Сегодня день рождения у сына Есенина — Александра Сергеевича Есенина-Вольпина.

Ему исполнилось 88 лет.

У Сергея Есенина помимо первенца Юрия и двух детей от Зинаиды Райх был ещё один внебрачный ребёнок. Его родила ему Надежда Вольпин — поэтесса и переводчица.

Они познакомились в 1919 году в литературном кафе. Надежда тоже писала стихи, публиковалась в сборниках, читала их с эстрады в «Кафе Поэтов» и «Стойле Пегаса ».

Москва 20-х годов

Провожая девушку домой, Есенин дарит ей свою книгу стихов с надписью: «Надежде с Надеждой ». Надежды оправдались.
В книге своих воспоминаний Н. Вольпин рассказывает об их первой ночи: «Весна 21-го. Богословский переулок. Я у Есенина. Смущённое: «Девушка!» и сразу, на одном дыхании: «Как же Вы стихи писали?» Если первый возглас я приняла с недоверием (да неужто и впрямь весь год моего отчаянного сопротивления он считал меня опытной женщиной!»), то вопрос о стихах показался мне столь же искренним, сколь неожиданным и смешным... »

Богословский переулок, дом 3, где жил тогда С. Есенин с А. Мариенгофом.
Теперь это Петровский переулок, дом 5. Здесь была их первая ночь с Надеждой Вольпин, в результате которой родился их сын.

Богословский переулок сейчас. Есенинский дом с правой стороны после этого первого серого.

«И ещё мне сказал Есенин в тот вечер своей запоздалой победы: «Только каждый сам за себя отвечает!» «Точно я позволю другому отвечать за меня!» - был мой невесёлый ответ...
При этом однако подумалось: «Выходит, всё же признаёшь в душе свою ответственность — и прячешься от неё?» Но этого я ждала наперёд. Не забыл мне напомнить и своё давнее этическое правило: «Я всё себе позволил !»

Есенин был потрясён, узнав, что Надежда хочет оставить ребёнка. «Что ты со мной делаешь! У меня уже трое детей! » - воскликнул он. Надежда, оскорблённая его реакцией, уехала в Ленинград, не оставив ему адреса.
Из стихов Надежды Вольпин , написанных перед отъездом:

Ночь, когда звучал над нами
Разлучающий гудок,
Подарила мне на память
В звёзды вышитый платок.

Я его в те дни на клочья
Разорвала, — что ж теперь
Перематываю ночью
В песни звёздную кудель?

Может, дождь стучал по кровле —
Постучит и замолчит?
Песня, раз на полуслове
Оборвавшись, отзвучит.

(Единственная из женщин Есенина, которая сама писала ему стихи).

Она очень страдала.

К полдню златокудрому
Обернусь я круто:
Ты в путях, возлюбленный,
Жизнь мою запутал.

И как лес безлиственный
Всё по лету дрогнет,
Так тобой исписано
Полотно дороги.

И как злыми рельсами
Узел жизни стянут,
Так тобой истерзана
Глупенькая память.

Август. Дни ущербные
Режет ночь серпами.
Злак волос серебряный
Сбереги на память.

Ведь не долго мне в лицо
День любезен будет:
Через шею колесо,
И разрезан узел.

(«Рельсы», август 1921)

Есенин пытался разыскать Надежду, но соседи по коммуналке по её просьбе адреса ему не сказали. По Москве даже ходила частушка: «Надя бросила Сергея без ребёнка на руках ». Рассказывали, что беременной она ходила в платье, на котором было изображено солнце, и говорила, что родит Христа. 12 мая 1924 года родился сын, как две капли воды похожий на отца.

Это был прелестный светловолосый голубоглазый мальчик с одухотворённым личиком. Надежда Вольпин пишет, что Есенин допытывался у побывавшего у неё знакомого, какой он — чёрненький или беленький. На что тот отвечал: «А я ему — не только что беленький, а просто — вот каким ты был мальчонкой, таков и есть. Карточки не нужно».

А что Сергей на это?
А Сергей сказал: : «Так и должно было быть. Эта женщина очень меня любила ...»

Есенин не посвящал ей стихов. О ней — лишь три строчки, да и то - в стихах о другой, похожей внешне на неё Шаганэ : «...там на севере девушка тоже — на тебя она страшно похожа. Может, думает обо мне... »
Да, она думала о нём. И писала:

Губы сушат засухой.
Милый, пощади!
Только память ласкова
На моей груди...

Стихнем. Бражное забвенье
Крепко выпито «на ты».
Чинит стужа синий веник
Заметать мои следы.

Эта полночь, где знакома
Тайна каждого угла,
Эта полночь снежным комом
На постель мою легла.

И желаний тёплый ворох
Всколыхнувшийся истлел
На тропических узорах
В замороженном стекле.

Через год после рождения сына Есенина не станет...

Надежды Вольпин нет среди провожающих его в последний путь законных жён и детей. Но по её стихам мы видим, что она — с ним:

Касаткой об одном крыле,
Я на кладбищенской земле
Лежу в сырой крапивной мгле,
И мне гнездом — забытый прах...

Мой нищий стих! Ты был, как дом,
Богатый дружбой и теплом,
Как дом о четырёх углах,
Как конь на золотых крылах!

И я в моей крапивной мгле,
Касатка об одном крыле,
Целую стылый смертный прах,
Любимый прах!

Из интервью с Александром Есениным-Вольпиным:

Видел ли Вас когда-нибудь Ваш отец Сергей Александрович Есенин? Ведь Вам был год и семь месяцев в декабре 1925 года, когда его не стало.
- Видел. Лет так через двадцать после своего рождения я посетил дом в Ленинграде, где когда-то жил, свою квартиру. Так соседи по этажу рассказали, что Есенин приходил в отсутствие мамы посмотреть на младенца, то есть на меня, но я его не запомнил (смеется).

Он ее любил. Это верно. Но он любил не только её, даже в то же время. Я произошел от непонятно какой, то есть очень даже понятно какой связи.

Александр не восхищается своим отцом, но и не обижается. Говорит скупо: у родителя было много женщин. Одна из них его мать.

В 1933 году Надежда Вольпин переехала с девятилетним сыном из Ленинграда в Москву . Зарабатывала на жизнь переводами. Она переводила без подстрочника европейскую классику и современных ей писателей (Вальтера Скотта, Конан-Дойля, Мериме, Голсуорси, Ф. Купера и других), блестяще воспроизводя индивидуальный стиль авторов. Опыт поэта помогал ей создавать шедевры поэтических переводов, в том числе знаменитые циклы Гёте, Овидия, Гюго .
В 1980-х издала свои мемуары «Свидание с другом », посвящённые своей юности и Сергею Есенину . В архиве хранятся её воспоминания о дружбе с Мандельштамом, о Пастернаке, Маяковском . Почти до последних часов жизни Надежда Давыдовна сохранила ясность мысли и любовь к поэзии.

Это была последняя женщина, близко знавшая Есенина.

Александр Есенин-Вольпин окончил математический факультет МГУ, аспирантуру, блестяще защитил диссертацию и уехал работать в Черновцы , где его арестовали за антисоветскую агитацию в 1949-ом. Держали в психиатрической клинике год, потом отправили в ссылку в Караганду.

