Аугусто Сесар Сандино Кальдерон (исп. Augusto Sesar Nicolás Sandino Calderón , 18 мая (18950518 ) , Никоноомо , Никарагуа -21 февраля , Манагуа , Никарагуа) - никарагуанский политический деятель, лидер национально-освободительной революционной войны 1927-1934 годов .

Биография

Отец Сандино - зажиточный крестьянин Грегорио Сандино, мать - подёнщица Маргарита Кальдерон. В течение 12 лет Грегорио Сандино отказывался признать сына Аугусто законным, однако затем принял его в семью . В 1921 году Аугусто Сандино едва не убил сына видного местного представителя Консервативной партии, который оскорбительно высказался о его матери, и вынужден был эмигрировать. Побывал в Гондурасе , Гватемале и Мексике . По настоянию отца (срок давности преступлению вышел) вернулся в июне 1926 в Никарагуа; влияние его жертвы не позволило ему осесть в деревне по месту рождения, и в итоге Сандино устроился на золотой шахте в Нуэва-Сеговия , принадлежавшей американцам. Там он читал шахтерам лекции о социальном неравенстве и необходимости перемен.
19 октября 1926 года поднял антиправительственное восстание против правящего режима, поддерживаемого США, затем возглавил вооружённое сопротивление высадившимся в стране американским войскам. Сперва он стоял за восстановление законной власти, согласно конституционным основам, а потом стал бороться против соглашения Эспино-Негро , предусматривавшего плотную опеку Никарагуа американским правительством, рассматривая его как угрозу никарагуанской независимости.

Традиционно, после прихода к власти сандинистов, с по 1997 год изображался на лицевой стороне денежных купюр сначала 1000 никарагуанских кордоб , затем, после деноминации 1991 года - на 20 кордобах, а также монетах Никарагуа.

Сандино на 1000 кордоб. , аверс	Сандино на 1000 кордоб. , аверс	Сандино на 20 кордобах. , аверс

• Сандино изображен на почтовой марке Болгарии 1984 года.

Сочинения

• Sandino, Augusto C. El pensamiento vivo. Sergio Ramírez, ed. 2 vols. Managua: Editorial Nueva Nicaragua, 1984

Напишите отзыв о статье "Сандино, Аугусто Сесар"

Примечания

Литература

• Гонионский С. А. Сандино. М.: Молодая гвардия, 1965 - (Жизнь замечательных людей).
• Кампос Понсе, Х. Янки и Сандино. - М .: Прогресс, 1965.
• Сборник. Идейное наследие Сандино. - М .: Прогресс, 1982.
• Григулевич И. Р. Дорогами Сандино. М.: Молодая гвардия, 1984.
• Сандино против империализма США // Идейное наследие Сандино (Сборник документов и материалов). М.: Прогресс, 1985.
• Гарсия-Каселес К. Аугусто Сесар Сандино // Деятели национально-освободительного движения: политические портреты. Вып. 1. М.: Издательство Университета дружбы народов, 1989.
• Гонионский С.А. Полководец свободных людей // Новое время. - М ., 1958. - Вып. № 5 .
• Ларин Н.С. Из истории национально-освободительной борьбы народа Никарагуа против вооружённой интервенции США в 1927-1933 годах // Вопросы истории. - М ., 1961. - Вып. № 8 .
• Гонионский С.А. Новые книги о легендарном генерале Сандино // Новая и новейшая история. - М ., 1963. - Вып. № 4 .
• Зубрицкий Ю.А. Сандино и характер его движения (К истории национально-освободительной борьбы в Никарагуа в конце 20-х - начале 30-х гг.) // Труды Университета дружбы народов. - М ., 1968. - Т. 32 , вып. 1 .
• Григулевич И.Р. Аугусто Сесар Сандино - генерал свободных людей // Новая и новейшая история. - М ., 1982. - Вып. № 1-2 .
• Булычев И.М. Аугусто Сесар Сандино // Вопросы истории. - М ., 1981. - Вып. № 10 .

