ Азербайджана. Был одним из организаторов раскулачивания в Азербайджане . 8 апреля 1933 года стал начальником Главного управления пограничной охраны и войск ОГПУ СССР, в этом качестве руководил операцией ОГПУ по подавлению восстания в Синьцзяне .

Падение и гибель

8 сентября 1938 года был назначен наркомом Военно-Морского Флота СССР . 14 сентября 1938 г. присвоено звание командарма 1-го ранга (минуя звание командарм 2-го ранга).

6 апреля 1939 года снят со всех постов и арестован по обвинению в «организации троцкистско -фашистского заговора в НКВД» (в чём признался под пытками). Содержался в Сухановской особой тюрьме . 4 февраля 1940 года Военной коллегией Верховного Суда СССР приговорён к смертной казни . Тело кремировано в Донском монастыре .

Семья

Жена - Фриновская Нина Степановна. Родилась в 1903 году в Рязани; русская, беспартийная, образование высшее, аспирантка института истории Академии Наук СССР. Арестована 12 апреля 1939 года. 2 февраля 1940 года по сфабрикованному обвинению в «сокрытии преступной контрреволюционной деятельности врагов народа» (то есть собственных мужа и несовершеннолетнего сына) Военной коллегией Верховного суда СССР приговорена к смертной казни. Расстреляна 3 февраля 1940 года. Реабилитирована 12 января 1956 года .

Сын - Фриновский Олег Михайлович. Родился в 1922 году в Харькове; член ВЛКСМ, образование незаконченное среднее, учащийся 10-го класса 2-й спецшколы г. Москвы. Арестован 12 апреля 1939 года. 21 января 1940 года по сфабрикованному обвинению в участии в мифической «контрреволюционной молодежной группе» приговорён Военной коллегией Верховного суда СССР к смертной казни. Расстрелян в тот же день. Реабилитирован 12 января 1956 .

Воинские звания

• Комкор (29.11.1935)
• Командарм 1 ранга (14.09.1938)

Награды

• Орден Ленина (14.02.1936)
• Орден Красного Знамени (20.12.1932)
• Орден Красного Знамени (03.02.1935)
• Орден Красной Звезды (22.07.1937)
• Орден Трудового Красного Знамени Азербайджанской ССР (04.03.1931)
• Орден Трудового Красного Знамени ЗСФСР (07.03.1932)
• Медаль «ХХ лет РККА» (22.02.1938)
• Нагрудный знак «Почётный работник ВЧК-ОГПУ (V)» (1925)
• Нагрудный знак «Почётный работник ВЧК-ОГПУ (ХV)» (26.05.1933)
• Орден Красного Знамени Монгольской Народной Республики (25.10.1937)

Напишите отзыв о статье "Фриновский, Михаил Петрович"

Примечания

Литература

• См. «Командарм террора». В книге Н. Г. Сысоева «Жандармы и чекисты: от Бенкендорфа до Ягоды». М.: «Вече», 2002, 380 с., с ил. ISBN 5-94538-136-5
• Государственная власть СССР. Высшие органы власти и управления и их руководители. 1923-1991 гг. Историко-биографический справочник./Сост. В. И. Ивкин. Москва, 1999. - ISBN 5-8243-0014-3
• // Петров Н. В., Скоркин К. В. / Под ред. Н. Г. Охотина и А. Б. Рогинского. - М .: Звенья, 1999. - 502 с. - 3000 экз. - ISBN 5-7870-0032-3.
• Близниченко С. С. «Из грязи в князи»: чекист во главе флота// Военно-исторический архив. 2008. № 8. С. 43-63.
• Близниченко С. С. «Из грязи в князи»: чекист во главе флота// Военно-исторический архив. 2008. № 9. С. 119-135.

Ссылки

• Петров Н. В., Скоркин К. В. . Проверено 4 сентября 2012. .