Вернувшись в Москву, работал на «Соколе » в Институте научной информации. Свободно владея несколькими языками, редактировал и переводил книги. Занимался наукой, развивая антитрадиционное направление в математике. Женился.

Александр Вольпин был ярый антисоветчик. Его спрашивали: «Саша, что ты имеешь против советской власти?» - «Я? Ничего не имею против советской банды, которая незаконно захватила власть в 17 году». Говорил «много лишнего». Его периодически сажали в психушку. У него была присказка: «Ну, от этого меня уже лечили!»

Родственники Александра (сёстры Есенина и их семьи) просили не ходить к ним, - после его прихода квартира ставилась на контроль, телефоны прослушивались... «У нас дети», - говорили ему.

Есенин-Вольпин с братом Константином. Сентябрь 1970 года. Москва.

В 1961 году на Западе Есенин-Вольпин опубликовал свои стихи и свой философский трактат, за что Хрущёв на встрече с интеллигенцией на Ленинских горах назвал его «загнившим ядовитым грибом». В трактате была фраза, взбесившая власть: «В России нет свободы слова, но кто скажет, что там нет свободы мысли ».

Александра и Екатерина , сёстры Есенина — родные тётки Александра — опубликовали в «Правде » письмо, где старались отмежеваться от беспокойного родственника: «Если есть психические отклонения — лечите, если нет — наказывайте, но только нас не трогайте, мы к нему отношения не имеем, и вообще неизвестно ещё, чей он сын ».
Только мать была неизменной опорой сыну, которого за «антисоветскую» поэзию и правозащитную деятельность то и дело арестовывали, ссылали и сажали в «психушки».

Александр 14 лет отсидел в тюрьмах, психбольницах и ссылках за правозащитную деятельность. Во время Второй мировой его не взяли в армию.

Из интервью с Александром Есениным-Вольпиным :

Формально меня признали шизофреником. Почему, этого я не знаю. Одна из тайн моей жизни. Кто-то, наверное, для этого что-то делал.

Александр допускает: возможно, из-за отца. Есенин часто лечился в психиатрических клиниках.

клиника Ганнушкина, где лечился Есенин. В центре - биллиардный стол для больных.

5 декабря 1965 года Александр Вольпин с В. Буковским и другими диссидентами в День конституции организовывает митинг на Пушкинской площади с требованием гласного суда над арестованными Синявским и Даниэлем .
Позже вместе с Сахаровым участвует в работе комитета прав человека, постоянно выступает с требованиями соблюдения законности.
Его всё чаще таскают по психушкам, а в дни партийных съездов высылают из Москвы .

«Вообще-то все зовут его Алек . Всю жизнь. С детства. Не клеится к нему отчество. Один Окуджава однажды приклеил, да и то исключительно для конспирации. Но слова «Извозчик стоит, Александр Сергеич прогуливается. Ах, завтра, наверное, что-нибудь произойдет! » из песни «Былое нельзя воротить » можно было отнести не только к Пушкину , но и к его тезке. Потому что едва ли был в начале шестидесятых человек, чье имя в большей степени ассоциировалось бы с понятием «возмутитель спокойствия». Чьи идеи не просто вдохновляли людей, ненавидевших советскую власть, но предлагали бы конкретные практические и легальные шаги по борьбе с беззакониями режима. Чей постулат (требовать от власти соблюдения собственных законов) лёг в основу целого движения, которое со временем станет называться «правозащитным». Вдохновителем этого движения (впрочем, к тому не стремясь) стал сын поэта, поэт, математик, логик и вольнодумец Александр Сергеевич Есенин-Вольпин . Видя его прогуливающимся по московским улицам характерной шаркающей походкой, мало кто сомневался: готовится очередной митинг, или демонстрация, или письмо протеста: «Завтра что-нибудь произойдет».

(из статьи В. Арканова «Другой человек»)

Те, кто знал его в прошлом, говорят, что он мало изменился. Снаружи — безусловно: стал сед, борода клочками, заострившийся костистый нос. Глаза, цеплявшие синевой и яростным блеском, наводившим на мысль о зыбкой грани между гениальностью, одержимостью и безумием, давно поблекли.

Но внутренне — по остроте и непосредственности восприятия, по страстной увлеченности, с которой он продолжает заниматься наукой, по абсолютной непрактичности и пренебрежению внешней стороной жизни — он все такой же «чудак-ученый», каким был в шестьдесят, в сорок, в двадцать пять.

Сандалии, шорты и рубашка с коротким рукавом делают его и вовсе похожим на состарившегося мальчишку — персонажа «Сказки о потерянном времени ». Так и кажется, что сейчас его расколдуют, и он превратится в непоседливого подростка, а заваленная бумагами гостиная в доме для малоимущих стариков в пригороде Бостона , где он проживает последние 10 лет, — в уютную московскую квартиру его матери, поэтессы и переводчицы Надежды Вольпин.

московская квартира Вольпиных. 1970 год.

Из стихов Надежды Вольпин (она писала их всю жизнь):

Встречает путника мой дом
Горячим добрым пирогом, —
Изба о четырёх углах,
Где душу не ломает страх,
Где каждому готов приют,
Где люди для людей живут...

Сегодня родство с Есениным придает Александру Сергеевичу совсем уже мифологический статус, кажется счастливым жребием. Хотя какое уж тут счастье, если с конца двадцатых до начала семидесятых годов Есенин в СССР был практически под запретом.

Быть его сыном в ту пору — сомнительная привилегия. И то, что А.С. не отказался от черточки в фамилии, — один из первых сознательных вызовов обществу.

— Думаю, что у меня в характере многое от отца, — говорит он. — Но совершенно преломлено. Он не был рационалистом, как я. Был по натуре драчуном, а я не драчун, я спорщик. Но самое главное: он мыслил образно, а я — точечно, предельно конкретно.

Однажды за свое конкретное мышление он и поплатился вполне конкретно. В 1957-м, во время Фестиваля молодежи и студентов в Москве, его задержала милиция. Повод был пустяковый: пытался куда-то пройти в компании иностранцев. Но после двух вопросов на него надели наручники и доставили в психиатрическую больницу. В протоколе записано: «Называет себя сыном Есенина. Говорит, что арифметики не существует ».
Почему первое не является признаком сумасшествия — понятно. Про арифметику надо пояснить. Закончив мехмат МГУ и защитив кандидатскую диссертацию по топологии (в научных кругах она и по сей день считается классической), А.С. многие годы бился над доказательством геделевской теоремы о неполноте. Такое доказательство окончательно подтвердило бы непротиворечивость математических теорий в целом и арифметики в частности. В его отсутствии любой последовательный логик вынужден допустить, что арифметика — в теории — может оказаться противоречивой, а значит, не существовать в привычном нам виде. Труд по поиску этого доказательства — драма его жизни. Как вспоминает его первая жена Виктория Вольпина , когда в 1962-м они поженились, А.С. говорил, что ему необходим год для завершения главной работы. Но год прошел, а за ним другой, а потом и десять; варианты доказательства множились, но конца им не было видно.