• Beals, Carleton. With Sandino in Nicaragua. The Nation, Feb. 22 to April 11, 1928.
• Belausteguigoitia R. Con Sandino en Nicaragua. Madrid, 1934
• Salvatierra S. Sandino o La Tragedia de un Pueblo. Madrid, 1934
• Somosa García A. El verdadero Sandino o el Calvario de las Segovias. Managua: Tipografía Robelo, 1936.
• Alexander A. Sandino. Relato de la Revolution en Nicaragua. Santiago de Chile, 1937
• Calderón Ramírez, Salvador. Los últimos días de Sandino. México: Botas, 1934.
• Ramirez S.C. Ultimas dias de Sandino. Mexico, 1939
• Cuadra, Manolo . Contra Sandino en la montaña. Managua, D.N.: 1942.
• Bolaños A.G. Sandino el Libertador. Mexico, 1952
• L.Cummins. Quijote on a burro. Sandino and the Marines. A Study in the formulation of foreign policy. Mexico, D.F., 1958
• Selser, Gregorio . Sandino - general de hombres libres. Buenos-Aires, 1959
• Romero R. Somoza, asesino de Sandino. Mexico, 1959
• Romero R. Sandini y los yanquis. Mexico, 1961
• Nicaragua y su pueblo. (Cartas y proclamas del general Sandino y otros documentos). Frente Unitario Nacaraguense. Caracas, 1961
• Macaulay N. W., Jr. The Sandino Affair. Chicago: Quadrangle Books, 1967.
• Aguilar Cortés, Jerónimo. Memorias de los yanquis a Sandino. San Salvador: IT Ricaldone, 1972.
• Arrellano, Jorge Eduardo. Sandino en la poesía: 50 poemas sobre el General de Hombres Libres.// Revista de Pensamiento Centroamericano 29 (143) August 1972: 3-24.
• López, Santos. Memorias de un soldado. León: Frente Estudiantil Revolucionario, 1976.

• Ramírez, Sergio . Biografía de Sandino. Managua, 1979
• Ramírez, Sergio . El pensamiento vivo de Sandino. Editorial Nueva Nicaragua, 1981
• Ramírez, Sergio . Vigencia del pensamiento sandinista. En: El Sandinismo documentos básicos. Instituto de Estudios del Sandinismo. Editorial Nueva Nicaragua, 1983.
• Ramírez, Sergio . El Muchacho de Niquinohomo. En: Ramírez, Sergio. El alba de oro. Siglo XXI Editores. 2ª edición, 1984 (a).
• Ramírez, Sergio . Sandino y los partidos políticos. Sesión inaugural del curso académico 1984 (b). CNES-UNAN, Comité Nacional Pro-Conmemoración del 50 Aniversario de la muerte del General Augusto César Sandino.
• Ramírez, Sergio . Sandino: clase e ideología. En Sandino, Augusto C. El pensamiento vivo. Introducción, selección y notas de Sergio Ramírez. Tomo 2. Editorial Nueva Nicaragua. 1986.

• Gilbert, Gregorio Urbano . Junto a Sandino. Editora Alfa y Omega. Santo Domingo, República Dominicana, marzo de 1979.
• García Salgado, Andrés. Yo estuve con Sandino. Mexico: Bloque Obrero General Herbierto Jara, 1979.
• Salvatierra, Sofonías . Sandino o la Tragedia de un pueblo. Talleres Litográficos Maltez Representaciones S.A. Managua, Nicaragua, 1980.
• Herrera Torres, Juvenal . Antología universal de la poesía revolucionaria: el regreso de Sandino. Medellín: Aurora, 1980.
• Alemán Bolaños, Gustavo . Sandino el Libertador. Talleres de Impresos Culturales S.A. IMCUSA, San José Costa Rica, 1980
• Maraboto, Emigdio . Sandino ante el Coloso. Managua. Ediciones Patria y Libertad. Febrero, 1980.
• Cabezas, Omar . La montaña es algo más que una inmensa estepa verde. Managua: Nueva Nicaragua, 1982.
• Torres Espinoza, Edelberto . Sandino y sus pares. Editorial Nueva Nicaragua. Managua: Nueva Nicaragua, 1983.
• Selva, Salomón de la . La guerra de Sandino o el pueblo desnudo. Managua: Editorial Nueva Nicaragua, 1985 (orig. 1935).
• Instituto de Estudio de Sandinismo. Ahora sé que Sandino manda. Managua: Editorial Nueva Nicaragua, 1986.
• Niess F. Sandino. Der General der Unterdrükten. Eine politische Biographie. Köln: Pahl - Rugenstein Verlag, 1989.
• Calero Orozco, Adolfo . Eramos cuatro. Managua: Distribuidora Cultural, 1995 (orig. 1977).
• Calero Orozco, Adolfo . Sangre santa. Managua: Nueva Nicaragua, 1993. (orig. 1940).
• Alejandro Bendaña La mística de Sandino. Centro de Estudios Internacionales,Managua, 1994, 2005.