Отрывок, характеризующий Фриновский, Михаил Петрович

И вот, тот же блестящий, умнейший человек стоял перед какими-то полупьяными, озверевшими людьми и, безнадёжно пытаясь их перекричать, пытался что-то им объяснить... Но никто из собравшихся, к сожалению, слушать его не хотел... В бедного Акселя полетели камни, и толпа, гадкой руганью разжигая свою злость, начала нажимать. Он пытался от них отбиться, но его повалили на землю, стали зверски топтать ногами, срывать с него одежду... А какой-то верзила вдруг прыгнул ему на грудь, ломая рёбра, и не задумываясь, легко убил ударом сапога в висок. Обнажённое, изуродованное тело Акселя свалили на обочину дороги, и не нашлось никого, кто в тот момент захотел бы его, уже мёртвого, пожалеть... Вокруг была только довольно хохочущая, пьяная, возбуждённая толпа... которой просто нужно было выплеснуть на кого-то свою накопившуюся животную злость...
Чистая, исстрадавшаяся душа Акселя, наконец-то освободившись, улетела, чтобы соединиться с той, которая была его светлой и единственной любовью, и ждала его столько долгих лет...
Вот так, опять же, очень жестоко, закончил свою жизнь нам со Стеллой почти незнакомый, но ставший таким близким, человек, по имени Аксель, и... тот же самый маленький мальчик, который, прожив всего каких-то коротеньких пять лет, сумел совершить потрясающий и единственный в своей жизни подвиг, коим мог бы честно гордиться любой, живущий на земле взрослый человек...
– Какой ужас!.. – в шоке прошептала я. – За что его так?
– Не знаю... – тихо прошептала Стелла. – Люди почему-то были тогда очень злые, даже злее чем звери... Я очень много смотрела, чтобы понять, но не поняла... – покачала головкой малышка. – Они не слушали разум, а просто убивали. И всё красивое зачем-то порушили тоже...
– А как же дети Акселя или жена? – опомнившись после потрясения, спросила я.
– У него никогда не было жены – он всегда любил только свою королеву, – со слезами на глазах сказала малышка Стелла.