«Я складывала рукописи в специальные папки, которые называла «ББ» — бездонные бочки", — рассказывает Виктория Борисовна.

Надо ли говорить, что труд этот и сегодня, почти пятьдесят лет спустя, остается незавершенным. И кипы бумаг, громоздящиеся в бостонской квартире А.С., — свидетельство его непрекращающихся упрямых попыток — без компьютера, на далеко не идеальном английском, в многолетнем отрыве от научного сообщества. Никто больше не складывает неоконченные варианты в папки. И редкие гости вздрагивают, как полвека назад московские милиционеры, когда А.С. огорошивает их заявлением вроде: «А ноль-то, оказывается, равен единице! Ничего себе! »

Вечный кавардак в доме его нисколько не беспокоит. «Наведите мне порядок, и через два дня все будет опять вверх тормашками», — говорит А.С. Он любит вкусно приготовленную еду, но кто её приготовит и приготовят ли вообще, ему, по его любимому выражению, «до лампочки». Сейчас дважды в неделю это делает социальный работник. Раньше — какая-нибудь по счёту жена. Женат он был четыре раза, но только первая супруга, Виктория Борисовна, по-прежнему говорит о нем с глубочайшим пиететом. Трём последующим всё затмила его житейская бестолковость, зацикленность на своих идеях, неумение (и нежелание) строить отношения в соответствии с общепринятыми представлениями о том, что такое семья. На семью он действительно смотрит своеобразно. Взглядом законника, поборника четко сформулированного свода правил.

В интервью «Русскому журналу » Виктория Вольпина вспоминала, что, еще до того как они отправились в загс регистрировать свои отношения, Алек предложил ей подписать составленный им «Договор о совместной жизни »: «Там было, кажется, двенадцать пунктов. Он мне показался в тот момент очередным проявлением Алекиного величия и чудачества одновременно. В нем квалифицировалось, что такое ссора, что такое перебранка, что такое разногласие, что такое «разногласие, перерастающее в перебранку»… Там были вещи, которые тогда просто невозможно было воспринимать серьезно — например, пункт, что «в случае возникновения намерения эмиграции у одного из вступающих в этот договор другой (заметьте!) не будет препятствовать в случае, если он не пожелает присоединиться». Я про себя хихикнула, потому что в начале 1962-го идея об эмиграции казалась столь же вероятной, как, ну, идея принять участие в экспедиции на Марс ».
Однако именно эмиграция их в итоге и разлучила — ровно через десять лет. Она уезжать не захотела. Ему не оставили выбора. Фраза «Не поедете на Ближний Восток, так отправим на Дальний », ходившая впоследствии в качестве шутки, изначально никакой иронии в себе не содержала. Из уст сотрудника КГБ она звучала даже зловеще. А.С. решил больше судьбу не искушать. Насиделся уже к тому времени и в тюрьме, и в ссылке, и в психушках.

ленинградская спецпсихбольница

В первый раз его посадили за стихи — еще в 1949-м. Стихи были дерзкие, в них просматривалась традиция уничтоженных еще в тридцатых обэриутов и одновременно надрывная нота, присущая поздним стихам его отца:

В зоопарке, прославленном грозными львами,
Плакал в низенькой клетке живой крокодил.
Надоело ему в его маленькой яме
Вспоминать пирамиды, Египет и Нил.

И увидев меня, пригвожденного к раме,
Он ко мне захотел и дополз до стекла, —
Но сорвался и долго ушибся глазами
О неровные, скользкие стены угла.

Испугался, беспомощно дрогнул щеками,
Задрожал, заскулил и исчез под водой...
Я ж слегка побледнел и закрылся руками
И, не помня дороги, вернулся домой.

Солнце радужно пело, играя лучами,
И меня увлекало игрою своей.
И решил я заделать окно кирпичами,
Но распался кирпич от оживших лучей,

И, как прежде с Землей, я порвал с Небесами,
Но решил уж не мстить, а спокойно заснул.
И увидел: разбитый, с больными глазами,
Задрожал, заскулил и в воде утонул...

Над домами взыграло вечернее пламя,
А когда, наконец, поглотила их мгла,
Я проснулся и долго стучался глазами
О холодные, жесткие стены угла...

Про крокодила еще полбеды — прозрачная, но аллегория. Были и строки с откровенно нелицеприятным изображением советской действительности: «А снаружи холод лютый, и проходят стороной полулюди-полуспруты, все ломая за собой ». Или ещё резче:

Не играл я ребенком с детьми,
Детство длилось, как после — тюрьма...
Но я знал, что игра — чепуха,
Надо возраста ждать и ума!

Подрастая, я был убежден,
Что вся правда откроется мне —
Я прославлюсь годам к тридцати
И, наверно, умру на Луне!

— Как я многого ждал! А теперь
Я не знаю, зачем я живу,
И чего я хочу от зверей,
Населяющих злую Москву!..

Эти мальчики кончат петлёй,
А меня не осудит никто, —
И стихи эти будут читать
Сумасшедшие лет через сто!

Александр Есенин-Вольпин читает свои стихи:

Никогда я не брал сохи,
Не касался труда ручного,
Я читаю одни стихи,
Только их — ничего другого...

Но поскольку вожди хотят,
Чтоб слова их всегда звучали,
Каждый слесарь, каждый солдат
Обучает меня морали:

«В нашем обществе все равны
И свободны — так учит Сталин.
В нашем обществе все верны
Коммунизму — так учит Сталин».

И когда «мечту всех времен»,
Не нуждающуюся в защите,
Мне суют как святой закон
Да еще говорят: любите, —

То, хотя для меня тюрьма —
Это гибель, не просто кара,
Я кричу: «Не хочу дерьма!»
...Словно я не боюсь удара,

Словно право дразнить людей
Для меня как искусство свято,
Словно ругань моя умней
Простоватых речей солдата...

Что ж поделаешь, раз весна —
Неизбежное время года,
И одна только цель ясна,
Неразумная цель — свобода!

В 1961-м в Нью-Йорке вышла книга А. Есенина-Вольпина «Весенний лист» — вторая после пастернаковского «Доктора Живаго» неподцензурная публикация советского автора на Западе. В сборник была включена подборка стихов и эссе «Свободный философский трактат» . В нем сформулировано основное философское кредо А.С.: отрицая все принимаемые на веру абстрактные понятия (Бога, бесконечности, справедливости), он приходит к необходимости соблюдения формально-логических законов. Александра только недавно выпустили из Крестов, но после публикации стало ясно, что ненадолго. И точно: в конце 1962-го Хрущев произнес одну из своих крылатых фраз: «Говорят, он душевнобольной, но мы его полечим ».