Ссылки

• А. С. Сандино (англ.)
• Александр Тарасов .
• Гонионский, Семен Александрович .
• Michael J. Schroeder. (англ.) . The Sandino Rebellion. Проверено 16 сентября 2012. .
• (исп.) . El Nuevo Diario (Miércoles 19 de Mayo de 2004). Проверено 28 сентября 2012.
• JOSEPH O. BAYLEN. (англ.) (PDF). Проверено 18 августа 2013. .

Отрывок, характеризующий Сандино, Аугусто Сесар

– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.

Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.

План:

Введение

• 1 Биография
• 2 Интересные факты
Примечания
Литература

Введение

Аугусто Сесар Сандино Кальдерон (1895-1934) - никарагуанский политический деятель, лидер национально-освободительной революционной войны 1927-1934 годов.

1. Биография

Отец Сандино - зажиточный крестьянин Грегорио Сандино, мать - подёнщица Маргарита Кальдерон. В течение 12 лет Грегорио Сандино отказывался признать сына Аугусто законным, однако затем принял его в семью .

В 1921 году Аугусто Сандино едва не убил сына видного местного представителя Консервативной партии, который оскорбительно высказался о его матери, и вынужден был эмигрировать. Побывал в Гондурасе, Гватемале и Мексике. По настоянию отца (срок давности преступлению вышел) вернулся в июне 1926 в Никарагуа; влияние его жертвы не позволило ему осесть в деревне по месту рождения, и в итоге Сандино устроился на золотой шахте в Нуэва-Сеговия, принадлежавшей американцам. Там он читал шахтерам лекции о социальном неравенстве и необходимости перемен.

Американские военные позируют с трофейным флагом сандинистов (ок. 1933)

С середины 1927 находился в вооруженной оппозиции к правящему режиму, поддерживаемому США. Сперва он стоял за восстановление законной власти, согласно конституционным основам, а потом стал бороться против соглашения Эспино-Негро, предусматривавшего плотную опеку Никарагуа американским правительством, рассматривая его как угрозу никарагуанской независимости. В результате длительного возглавленного им повстанческого движения, сумел добиться вывода размещенных в стране американских войск, но в ходе очередного раунда переговоров о демобилизации своей армии был предательски арестован руководителем Национальной гвардии Никарагуа, впоследствии президентом страны, Анастасио Сомосой, и убит.

В его честь, как патриота и национального героя, был назван Сандинистский фронт национального освобождения, свергнувший диктатуру семейства Сомоса через 45 лет после смерти Сандино в результате Сандинистской революции.

14 мая 1980 года Государственный совет Никарагуа официально присвоил Сандино почётное звание «Отец антиимпериалистической народно-демократической революции» .

2. Интересные факты

Традиционно, после прихода к власти сандинистов, с 1979 по 1997 год изображался на лицевой стороне денежных купюр сначала 1000 никарагуанских кордоб, затем, после деноминации 1991 года - на 20 кордобах.

Сандино на 1000 кордоб 1980, аверс	Сандино на 1000 кордоб 1985, аверс	Сандино на 20 кордобах 1990, аверс

Примечания

1. Гарсия-Каселес К. Аугусто Сесар Сандино // Деятели национально-освободительного движения: политические портреты. Вып. 1. М.: Издательство Университета дружбы народов, 1989. С. 97.
2. Вопросы истории. 1981. № 10. С. 176.