И тут, внезапно, у меня в голове как бы вспыхнула вспышка – я поняла кого мы со Стеллой только что видели и за кого так от души переживали!... Это была французская королева, Мария-Антуанетта, о трагической жизни которой мы очень недавно (и очень коротко!) проходили на уроке истории, и казнь которой наш учитель истории сильно одобрял, считая такой страшный конец очень «правильным и поучительным»... видимо потому, что он у нас в основном по истории преподавал «Коммунизм»...
Несмотря на грусть происшедшего, моя душа ликовала! Я просто не могла поверить в свалившееся на меня, неожиданное счастье!.. Ведь я столько времени этого ждала!.. Это был первый раз, когда я наконец-то увидела что-то реальное, что можно было легко проверить, и от такой неожиданности я чуть ли не запищала от охватившего меня щенячьего восторга!.. Конечно же, я так радовалась не потому, что не верила в то, что со мной постоянно происходило. Наоборот – я всегда знала, что всё со мной происходящее – реально. Но видимо мне, как и любому обычному человеку, и в особенности – ребёнку, всё-таки иногда нужно было какое-то, хотя бы простейшее подтверждение того, что я пока что ещё не схожу с ума, и что теперь могу сама себе доказать, что всё, со мной происходящее, не является просто моей больной фантазией или выдумкой, а реальным фактом, описанным или виденным другими людьми. Поэтому-то такое открытие для меня было настоящим праздником!..
Я уже заранее знала, что, как только вернусь домой, сразу же понесусь в городскую библиотеку, чтобы собрать всё, что только смогу найти про несчастную Марию-Антуанетту и не успокоюсь пока не найду хоть что-то, хоть какой-то факт, совпадающий с нашими видениями... Я нашла, к сожалению, всего лишь две малюсенькие книжечки, в которых описывалось не так уж и много фактов, но этого было вполне достаточно, потому что они полностью подтверждали точность виденного мною у Стеллы.
Вот то, что мне удалось тогда найти:
любимым человеком королевы был шведский граф, по имени Аксель Ферсен, который беззаветно любил её всю свою жизнь и никогда после её смерти не женился;
их прощание перед отъездом графа в Италию происходило в саду Маленького Трианона – любимого места Марии-Антуанетты – описание которого точно совпадало с увиденным нами;
бал в честь приезда шведского короля Густава, состоявшийся 21 июня, на котором все гости почему-то были одеты в белое;
попытка побега в зелёной карете, организованная Акселем (все остальные шесть попыток побега были также организованы Акселем, но ни одна из них, по тем или иным причинам, не удалась. Правда две из них провалились по желанию самой Марии-Антуанетты, так как королева не захотела бежать одна, оставив своих детей);
обезглавливание королевы проходило в полной тишине, вместо ожидавшегося «счастливого буйства» толпы;
за несколько секунд до удара палача, неожиданно выглянуло солнце...
последнее письмо королевы к графу Ферсену почти в точности воспроизведено в книге «Воспоминания графа Ферсена», и оно почти в точности повторяло нами услышанное, за исключением всего лишь нескольких слов.
Уже этих маленьких деталей хватило, чтобы я бросилась в бой с удесятерённой силой!.. Но это было уже потом... А тогда, чтобы не показаться смешной или бессердечной, я изо всех сил попыталась собраться и скрыть своей восторг по поводу моего чудесного «озарения». И чтобы развеять грустное Стеллино настроение, спросила:
– Тебе очень нравится королева?
– О да! Она добрая и такая красивая... И бедный наш «мальчик», он и здесь столько страдал...
Мне стало очень жаль эту чуткую, милую девчушку, которая, даже в своей смерти, так переживала за этих, совершенно +чужих и почти незнакомых ей людей, как не переживают очень многие за самых родных...
– Наверное в страдании есть какая-то доля мудрости, без которой мы бы не поняли, как дорога наша жизнь? – неуверенно сказала я.
– Вот! Это и бабушка тоже говорит! – обрадовалась девчушка. – Но если люди хотят только добра, то почему же они должны страдать?
– Может быть потому, что без боли и испытаний даже самые лучшие люди не поняли бы по-настоящему того же самого добра? – пошутила я.
Но Стелла почему-то совершенно не восприняла это, как шутку, а очень серьёзно сказала:
– Да, я думаю, ты права... А хочешь посмотреть, что стало с сыном Гарольда дальше? – уже веселее сказала она.
– О нет, пожалуй, больше не надо! – взмолилась я.
Стелла радостно засмеялась.
– Не бойся, на этот раз не будет беды, потому что он ещё живой!
– Как – живой? – удивилась я.
Тут же опять появилось новое видение и, продолжая меня несказанно удивлять, это уже оказался наш век (!), и даже наше время... У письменного стола сидел седой, очень приятный человек и о чём-то сосредоточенно думал. Вся комната была буквально забита книгами; они были везде – на столе, на полу, на полках, и даже на подоконнике. На маленькой софе сидел огромный пушистый кот и, не обращая никакого внимания на хозяина, сосредоточенно умывался большой, очень мягкой лапкой. Вся обстановка создавала впечатление «учёности» и уюта.
– Это, что – он живёт опять?.. – не поняла я.
Стелла кивнула.
– И это прямо сейчас? – не унималась я.
Девочка опять подтвердила кивком её милой рыжей головки.
– Гарольду наверное очень странно видеть своего сына таким другим?.. Как же ты нашла его опять?
– О, точно так же! Я просто «почувствовала» его «ключик» так, как учила бабушка. – Задумчиво произнесла Стелла. – После того, как Аксель умер, я искала его сущность по всем «этажам» и не могла найти. Тогда поискала среди живых – и он снова был там.
– И ты знаешь, кто он теперь, в этой жизни?
– Пока нет... Но обязательно узнаю. Я пыталась много раз к нему «достучаться», но он почему-то меня не слышит... Он всегда один и почти всё время со своими книгами. С ним только старая женщина, его прислуга и этот кот.
– Ну, а жена Гарольда? Её ты тоже нашла?– спросила я.
– Ой, конечно же! Жену ты знаешь – это моя бабушка!.. – лукаво улыбнулась Стелла.
Я застыла в настоящем шоке. Почему-то такой невероятный факт никак не хотел укладываться в моей ошарашенной голове...
– Бабушка?.. – только и смогла произнести я.
Стелла кивнула, очень довольная произведённым эффектом.
– Как же так? Поэтому она и помогла тебе их найти? Она знала?!.. – тысячи вопросов одновременно бешено крутились в моём взбудораженном мозгу, и мне казалось, что я никак не успею всего меня интересующего спросить. Я хотела знать ВСЁ! И в то же время прекрасно понимала, что «всего» мне никто не собирается говорить...
– Я наверное потому его и выбрала, что чувствовала что-то. – Задумчиво сказала Стелла. – А может это бабушка навела? Но она никогда не признается, – махнула рукой девчушка.
– А ОН?.. Он тоже знает? – только и смогла спросить я.
– Ну, конечно же! – рассмеялась Стелла. – А почему тебя это так удивляет?
– Просто она уже старенькая... Ему это должно быть тяжело, – не зная, как бы поточнее объяснить свои чувства и мысли, сказала я.
– О, нет! – опять засмеялась Стелла. – Он был рад! Очень-очень рад. Бабушка дала ему шанс! Никто бы не смог ему в этом помочь – а она смогла! И он увидел её опять... Ой, это было так здорово!
И тут только наконец-то я поняла, о чём она говорит... Видимо, бабушка Стеллы дала своему бывшему «рыцарю» тот шанс, о котором он так безнадёжно мечтал всю свою длинную, оставшуюся после физической смерти, жизнь. Ведь он так долго и упорно их искал, так безумно хотел найти, чтобы всего лишь один только раз мог сказать: как ужасно жалеет, что когда-то ушёл... что не смог защитить... что не смог показать, как сильно и беззаветно их любил... Ему было до смерти нужно, чтобы они постарались его понять и смогли бы как-то его простить, иначе ни в одном из миров ему незачем было жить...
И вот она, его милая и единственная жена, явилась ему такой, какой он помнил её всегда, и подарила ему чудесный шанс – подарила прощение, а тем же самым, подарила и жизнь...
Тут только я по-настоящему поняла, что имела в виду Стеллина бабушка, когда она говорила мне, как важен подаренный мною «ушедшим» такой шанс... Потому что, наверное, ничего страшнее на свете нет, чем остаться с не прощённой виной нанесённой обиды и боли тем, без кого не имела бы смысла вся наша прошедшая жизнь...
Я вдруг почувствовала себя очень усталой, как будто это интереснейшее, проведённое со Стеллой время отняло у меня последние капельки моих оставшихся сил... Я совершенно забыла, что это «интересное», как и всё интересное раньше, имело свою «цену», и поэтому, опять же, как и раньше, за сегодняшние «хождения», тоже приходилось платить... Просто все эти «просматривания» чужих жизней являлись огромной нагрузкой для моего бедного, ещё не привыкшего к этому, физического тела и, к моему великому сожалению, меня пока что хватало очень ненадолго...