Завуалированный приказ немедленно приняли к исполнению, и на ближайшие четыре месяца А.С. снова оказался на больничной койке.
Меньше чем через два года Хрущев был смещён. С оттепелью покончено — началось брежневское завинчивание гаек. «Завинчивают» писателей Андрея Синявского и Юлия Даниэля , которые тайно напечатали свои произведения за рубежом. Объявлено, что процесс над ними будет закрытым, и это рождает ассоциации с репрессиями 1937-го, воспринимается многими как возрождение сталинизма. Вольпин решает, что надо требовать открытости и гласности суда и пишет «Гражданское обращение» .
За всю историю СССР этот текст — первая апелляция к правовому сознанию граждан. Митинг решили проводить в День Конституции, 5 декабря 1965-го , у памятника Пушкину с лозунгами «Требуем гласности суда! » и «Уважайте Конституцию! ».

— Поначалу оживление было необычайное, только и разговоров по Москве, что об этой демонстрации, — вспоминает Владимир Буковский . — Но чем ближе к Дню Конституции, тем больше появлялось пессимизма и страха — никто не знал, чем эта затея кончится. Власть такая, она все может. Всё-таки предстояла первая с 1927 года свободная демонстрация. В тот день они простояли на площади всего несколько минут — жалкая горстка, человек сорок, даже плакаты развернуть не успели. (Первый же чекист в штатском вырвал слово «гласность» из лозунга «Требуем гласности суда».) Но этого хватило, чтобы переломить эпоху.

Да, все участники были задержаны, развезены по милицейским участкам, допрошены, но ни один не арестован. Значит, Есенин-Вольпин оказался прав, утверждая, что чего-то можно добиться и в рамках закона. Да, Синявский и Даниэль все равно были осуждены, но осуждены на открытом процессе, и шитое белыми нитками обвинение на весь мир продемонстрировало лицо власти. Да, на площади их было совсем немного, но благодаря им правозащитное движение обрело платформу и голос. Голос этот принадлежал Есенину-Вольпину.
Потом был еще один арест — пятая по счету психушка. А по выходе — написанная «на мамином диване дня за три » «Памятка для тех, кому предстоят допросы»(1968). Ее передавали друг другу преследуемые внутри страны, а в 1973 году она была напечатана в Париже . Сколько крови она попортила следователям с Лубянки ! «Наслушались этого Вольпина! Этого доморощенного юриста, этого якобы закон-ника! » — кричали они, хотя А.С. всего только объяснил, исходя из Уголовного ко-декса, какие у задержанного или свидетеля есть права и что может, а чего не может требовать следователь.
Его забирали на Лубянку - и отпускали: не за что было ухватиться. Он напоминал властям, что инакомыслие не расходится с законом, а значит, не должно быть наказуемо.
Жена Вольпина Виктория вспоминала: однажды за три часа беседы со следователями Александр Сергеевич так их измотал, что они сдались, позвонили ей и сказали: "Забирайте!".

А потом он словно исчез.
— Власти придумали очень ловкий ход, — говорит он с интонацией шахматиста, не разгадавшего сразу такой простой комбинации противника. — Взяли и вывели меня из игры. Раньше не подпускали к иностранцам, а теперь я и сам им стал.

Сын Есенина не скучает по Родине. Воспоминаний хороших мало.

Америка стала для вас второй Родиной?

И да, и нет. В чем-то она лучше Родины. Я неслучайно сюда перебрался.

Сергей Есенин тоже был в Америке . С Айседорой Дункан . Ему не понравилось.

Заокеанский рай произвёл на Есенина гнетущее впечатление. В письмах к друзьям он писал:

«Знаете ли Вы, милостивый государь, Европу? Нет! Вы не знаете Европы. Боже мой, какое впечатление, как бьется сердце... О нет, Вы не знаете Европы! Во-первых, Боже мой, такая гадость однообразия, такая духовная нищета, что блевать хочется...
Что сказать мне вам об этом ужасающем царстве мещанства, которое граничит с идиотизмом? Здесь кроме фокстрота ничего нет. Здесь жрут и пьют, и опять фокстрот.

Человека я пока еще не встречал и не знаю, где им пахнет. В страшной моде господин доллар, а на искусство начхать - самое высшее здесь мюзик-холл. Я даже книг не захотел издавать здесь, несмотря на дешевизну бумаги и переводов. Никому здесь это не нужно. Здесь все выглажено, вылизано и причесано так же почти, как голова Мариенгофа. Птички какают с разрешения и сидят, где им позволено. Ну, куда же нам с такой непристойной поэзией? Это, знаете ли, невежливо так же, как коммунизм. Порой мне хочется послать все это к ебенейшей матери и навострить лыжи обратно. Пусть мы нищие, пусть у нас холод и голод, зато у нас есть душа, которую там за ненадобностью сдали в аренду под смердяковщину…»

Впрочем, со временем и сын Есенина в загранице разочаровался:

Но окажется, что Запад стар и груб,
А противящийся вере — просто глуп,
И окажется, что долгая зима
Выжгла ярость безнадежного ума,

И окажется — вдали от русских мест
Беспредметен и бездушен мой протест!..
...Что ж я сделаю? Конечно, не вернусь!
Но отчаянно напьюсь и застрелюсь,

Чтоб не видеть беспощадной простоты
Повсеместной безотрадной суеты,
Чтоб озлобленностью мрачной и святой
Не испортить чьей-то жизни молодой,

И вдобавок, чтоб от праха моего
Хоть России не досталось ничего!

Конечно, что и говорить, этим стихам далеко до есенинских. Но Алек несомненно талантлив во многих других областях — в науке, политике, юриспруденции. Это личность героическая и явно недооцененная у нас.

Да, они во многом разные. Из интервью с А.С .:

Немалую роль играла моя физиономия, фамилия моего отца. Может быть, она помогала мне получить слово, но мешала говорить по существу. К борьбе за судебную гласность отец не имел никакого отношения: в те годы, когда он жил, ее просто не было. Эта тема возникла после смерти Сталина. И при любом выступлении я всегда сводил разговор к гласности, а от меня хотели слышать другое...
- Большинство русских иммигрантов связывают себя с республиканцами.
- Мне этот выбор чужд. Я - беспартийный.
- А еще говорят, что вы безбожник.
- Я - формалист. Если и отводить какое-то место мистике, это не значит, что нужно отказаться от идеи постижения мира разумом. Правда, я не делаю из этого мировоззрения. Сегодня можно доказать, что существует не один, а много миров. Отсюда следует, что я не верю в Творца как Единого создателя единого мира. Ибо таким образом мы сужаем восприятие Вселенной.
- На ваш взгляд, есть ли политзаключенные в нынешней России?
- Иногда трудно провести границу между преследованиями по чисто политическим и по иным основаниям. Официально считалось, что в СССР политзаключенных нет; арестованным предъявлялись уголовные обвинения вроде "нарушения общественного порядка", "клеветы". После горбачевской перестройки, в 90-е годы, политзаключенных в России, насколько мне известно, действительно не было. Сейчас, видимо, снова появляются люди, оказавшиеся в тюрьме именно по политическим мотивам безотносительно к тому, по какой статье они обвиняются.

Есенин-Вольпин — один из героев документального фильма 2005 года «Они выбирали свободу» , посвящённого истории диссидентского движения в СССР.

С 1972 года он живёт в Бостоне (штат Массачусетс, США ).