Литература

• Гонионский С. А. Сандино. М.: Молодая гвардия, 1965 - (Жизнь замечательных людей).
• Сандино против империализма США // Идейное наследие Сандино (Сборник документов и материалов). М.: Прогресс, 1985.
• Гарсия-Каселес К. Аугусто Сесар Сандино // Деятели национально-освободительного движения: политические портреты. Вып. 1. М.: Издательство Университета дружбы народов, 1989.

скачать
Данный реферат составлен на основе статьи из русской Википедии . Синхронизация выполнена 09.07.11 22:24:40
Похожие рефераты:

Готовность к самопожертвованию

О дна из самых неясных страниц в биографии Саyдино связана с переговорами о мире, которые в течение нескольких месяцев он вел с правительством Сакасы - Сомосы. Эти переговоры привели к геноциду, первой жертвой которого стал сам Сандино. В некоторых работах говорится о «чрезмерной доверчивости», «наивности» Сандино во время переговоров. Создается впечатление, что авторы этих работ ограничиваются лишь тем, что признают большие заслуги Сандино как вождя партизан и считают излишним говорить о его политической компетентности. Однако тщательный анализ основных документов доказывает со всей очевидностью, что Сандино не доверял тем, с кем ему пришлось вести дело сразу же после изгнания американских интервентов из Никарагуа. Следует вспомнить заявления Сандино о том, что он вполне осознает ту опасность, которая подстерегает его на переговорах с людьми, являвшимися в прошлом пособниками интервентов. В период переговоров, когда Сандино вынужден был не раз приезжать в Манагуа, он неоднократно заявлял: «Я сознаю ту опасность, которая мне угрожает... Мы добьемся мира... Ради этого я и приехал, бросив вызов опасности, злобе и ненависти гвардии». «Я опасаюсь покушения с ее (нацинальной гвардии) стороны», - говорил Сандино. Подлинность этих слов подтверждает Сальвадор Кальдерон. В одном из писем Сандино говорится: «Я не закрываю глаза на опасность, которая угрожает моей жизни во время поездки» . В корреспонденции американского посла Артура Блисс /193/ Лейна мы найдем подтверждение тому, что Сандино не считал «необходимой» свою поездку, которая закончилась гибелью.

Таким образом, разговоры о «доверчивости» и «наивности» Сандино - это всего лишь вымысел досужих комментаторов. Сандино хорошо понимал, что грозит ему после выхода из своего горного района. Так почему же он все-таки отправился в Манагуа, зная, что это опасное для него место? Решение Сандино оправдано, если учесть те объективные и субъективные факторы, которые сложились к моменту переговоров. С одной стороны, в стране были сильны антиамериканские настроения народных масс, но, с другой стороны, не было покончено с влиянием либеральной и консервативной партий, возглавляемых реакционными элементами. В этой обстановке реакция и ее печатные органы разжигают кампанию клеветы, распускают слухи о том, что Сандино никогда не был патриотом, что американская вооруженная интервенция - это лишь предлог, который он использовал для совершения всевозможных преступлений. Сандино провозглашают сторонником войны ради самой войны. Даже в период переговоров наиболее реакционные элементы не переставали выступать против него в своем стремлении усилить антисандинистские преследования. Таким образом, переговоры в какой-то степени явились результатом требований народных масс. Отправляясь в Манагуа, Сандино определенно рисковал, однако это был для него единственный способ разоблачить клевету и попытки изобразить его как «воинственное пугало». Один из сандинистов-ветеранов слышал, как Сандино сказал:

«Я скоро умру. Они не выполнили обязательств по мирному соглашению. Наших братьев убивают повсюду. Я еду в Манагуа: либо я изменю это положение, либо погибну. Мы не можем сидеть сложа руки».

И Сальватьерра, и Кальдерон рассказывают, что партизанский вождь решительно отверг их предложение покинуть страну. Очевидно, что решение Сандино отправиться в Манагуа было самопожертвованием, суровым требованием момента (1933- /194/ 1934 гг.), и он не воспротивился ему, сохранив верность принципу - выполнять свой долг.