Михаил Петрович Фриновский, (1898-1940), родился в г.Наровчат Пензенской губернии, в семье священника. Национальность – русский. Получил среднее образование: окончил духовное училище, и собирался поступать в семинарию, чтобы стать, как и его отец, священником, но началась Первая мировая война, и Фриновский добровольцем пошел на фронт. Стал унтер-офицером в кавалерийском полку. В январе 1916г. Михаил Фриновский дезертировал из армии, примкнув к банде дезертиров, промышлявших грабежами. Участвовал в убийстве генерал-майора М.А.Бема: банда, в которую входил он, напала на усадьбу генерала с целью ограбления; убиты были и члены семьи .

В марте 1917г. приехал в Москву, в поисках средств к существованию. Михаил Петрович записался в отряд «рабочей гвардии». Участник июльского вооруженного мятежа в Москве, в октябре 1917г. участвовал в уличных боях, в том числе – в штурме Кремля, и в казни взятых в плен юнкеров . В ходе боев в Москве был тяжело ранен. В декабре 1917г. вступил в партию большевиков.

В Красной Армии – с июля 1918г., служил начальником Особого отдела Первой конной армии, затем переведен в ВЧК. Один из руководителей разгрома анархистских групп в Москве в апреле 1919г. Московский «опыт» Фриновского понравился руководству ВЧК, и Михаила Петровича направили на Украину – бороться со сторонниками Н.И.Махно, С.В.Петлюры, различными группами «зеленых» и националистов. Среди этих групп были и уголовники, заслуживавшие уничтожения преступники, но было гораздо больше тех, кто не поддерживал красных. Но главное было в методах: Фриновский применял свое любимое «пленных не брать». «Наградой» становился карьерный рост: вскоре Фриновский был начальником Особого отдела Южного фронта, затем – начальником Активной части Особого отдела Юго-Западного фронта, в 1921-1922гг. – замначальника Оперативного отряда Всеукраинской ЧК.