С 1989 года неоднократно приезжал на родину.
В США он будет преподавать математику в университете Баффало, в Бостонском университете, а потом оставит преподавание и займется чистой наукой. К середине восьмидесятых, когда слово «гласность», впервые произнесенное Есениным-Вольпиным еще в «Гражданском обращении», поднимет на щит Горбачев , А.С. станет уже гражданином другой страны. Его роль в правозащитном движении окажется если не забыта, то оттеснена на второй план. Или, говоря его языком — языком математика, — вынесена за скобки. Когда начнется работа над ельцинской конституцией и кто-то предложит позвать в качестве советника Алека, будет решено, что это уже ни к чему. Но в песне Окуджавы он продолжает прогуливаться, а значит, «завтра, наверное, что-нибудь произойдет ».
Несмотря на возраст, Александр Сергеевич продолжает работать в повышенном темпе - публикует работы по логико-математической теории, ездит с лекциями по университетам США, активно сотрудничает с диссидентским движением. Возраста он не чувствует, живет своим делом.

С Днём рождения, дорогой Александр Сергеевич! Наша страна очень виновата перед Вами. Будьте хоть там счастливы и благополучны .

Переход на ЖЖ: http://nmkravchenko.livejournal.com/98309.html

Процитировано
Понравилось: 4 пользователям

Вольпин (Есенин-Вольпин) Александр Сергеевич (р. 12.05.1924, Ленинград). Сын поэта С.А. Есенина и поэтессы и переводчицы Н.Д. Вольпин.
С детства увлекался математикой и поэзией. В 1933 с матерью переехал в Москву. В 1941 поступил в Московский университет, в 1946 окончил с отличием механико-математический факультет. Во время Великой Отечественной войны В. не был призван в армию, поскольку его признали психически нездоровым (клеймо душевнобольного сопровождало его все годы жизни в СССР). Еще в студенческие годы он стал известен как талантливый поэт, неоднократно выступал публично с чтением стихов: “Алик читал свои стихи. По ощущению яркости то был один из самых счастливых моментов моей жизни. Молодой, красивый, очень кудрявый человек. Звенящий голос. Сын полузапрещенного Есенина. И совершенно необычные стихи, тогда так никто не писал” (из воспоминаний математика Вл. Успенского). В 1949, окончив аспирантуру НИИ математики при МГУ и защитив кандидатскую диссертацию, В. уехал работать в г. Черновцы (Украина). Там 24.07.1949 он был арестован органами госбезопасности за чтение своих стихов в кругу близких друзей.
Был этапирован в Москву, в Институте им. Сербского признан невменяемым и постановлением ОСО при МГБ СССР от 1.10.1949 направлен на принудительное лечение в Ленинградскую психбольницу тюремного типа. Однако 9.09.1950 новым постановлением ОСО Е. был приговорен к 5 годам ссылки в Карагандинской области Казахстана как “социально-опасный элемент”. Там он подружился с молодыми ссыльными поэтами, с которыми познакомился в Москве еще до ареста, - Н. Коржавиным и Ю. Айхенвальдом.
В апреле 1953 В. был освобожден по амнистии и вернулся в Москву. Стал широко известен среди математиков как один из крупнейших специалистов по математической логике и основаниям математики, создатель самостоятельного научного направления - ультраинтуиционизма. Одновременно продолжал писать стихи, открыто общался с иностранцами. В июле 1959 по просьбе одного из них В. за один день изложил на бумаге свое философское кредо. Закончил его так: “Мой друг, прослушав краткое изложение трактата, сказал: - Значит, ты веришь только в мысль и в разум? - Да, больше, конечно, верить не во что. Но и в эти вещи не надо верить. Не надо верить в разум. Для мыслящего человека достаточно быть разумным”. Вскоре после этого В. был вновь заключен в психиатрическую больницу, где его продержали около двух лет. Тем временем текст его эссе (под названием “Свободный философский трактат”), согласно его пожеланию, был переправлен на Запад и в 1961 опубликован там вместе со сборником его стихов “Весенний лист”. Это был второй после романа Б. Пастернака “Доктор Живаго” случай, когда советский гражданин осмелился без официальной санкции опубликовать свои произведения за границей под собственным именем.
С высокой партийной трибуны секретарь ЦК по идеологии Л.Ф. Ильичев обличал В. как “идейного отщепенца” и назвал его “ядовитым грибом” (Ильичев Л.Ф. Творить для народа, во имя коммунизма // Правда. 1962. 22 декабря). Стихи В. распространялись в самиздате. Традиционная по форме, его поэзия носила вызывающий по отношению к господствующей идеологии характер: “Эх, сограждане, коровы и быки! / До чего вас довели большевики...”
Освободившись в 1961, стал внештатным научным сотрудником ВИНИТИ и работал там до отъезда из СССР. Занимался реферированием и переводами зарубежной математической литературы, писал статьи для “Философской энциклопедии”.
Основу математических и философских взглядов В. составляет крайний скептицизм - отрицание всех принимаемых на веру абстрактных понятий - Бога, бесконечности и т.д. Из этого вытекает необходимость строгого соблюдения формально-логических законов. Данную философскую позицию с начала 1960-х он применил к сфере права. Он был автором и пропагандистом ряда принципов, легших в основу “правозащитной идеологии”, - гласности действий, установки на требования соблюдения законности. “Алик был первым человеком в нашей жизни, всерьез говорившим о советских законах” (Из воспоминаний Владимира Буковского). В. не только пропагандировал идею апелляции к праву в кругу своих друзей, но и предпринял ряд практических шагов в рамках правового подхода к разрешению общественных коллизий. Так, в 1963 В. подал в суд на журналиста, повторившего в своей статье инвективы Л.Ф. Ильичева в его адрес. Этот поступок был настолько необычен для того времени, что суд принял дело к рассмотрению, хотя, разумеется, решил его не в пользу истца.
После ареста в сентябре 1965 писателей Ю. Даниэля и А. Синявского В. совместно с Е. Строевой и В. Никольским составил текст “Гражданского обращения” с призывом собраться 5.12.1965 на Пушкинской площади в Москве на “митинг гласности” . В организации митинга ему помогали молодые поэты, члены группы СМОГ. В. сам принял участие в этом митинге, с которого принято вести отсчет истории правозащитного движения в СССР.
В конце 1967 - начале 1968 В. был одним из организаторов петиционной кампании вокруг “процесса четырех”, последовательно выступал против нарушений законности, допускавшихся в ходе уголовных и психиатрических преследований инакомыслящих, подписал десятки правозащитных документов. Написанная им в 1968 “Памятка для тех, кому предстоят допросы” служила незаменимым пособием для диссидентов в их правовом противостоянии советской карательной системе. Ключевым тезисом “Памятки” было утверждение, что нормы советского процессуального права вполне пригодны для того, чтобы на законных основаниях уклониться от соучастия в преследовании инакомыслия, не прибегая ко лжи или запирательству.
Очередное заключение В. в психиатрическую больницу (февраль 1968) вызвало широкую кампанию протеста среди советских и зарубежных математиков.
В ноябре 1970 В. стал экспертом Комитета прав человека в СССР , полтора года активно участвовал в работе Комитета, написал несколько докладов (о праве на защиту, о правах психически больных, о международных пактах о правах человека).