Этот шаг героя Никарагуа невозможно понять без учета международного положения. 1933-1934 годы. США, подавлявшие на протяжении десятилетий сопротивление народов, против которых они совершали агрессию, решили приукрасить свой лик перед Латинской Америкой с помощью грима «политики добрососедства». Этот «макияж» заканчивается проведением Панамериканской конференции в Монтевидео в декабре 1933 г.

Следует подчеркнуть, что американская внешняя политика, которую начинает проводить администрация Франклина Д. Рузвельта, отводит США на второе место в качестве опасности в период, когда ускоренными темпами происходит превращение нацистской Германии и милитаристской Японии в основные центры мировой реакции. Далекая Никарагуа, территория которой уже была освобождена от войск американских интервентов, не привлекала внимания мировой общественности. Сомнения Ломбардо Толедано подтвердились в 1933 г. Какова же была реакция за рубежом на убийство Сандино? Совершенно очевидно, что вся Латинская Америка осудила преступление. Действительно, в печати того времени появились, например, такие сообщения: «Резкую телеграмму протеста Сакасе направляют мексиканские студенты». Однако не была исключением и другая позиция, подобная той, с которой выступила одна из «антиимпериалистических лиг». Она осуждала Сандино за якобы «предательство в 1930 г.». /195/ Разве эта позиция, преобладавшая в Латинской Америке в период сопротивления Сандино, не была своего рода соглашательством с глашатаем американской рабочей аристократии Браудером Разгром фашизма во второй мировой войне придал новый импульс антиимпериалистической борьбе. Американский империализм стал главным врагом национально-освободительного движения на всех континентах планеты. Что касается Сандино, то память о нем сохранилась среди никарагуанских крестьян, которые шли с ним от победы к победе. Его имя стало символом борьбы народов Латинской Америки против империализма.

Мир с честью

После того как из страны была выведена американская морская пехота, партизанский вожак не собирался почивать на лаврах и ждать дальнейших событий. Следует подчеркнуть, что патриоты не имели возможности создать временное правительство на освобожденной территории. И Сандино занял в сложившейся ситуации реалистическую позицию, решив удовлетворить народное требование о заключении мира и проведении переговоров между правительством и партизанской армией.

Ни одно событие за пределами Никарагуа не способно было поколебать интернационалистских позиций Сандино. Одним из первых условий, выдвинутых им, было требование о поддержке правительством Никарагуа политики «невмешательства во внутренние дела любой из индоиспанских республик». Сандино пристально следил за народными выступлениями в других странах. Так, например, он с уважением относился к борьбе польского народа. Только преступление, совершенное 21 февраля 1934 г., помешало проведению дружеской встречи между Сандино и представителем Польши, которая должна была состояться по просьбе последнего.

Сандино не считал, что уход американских солдат гарантирует полную независимость страны. Он неизменно, /196/ c первого до последнего дня переговоров, выступал за то, чтобы дополнить военную победу «восстановлением политической и экономической независимости». Сандино стремился к тому, чтобы «предложенные основы мира» были «совместимы с национальной честью», а сам мир возвышал, а не являлся «миром для рабов». Влиятельные силы в правительстве хотели сохранить национальную гвардию, которая была навязана Никарагуа американскими интервентами. Сандино выступает с разоблачениями гвардии и до последнего момента отказывается от полного разоружения партизанских отрядов, чего требовали наиболее реакционные элементы.

В консервативной и либеральной партиях Никарагуа все больше и больше начинают заправлять политические дельцы, которые запятнали себя сотрудничеством с интервентами. Аугусто Сесар Сандино, направляясь в Манагуа, остается верным своим принципам, ои не боится клеветы, которую обрушивают на него. К Сандино прикованы взоры подавляющего большинства населения страны.

Американское посольство и события 21 февраля

Замышляя убийство Сандино, американское посольство намеревалось провести его «чисто», не оставив никаких следов. Там рассуждали так: мы проводим политику «добрососедства» и нет нужды повторять историю Лейна с Ф. Мадеро и Пино Суаресом или Уайза с Перальтой во времена политики «большой дубинки». Но, как известно, нет преступления, которое не оставляло бы следов, и здесь мы видим четкие отпечатки рук янки.