В 1923-1924гг. Фриновский недолго работал в Киевском ГПУ, затем до 1926г. служил на Северном Кавказе в пограничных частях, а в 1927г. зачислен в Военную Академию РККА им.Фрунзе, по окончании которой был в 1928г. назначен командиром дивизии Особого назначения (Осназ) им.Дзержинского при коллегии ОГПУ СССР. Получить такой пост для Фриновского было большим повышением и означало доверие Политбюро.

В 1930г. М.П.Фриновский стал председателем ГПУ Азербайджана, где был одним из главных организаторов раскулачивания, в 1933г. был направлен командовать подавлением антикоммунистического восстания в Синьцзяне, в Китай. В этом восстании участвовали и ушедшие туда белые и ушедшие от коллективизации крестьяне Алтая и Казахстана, так что задачей Фриновского было и их уничтожение. С «задачей» Михаил Петрович справился . В награду за «успехи» Фриновского повышают по службе: он стал начальником Главного управления пограничной и внутренней охраны НКВД СССР.

Власть стала пьянить Михаила Петровича, он начал увлекаться спиртным. Но У Фриновского все ярче проявлялось расстройство, которое в наши дни называют «Афганским синдромом»: свойственное людям, которые неоднократно становились свидетелями и участниками крайне жестоких сцен. Такие люди легко теряют контроль над собой и способны совершить тяжкие преступления, а всех окружающих считают врагами. Доверять им ответственные посты, связанные с жизнями других, нельзя. Но Михаилу Фриновскому такие посты доверили, и последствия оказались трагичными .

В октябре 1936г. М.Фриновский стал заместителем, а в мае 1937г. – первым заместителем наркома НКВД Н.И.Ежова. Одновременно он стал начальником ГУГБ НКВД. Фриновский составил текст приказа Наркома НКВД, разрешавшего «меры физического воздействия» в отношении подследственных. Идея была его, а Ежов согласился. Фриновский руководил подготовкой Московских процессов 1936-1937гг. Фриновский руководил и следствием по делу группы Тухачевского, постарался придать его заговору как можно больший размах . Фриновскому принадлежит «идея» проведения арестов и высылок по спискам, с включением туда лиц, принадлежащих к определенным социальным категориям. Ему принадлежит авторство Приказа НКВД №00486 об «изъятии» детей «врагов народа», и №003866 – об «изъятии» жен «врагов народа». По этим двум приказам было «изъято» 18000 жен и 25000 детей. Фриновский по должности получал с мест запросы на утверждение «лимитов» на аресты, высылки и расстрелы . В его власти было удовлетворить или нет запросы об их увеличении. Он удовлетворял.

Нарком НКВД Ежов попал под его влияние и часто действовал по его указке. В сентябре 1938г. власти Фриновского пришел конец: Сталин переместил его на пост наркома ВМФ. К тому времени Сталин решил избавиться от Ежова, поставившего своими действиямистрану на грань социально-политического взрыва и хозяйственной катастрофы. Подлежала устранению и его команда. На посту наркома ВМФ Фриновский практически ничего не делал . 6 апреля 1939г. Фриновского арестовали. Он был обвинен в «фашистско-троцкистском заговоре в НКВД». Едва он перешагнул порог тюремной камеры, как ему все стало безразлично, поэтому на все вопросы следователей Фриновский равнодушно кивал и подписал все, что ему предлагали, признаваясь буквально во всем на свете. 4 февраля 1940г. М.П.Фриновского расстреляли. В 1941г. – через год после казни, Фриновского посмертно лишили всех наград, воинского звания и полномочий депутата Верховного Совета СССР .

Не реабилитирован.

Были арестованы и расстреляны также его жена и сын, учащийся 10го класса средней школы, которому было всего 17 лет.

Их реабилитировали.