В марте 1972 власти дали понять В., что его отъезд за границу был бы весьма желателен, в мае того же года он эмигрировал в США. Работал в университете г. Буффало, затем в Бостонском университете. Продолжал заниматься математикой и правозащитной деятельностью.
С 1989 неоднократно приезжал на родину. Живет в г. Бостон (штат Массачусетс).

Лукашевский С.М.

Использованы материалы журнала НЛО

Публикации:

Весенний лист / A leaf of spring. N.Y.: Praeger; London: Thames and Hutson, 1961. 173 с. (двуязычное издание, с переводами на англ. G. Reavey); Стихи // Советская потаенная муза: Из стихов советских поэтов, написанных не для печати / Под ред. Б. Филиппова. Мюнхен, 1961. С. 113-122; A poet in jail // Encounter. 1961. Аpr. № 5 (92). P. 92-94 (предисловие и подборка стихов); О процессе Синявского и Даниэля, отъезде Тарсиса и моих беседах с западными корреспондентами // Белая книга по делу Синявского и Даниэля / Сост. А.И. Гинзбург. Франкфурт-на-Майне: Посев, 1967. С. 399-405; Вечную ручку Петру Григорьевичу Григоренко! // Посев. 1970. № 9. С. 24-30. То же: A fontain pen for Peter Grigorievich Grigorenko // The Political, Social and Religius Thought of Russian Samizdat. Belmont (Mass.): Nordland publ., 1977. P. 181-196; [Доклады и мнения эксперта Комитета прав человека] // Документы Комитета прав человека: Proceedings of the Moscow human rights Committee. Nov. 1970 - dec.1971. N.Y.: The Internatial League for the rights of men, 1972. P. 52-55, 67-122, 134-179; Testimony of Dr. Alexander Sergeyovich Yesenin-Volpin... // US. Congress (92). Session (2). Sept. 26. 1972. Hearing before the Subcommittee to the Investigate the Administration of the Internal Security Act and other Internal Security Laws of the Committee of the Judiciary United States Senate. Abuse of psychiatry for political repression in the Soviet Union. Washington: G.P.O, 1972. P. 1-15; Юридическая памятка. Париж: Гd. de la Seine, . 24 с.; [Стихи] // Антология новейшей русской поэзии у голубой лагуны / Cост. К. Кузьминский и Г. Ковалев: В 5 т. Newtonville: Oriental Research Partners, 1980. Т. 1. С. 108-115; [Стихи] // Строфы века / Cост. Е. Евтушенко, науч. ред. Е. Витковский. М.; Минск: Полифакт, 1995. С. 679; [Стихи] // Самиздат века. М.; Минск: Полифакт, 1997. С. 377; Философия. Логика. Поэзия. Защита прав человека: Избранное / Сост. А.Ю. Даниэль и др. М.: РГГУ, 1999. 450 с.; [Стихи] // Поэзия второй половины XX века / Сост. И.А. Ахметьев, М.Я. Шейнкер. М.: СЛОВО, 2002. С. 533-535.
Интервью: Мне показалось, что весь мир сошел с ума / [Беседа с Ф. Медведевым] // Журналист. 1991. № 12. С. 18-20; “Не соответствует действительности” / [Беседа с Л. Белой] // Вечерняя Москва. 1995. 21 июня; Памятка для не ожидающих допроса: Беседа с А. Есениным-Вольпиным // Неприкосновенный запас. 2002. № 1 (21). С. 67-80.

Литература:

Reddaway P. Uncensored Russia. London: Jonothan cape, 1972 (указ.); Мальцев Ю. Вольная русская литература, 1955-1975. Франкфурт-на-Майне: Посев, 1976 (указ.); Кузьминский К. Алекс Вольпин [с приложением письма А.С. Вольпина К.К. Кузьминскому от 27 марта 1979 г.] // Антология новейшей русской поэзии у голубой лагуны / Cост. К. Кузьминский и Г. Ковалев. Newtonville: Oriental Research Partners, 1980. Т. 1. C. 103-104; Буковский В.К. “И возвращается ветер...”: Письма русского путешественника. М.: НИИО “Демократ. Россия”, 1990. С. 122, 123-124, 133, 146-147, 176-182, 189, 193-194, 210-211, 227; Алексеева Л.М., Голдберг П. The thaw generation. Coming of age in the post-Stalin era. Boston; Toronto; London, 1990. P. 106-108, 120-124, 163-169, 175-176, 254-256.

Сын поэта Сергея Есенина, Александр Есенин-Вольпин - единственный оставшийся в живых из его детей. Он известен как крупный ученый в области логико-математической теории. Философ, поэт, диссидент, он с 1972 года живет в вынужденной эмиграции, в американском Бостоне.

Его считают идеологом правозащитного движения, сорокалетие которого мир отметил в декабре прошлого года. Несмотря на возраст, Александр Сергеевич продолжает работать в повышенном темпе - публикует работы по логико-математической теории, ездит с лекциями по университетам США, активно сотрудничает с диссидентским движением. Возраста он не чувствует, живет своим делом. Вот и сейчас главная его цель - доказать правомочность своей математической теории.

А позади - полная нелегких приключений жизнь политически преследуемого ученого, ставшего на путь диссидентства в силу своего характера и убеждений.

- Александр Сергеевич, вас часто приглашают читать лекции в американских университетах. Вы интересуете их как математик или правозащитник?

В последнее время больше второе. Недавно меня пригласили сделать основной доклад в Колумбийском университете на Григоренковских чтениях, организованных Общественным фондом Григоренко и Гарримановским институтом. Пригласил меня Андрей Григоренко, президент фонда, сын и соратник диссидента, генерала Петра Григорьевича Григоренко. Чтения в этом году были посвящены 40-летию правозащитного движения. Я вспомнил о важности выступлений покойного Григоренко еще до начала нашего движения. На демонстрации 5 декабря 1965 года я не был с ним знаком. А вот в следующем году он уже сидел в моей квартире, и мы не могли выйти: дом был окружен гебистами.

- За 33 года вашей жизни вне родины о вас написано многое. А как бы вы сами определили свою роль в правозащитном движении?

Как не очень большую.

- Поясните?

На самом деле немалую роль играла моя физиономия, фамилия моего отца. Может быть, она помогала мне получить слово, но мешала говорить по существу. К борьбе за судебную гласность отец не имел никакого отношения: в те годы, когда он жил, ее просто не было. Эта тема возникла после смерти Сталина. И при любом выступлении я всегда сводил разговор к гласности, а от меня хотели слышать другое.

На той самой первой демонстрации 5 декабря 1965 года мы требовали гласности суда над Синявским и Даниэлем. Это был мой лозунг. Я его взял его из статьи УПК, где было записано: "гласность", "публичность", "открытость". А если "гласность" записана в законе, то мы и требуем соблюдения закона. Так за 20 лет до Горбачева мы заговорили о гласности.

А другой лозунг я сформулировал так: "Соблюдайте Конституцию!". Но почему-то наши объявили: "Уважайте!". И на том спасибо.