Прежде чем осуществить вывод американской морской пехоты с территории Никарагуа, посольство США пошло на колонизаторский трюк - оно навязало стране созданную американцами национальную гвардию. Среди гвардейцев было много таких, которые только ждали подходящего случая, чтобы перейти на сторону патриотов, однако американское посольство знало, как будет действовать эта вооруженная сила в целом, поскольку во главе ее стояли люди, тесно связанные с Сомосой. Он занял пост командующего гвардией при поддержке американского посла. /197/

Расчеты посольства США в Никарагуа оказались обоснованными: реакционные элементы в национальной гвардии в ходе переговоров нарушали перемирие, соглашения, заключенные правительством, они совершили целый ряд произвольных действий .Все это постепенно превращала национальную гвардию в официальную армию правительства, а ее командующего в подлинного хозяина страны. Не обращая внимания на главу правительства Сакасу, американские послы поддерживали тесные связи с Сомосой, что на деле означало одобрение всех его преступных действий.

Если проанализировать переписку американского посла А. Блисс Лейна с Вашингтоном в дни, непосредственно предшествовавшие 21 февраля 1934 г., то можно увидеть, что даты 16 января, 5 и 16 февраля в сборнике переписки отмечены грифом «не для публикации». Иными словами, речь идет о секретных сообщениях посла государственному департаменту США. Что же касается 21 февраля, включая первые ночные часы, то американский посол поддерживал прямой контакт с Сомосой. В своей завуалированной дипломатической корреспонденции посол отмечал, что он советовал Сомосе «не проявлять поспешности» в отношении Сандино. По сути дела, это следует понимать не только как приказ Сомосе совершить преступление, но и как требование - судя по тону - осуществить его своевременно.

Благодарность янки своему слуге не заставила себя долго ждать. Вскоре после 21 февраля американское посольство отказалось от всякого камуфляжа и открыто встало на сторону Сомосы в связи с обострением соперничества между ним и номинальным главой правительства Хуаном Сакасой. В августе 1936 г. адмирал Дж. Мейерс официально выразил благодарность Сомосе. Империя янки была благодарна своему лакею до того момента, когда Ригоберто Лопес Перес («сандинист», как назвал его диктатор А. Сомоса Дебайле) убил палача. После покушения Лопеса Переса, совершенного 21 сентября 1956 г., Д. Эйзенхауэр заявил: «Наша страна и я лично сожалеем о смерти президента Сомосы, которая наступила в результате подлого /198/ нападения убийцы». Государственный секретарь США Д. Фостер Даллес отмечал: «Его (Сомосы) дружеские чувства, которые он постоянно демонстрировал в отношении Соединенных Штатов, никогда не будут забыты» Наследники преступника также пользовались благожелательным отношением со стороны американцев. В 1972 г. в Филадельфии они дали такую характеристику Анастасио Сомосе Дебайле: «Честный солдат, всемирно известный дипломат, выдающийся государственный деятель, воплощение лучших человеческих качеств».

Преступление за столом переговоров

В пространных описаниях преступления часто встречаются слова «Сандино был обманут». Если внимательно присмотреться, то подобный подход - пусть даже невольно - направлен на то, чтобы приуменьшить подлость преступления. В отношении Сандино была совершена подлость, а это значительно больше, чем просто обман. Поклонники бога под названием «доллар» на протяжении всего хода переговоров не переставали думать о предательстве, хотя и сам Сандино не думал об ином исходе дела, как мы уже это доказали.

Во время первой фазы переговоров представители правительства - под ручательство Сандино - прибыли в его штаб-квартиру в горах, им было оказано должное уважение.

О честных намерениях партизан во время переговоров свидетельствует Кальдерон Рамирес. Его записи говорят о том, что «подлинная цивилизованность» царила в сельве, а самое «низкое варварство» господствовало 21 февраля именно в столице. Одним словом, переговоры вылились в преступление.

Отметим некоторые действия Анастасио Сомосы Гарсиа в период переговоров. 31 марта 1933 г. на встрече с Софониасом Сальватъеррой он делает вид, что заинтересован в мире, и поднимает тост за его достижение. В другой раз он позирует перед фотографами, дружески обнимая Сандино. Накануне поездки Сандино, которая закончилась его гибелью, в журнале национальной гвардии говорилось о /199/ «надежной безопасности» Сандино и добавлялось, в частности: «Это гарантирует наша воинская честь». Когда вопрос о поездке был решен, Сомоса, как известно, заявил, что он «с удовольствием» направится в Хинотегу и оттуда будет «сопровождать» Сандино, чтобы гарантировать его прибытие в Манагуа. Комментарии излишни!

Факты позволяют говорить о классовом характере преступления в Манагуа. Обычно пишут об убийстве патриота-партизана Сандино, забывая о том, что это убийство представителя эксплуатируемых и угнетенных.

Никарагуанец, которому хоть однажды пришлось познакомиться с высокомерием представителя леоно-гранадской олигархии, легко может представить себе то бешенство, которое охватывало хозяев Тискапы (ставших ими по воле Вашингтона), одетых в костюмы, отвечающие всем требованиям этикета, когда они сели за стол переговоров с метисом Сандино, одетым в свою скромную форму партизана-крестьянина и ставшего при жизни символом национального достоинства.

Когда было получено известие о том, что представители правительства приближаются к лагерю патриотов в горах, у входа в лагерь их с достоинством встретил Аугусто Сесар Сандино, главнокомандующий Армии защитников национального суверенитета Никарагуа. В свою очередь, /200/ когда патриот прибыл в Манагуа, в президентском дворце Хуан Б. Сакаса, ставший президентом по милости США, заставил партизанского руководителя прождать десять минут, прежде чем принять его.Так каждый из них - представитель бедноты и представитель олигархии - показал свое подлинное лицо.

О последних минутах жизни Сандино имеются весьма скудные свидетельства. Источники рассказывают лишь о моменте нападения на Сандино и его товарищей. У нас нет сомнения, что герой с достоинством встретил эту минуту, однако приведем свидетельства Сальватьерры и Кальдерона. Сандино сказал гвардейцам:

«Зачем эти грубые нарушения? Ведь мир заключен, все мы теперь братья, и мое единственное стремление - помочь возрождению Никарагуа трудом, как в истекшие годы я с оружием боролся за свободу нашей родины».

Между нападением и убийством прошел приблизительно час. Об этом времени свидетельства оставили лишь те, кто по приказу Сомосы совершил преступление. Сообщник Сомосы капитан Камило Гонсалес говорил: «В час испытаний Сандино вел себя как настоящий мужчина» . Абелардо Куадра, член национальной гвардии, выступивший впоследствии против Сомосы, отмечал, что лишь 16 членов национальной гвардии участвовали в совещании, предшествовавшем убийству и созванном Сомосой. Куадра, один из его участников, утверждает, что не все из 16 поддержали подлое предательство. Это свидетельствует о том, что вся тяжесть ответственности лежит главным образом на небольшой преступной группе.

Соучастники

Вина Сомосы доказана, а вот та доля вины, которая лежит на руководителях либеральной и консервативной партий, остались как-то в тени. Речь идет не о том, что они находились в лагере противников Сандино, а о том, что они, во-первых, создали обстановку, благоприятную для осуществления преступления, и, во-вторых, взяли - в /201/ результате амнистии и других шагов - под свою защиту палача и его банду. Пользуясь всем этим, Сомоса захватил власть и укрепил свои позиции. С одной стороны, либерал Хуан Б. Сакаса сносил все выходки Сомосы, который формально подчинялся ему. Попустительство привело к преступлению в февральскую ночь. Согласно имеющимся сведениям, X. Сакаса не вмешивался в события, происшедшие 21 февраля 1934 г. Однако после этих событий он оставляет Сомосу на посту начальника национальной гвардии и на протяжении двух лет вместе с ним предпринимает ряд мер, о которых можно было бы не говорить, если бы за этим не последовала катастрофа, которая длится вот уже 40 лет. С другой стороны, консерватор Эмилиано Чаморро задолго до февраля стал близким другом Сомосы, а голоса его партии стали решающими при объявлении амнистии, в результате которой были освобождены от наказания палачи. Спустя всего лишь 30 дней после убийства, когда еще не утихло возмущение народа, Эмилиано Чаморро пожимает руку американскому послу.