- О вашей "Памятке для тех, кому предстоят допросы" ходят легенды...

Она написана тоже исходя из позиции гласности и требования соблюдать процессуальные законы. А я их хорошо знал. Мой дед со стороны матери был известным адвокатом, оставил много литературы. Кроме того, я сам проштудировал все советские кодексы. Много занимался этим в ссылке. Плюс мой личный опыт и умение выводить следователей из себя. В "Памятке" я советовал допрашиваемым проверять каждую фразу написанного следователем протокола. С самого начала советовал уточнить: "А по какому делу вы меня вызвали?". А дальше на любой вопрос задавать встречный: "А какое это имеет отношение к данному делу?" и так далее.

Думаю, что если "Памятку" переписать применительно к сегодняшним законам, можно использовать и нынче. Ибо суть проблемы та же.

- На ваш взгляд, есть ли политзаключенные в нынешней России?

Иногда трудно провести границу между преследованиями по чисто политическим и по иным основаниям. Официально считалось, что в СССР политзаключенных нет; арестованным предъявлялись уголовные обвинения вроде "нарушения общественного порядка", "клеветы". После горбачевской перестройки, в 90-е годы, политзаключенных в России, насколько мне известно, действительно не было. Сейчас, видимо, снова появляются люди, оказавшиеся в тюрьме именно по политическим мотивам безотносительно к тому, по какой статье они обвиняются.

- Как вы лично пострадали от властей?

Да я особенно и не страдал. Два раза попадал в питерскую психушку. Да еще два с половиной года в ссылке, потому что при Хрущеве напечатал за границей "Весенний лист", где в стихах касался и темы репрессий. А к моменту начала движения мне было за 40, а той молодежи - за 20. Естественно, они прислушивались ко мне. В 60-е годы я уже и стихов не писал, а занимался математикой. Вот и только что свою последнюю работу отослал своему ученику в Голландию для публикации. Я говорю то, что думаю.

- Вы сейчас говорите уже о науке?

Обо всем. Нужно говорить правду. А люди не особенно заботятся о правде.

- А если сравнить время 60-х и сегодняшний правовой беспредел в России и в постсоветских республиках?..

Я хочу конкретно знать, в чем это выражается. Я знаю о деле Ходорковского, но не знаю сути бизнес-законодательства. Может, он и вправду нарушил какие-то запреты. Конечно, плохо, что он сидит. России нужны бизнесмены. А мне нужны факты. Вот я собираюсь ехать в Россию и, думаю, кое-что увижу. Конечно, если дадут визу.

- А вы удовлетворены, например, американской судебной властью?

Я не имел с ней столкновений по гражданской линии. Я удовлетворен тем, что она не вмешивалась в мои дела.

- Но вы наблюдаете жизнь вокруг себя. Как вы считаете, в этом государстве человеку легче или труднее?

Думаю, что не идеально. Голосую я за Демократическую партию. При ней несколько лучше, чем при республиканцах. А вообще здесь, конечно, лучше. Не столь уж многие стремятся отсюда уехать. Но имеющихся преимуществ недостаточно, чтобы оказать заметное влияние на Россию.

- Политику Белого дома по отношению к Ираку одобряете?

По-моему, Белый дом проиграл Ирак. Америка могла бы поумнеть. Я против того, чтоб гибли люди с обеих сторон. Нельзя было так грубо начинать войну. И с Саддамом можно было расправиться иначе. Боюсь, что республиканцы доведут до беды. Хотя я не консерватор, не реакционер. Большинство русских иммигрантов связывают себя с республиканцами. Мне этот выбор чужд. Я - беспартийный.

- А еще говорят, что вы безбожник.

Я - формалист. Если и отводить какое-то место мистике, это не значит, что нужно отказаться от идеи постижения мира разумом. Правда, я не делаю из этого мировоззрения. Сегодня можно доказать, что существует не один, а много миров. Отсюда следует, что я не верю в Творца как Единого создателя единого мира. Ибо таким образом мы сужаем восприятие Вселенной.

- Скажите, жизненный опыт меняет мировоззрение человека?

В молодости я любил повторять собственное изречение: "Жизнь - старая проститутка, которую я не брал себе в гувернантки". Постарел - понял, что опыт может и должен быть учтен. Главное - противостоять противонормальному опыту.

- Давайте немного о личном. Видел ли вас когда-нибудь ваш отец Сергей Александрович Есенин? Ведь вам был год и семь месяцев в декабре 1925 года, когда его не стало.

Видел. Лет так через двадцать после своего рождения я посетил дом в Ленинграде, где когда-то жил, свою квартиру. Так соседи по этажу рассказали, что Есенин приходил в отсутствие мамы посмотреть на младенца, то есть на меня, но я его не запомнил (смеется).

- А ваша мама не вышла замуж после этой любви?

Вышла. Мой отчим - известный химик Михаил Волькенштейн. В последние годы он жил один в Ленинграде, дожил до конца советской власти и умер в 1992 году.

- Вы поддерживали родственные связи со своими братьями и сестрой?

Да. С Костей, правда, особой близости не было, ибо он был членом партии. Он умер накануне чернобыльского взрыва, 25 апреля 1986 года. Татьяна жила в Ташкенте, умерла в 1992 году. А вот с Мариной, дочерью Кости, собираюсь встретиться в декабре в Москве. (Константин и Татьяна - дети Сергея Есенина от брака с актрисой Зинаидой Райх, позже женой Мейерхольда. – Прим. ред.).

- А с Георгием?

Он же рано погиб, в годы ежовщины... (Георгий - внебрачный сын Сергея Есенина и Анны Изрядновой. - Прим. ред.)

- Вы могли бы дать самому себе характеристику? Какой вы человек?

Скептик.

- "Все подвергай сомнению"?

По крайней мере, стараюсь.

- А в быту вы уживчивы?

Когда мне не мешают - уживчив. А мешают - не особенно.

- Если не секрет, кто ваша жена?

У меня их было четыре. С последней, Галей, мы сейчас разъехались. Она не выдержала моих безбожных взглядов.

- А какие из ваших работ для вас важнее всего?

Конечно, по математике. Я больше известен в области оснований математики как фундаменталист, хоть некоторые и любят повторять, что, прежде всего, я сын Есенина и диссидент. А вот последняя работа, которую я только что выслал для печати, очень эффектна. Уверен - пойдут разговорчики. Я ее всерьез намерен продвигать!

- Как же вам хватает на все это времени? Ведь уже за восемьдесят перевалило?

Времени у меня достаточно. Если мама прожила почти сто лет, то я собираюсь сто пятьдесят, а уж сто - сто десять-сто двадцать - это наверняка!

***

Родился Александр Сергеевич 12 мая 1924 года. Его мать - Надежда Давыдовна Вольпина (1900-1998), выдающийся литератор, переводчик (тысячи страниц переводов с немецкого, французского, греческого, туркменского, в том числе Овидия, Гете, Гюго и т. д.), автор мемуаров "Свидание с другом". В юности писала и читала с эстрады стихи. В 20-е годы примкнула к имажинистам, тогда и познакомилась с Сергеем Есениным. В начале 1924 года, после разрыва с Есениным, уехала из Москвы в Ленинград, где вскоре родила сына.

В Москву мать с сыном переехали в 1933 году. Александр Сергеевич окончил мехмат МГУ, защитил диссертацию по математике и получил направление на преподавательскую работу в Черновицкий университет (Украина). Там же был впервые арестован за чтение собственных стихов в кругу друзей - стихи были признаны антисоветскими. Признан невменяемым, помещен в ленинградскую психиатрическую больницу, вскоре отправлен в ссылку в Караганду на пять лет, но через три года, в 1953-м, после смерти Сталина освобожден по амнистии, вернулся в столицу.

А потом - опять наука, собственное направление - ультраинтуиционизм, десятки стихов. В 1961 году в Нью-Йорке был напечатан его сборник "Весенний лист" - для любителей поэзии, и "Свободный философский трактат" - для тех, чья совесть молчать не может.

К слову, издание "Весеннего листа" в Нью-Йорке - это второй после "Доктора Живаго" случай в истории советской литературы, когда за рубежом была напечатана книга без санкции властей и под настоящим именем автора.

А далее - целая череда новых "сумасшествий". Это он - автор большинства лозунгов правозащитного движения. Это он составил текст "Гражданского воззвания" - призыв к демонстрации 5 декабря 1965 года, организованной Владимиром Буковским в связи с арестом писателей Синявского и Даниэля.

Есенин-Вольпин автор самого известного в то время документа диссидентского движения - "Памятки для тех, кому предстоят допросы" (1968). Ее передавали друг другу преследуемые внутри страны, а в 1973 году она была напечатана в Париже.

Его забирали на Лубянку - и отпускали: не за что было ухватиться. Он напоминал властям, что инакомыслие не расходится с законом, а значит, не должно быть наказуемо.

Жена Вольпина Виктория вспоминала: однажды за три часа беседы со следователями Александр Сергеевич так их измотал, что они сдались, позвонили ей и сказали: "Забирайте!".

Он активно работал в Комитете по правам человека, созданного Дмитрием Сахаровым, Валерием Чалидзе, Андреем Твердохлебовым. Писал доклады о праве на защиту, о правах психически больных, о международных пактах о правах человека и т. д. В итоге в марте 1972 года власти дали Александру Сергеевичу понять, что лучше бы ему уехать из страны. И уже в мае того же года он эмигрировал в США.

Математик, публицист, поэт. Один из первых участников диссидентского движения.
Родился в Ленинграде в 1924 г. Сын поэта Сергея Есенина. В 1946 г. с отличием окончил механико-математический факультет Московского университета. Во время Отечественной войны не был призван в армию из-за психиатрического диагноза (клеймо душевнобольного сопровождало его все годы жизни в СССР). Еще в студенческие годы он стал известен как поэт, неоднократно выступал публично с чтением стихов. В 1949 г., окончив аспирантуру НИИ математики при МГУ и защитив кандидатскую диссертацию по математической логике, уехал работать в г.Черновицы (Украина). Там он вскоре был арестован органами госбезопасности за чтение своих стихов в кругу близких друзей и отправлен на принудительное лечение в Ленинградскую спецпсихбольницу. В 1950 г. после изменения приговора был выслан в Караганду, где подружился со знакомыми еще по Москве поэтами Наумом Коржавиным и Юрием Айхенвальдом.В 1959 г. Вольпина вновь поместили в психиатрическую больницу и продержали там около 2 лет. Тем временем за границей, по его желанию, были опубликованы его философское эссе под названием «Свободный философский трактат» и сборник стихов «Весенний лист» - второй после дела Бориса Пастернака случай, когда советский гражданин осмелился напечататься за границей под собственным именем без санкции властей. По выходе из больницы в 1961 г., Вольпин стал внештатным научным сотрудником Института научной информации (ВИНИТИ) и работал там до отъезда из СССР. Занимался реферированием и переводами зарубежной математической литературы, писал статьи для «Философской энциклопедии».
Есенин-Вольпин - один из основоположников правозащитной идеологии: он пропагандировал идею апелляции к советским законам с целью оправдания действий инакомыслящих. При этом он не только говорил об этом в кругу друзей, но и предпринял ряд практических шагов в рамках правового подхода к разрешению общественных коллизий. После ареста в сентябре 1965 г. писателей Юлия Даниэля и Андрея Синявского Вольпин составил (совместно с Е.Строевой и В.Никольским) текст «Гражданского обращения» с призывом собраться 5 декабря 1965 г. на Пушкинской площади в Москве на «митинг гласности». В конце 1967 – начале 1968 г. Вольпин стал одним из организаторов петиционной кампании вокруг «процеса четырех». Написанная им в 1968 г. «Памятка для тех, кому предстоят допросы» служила незаменимым пособием для диссидентов в их правовом противостоянии советской карательной системе.
Очередное заключение Вольпина в психиатрическую больницу (1968) вызвало широкую кампанию протеста среди советских и зарубежных математиков.
В ноябре 1970 г. Вольпин стал экспертом Комитета прав человека – независимой ассоциации, ставившей своими целями изучение проблем прав человека и правовое просвещение в СССР. Полтора года активно участвовал в работе Комитета, написал несколько докладов (о праве на защиту, о правах психически больных, о международных пактах о правах человека). В 1972 г. Советское правительство вынудило его эмигрировать в США. Там он продолжал заниматься наукой и правозащитной деятельностью.

1924, Санкт-Петербург

Александр Сергеевич Есенин-Вольпин – сын Сергея Есенина и Надежды Давыдовны Вольпин – поэта, переводчика, мемуариста. С 1933 жил в Москве, в 1941 окончил среднюю школу № 189, в 1946 – мехмат МГУ (кафедра высшей геометрии и топологии, научный руководитель – П.С.Александров), в 1949 защитил кандидатскую диссертацию. Начиная с этого же года неоднократно попадал в тюрьмы и на принудительное лечение в психиатрические больницы – сначала за чтение своих антисоветских стихов, позже – за правозащитную деятельность. В 1950–1953 был в Карагандинской ссылке. С 1961 работал в ВИНИТИ. Автор многих работ по математической логике (преимущественно – по основаниям математики) и философии. Строгость и тонкость мышления математического логика, применённая к анализу общественных и политических процессов, привела его к пониманию того, что противостояние общества и власти в конфликтных ситуациях должно опираться на юридические нормы. Эти идеи в большой степени повлияли на возникновение правозащитного движения в СССР. В 1972 вынужденно эмигрировал в США, в 1978 получил американское гражданство. Продолжает заниматься математической логикой, с 1989 неоднократно приезжал в Россию. Стихи писал в 1940–1952 годах. В 1960 опубликовал в США книгу Весенний лист , куда помимо стихов вошёл также «Свободный философский трактат». По-видимому, выход этой книги можно считать отправной точкой существования «тамиздата». В 1999 (Москва, РГГУ) была издана книга Философия/Логика/Поэзия/Защита прав человека: Избранное.

09.04.2003

Мы благодарим Викторию Борисовну Вольпину за помощь в подготовке раздела, посвящённого Александру Есенину-Вольпину.