В качестве представителя либеральной партии Крисанто Сакаса взял на себя обязательство и скрепил его своей подписью - отстаивать независимость Никарагуа. После переворота в июне 1936 г., когда из правительства были изгнаны все соперники Сомосы, Крисанто Сакаса покинул Хуана Сакасу, с которым был связан, и на долгое время стал верным прислужником начальника национальной гвардии.

II. От 21 февраля к возобновлению организованного сопротивления

Установление тирании

Почему в период, который последовал после 21 февраля, были уничтожены организованные вооруженные силы народа? Что в значительной степени затруднило или просто помешало бы Сандино - в случае, если бы он остался в живых - немедленно начать более широкую борьбу? Не /202/ следует забывать о негативном воздействии единоличного руководства Сандино. В условиях партизанской борьбы он вынужден был взять все руководство в свои руки. Таким образом, в период вооруженной борьбы не удалось создать руководящий коллективный орган, который уже получил свое название - Высшая хунта.

Важно отметить еще одно неблагоприятное обстоятельство. Экономика страны была чрезвычайно отсталой, основанной главным образом на традиционном экстенсивном животноводстве и производстве кофе. Это негативным образом сказывалось на сандинистском движении, которое вело непрерывную борьбу на протяжении семи лет. Постоянные или даже временные наемные рабочие не были сконцентрированы в том или ином регионе. Продолжение борьбы, бесспорно, требовало использования народных выступлений с экономическими и политическими требованиями. А для этого нужны были активисты, которых не мог дать специфический процесс борьбы. Тип активиста-руководителя - если говорить о Тихоокеанском побережье и некоторых районах в центре страны - только формировался, и общее число активистов было крайне незначительным. Минимальное распространение революционных идей среди народных масс на Тихоокеанском побережье, где неграмотность не была сплошной, не привело к появлению необходимого количества активистов, как и на Атлантическом побережье. Иными словами, антиимпериалистические силы не смогли объединиться в общенациональном масштабе.

Условия жизни трудящихся еще больше ухудшились после 21 февраля, когда в стране начался дикий террор, в особенности на севере и на Атлантическом побережье. Сразу же после убийства Сандино в Манагуа начался настоящий геноцид, при этом на протяжении многих лет он был окутан покровом тайны. Лишь через 10 лет в книга бывшего редактора журнала «Тайм» Уильяма Крема появилось сообщение, что после 21 февраля только в одном местечке Гунгуили было убито свыше 300 мужчин, женщин и детей. Ветеран сандинистского движения сообщал, что «они были изрешечены пулеметными очередями предателей, их останки съели шакалы и собаки». В воспоминаниях сандиниста говорится о расправе в Матагальпе, /203/ одном из 16 департаментов страны; он описывает 39 подобных случаев, когда убивали нередко всех подряд.

И хотя народное сопротивление никогда пе прекращалось на протяжении всего длительного периода господства тирании, после 21 февраля не удается восстановить даже в минимальной степени тот организационный уровень, который был свойствен антиимпериалистическим выступлениям сторонников Сандино. Этот вывод заставляет еще больше оценить заслуги тех, кто продолжил дело Сандино в горах. В течение нескольких лет после ночи 21 февраля, «под чудовищно беззащитным прикрытием банановых деревьев» сражались и гибли от пуль врага видные ветераны партизанской армии. Продолжительное время не было возможности восстановить организационную народную силу, но Аугусто Сесар Сандино остается в сердцах угнетенных никарагуанцев.

На пути к восстановлению организационного народного движения

Как уже было сказано выше, в течение длительного периода (1934-1956 гг.) народное сопротивленце не было сплоченным и организованным. В 1956-1974 гг. усиливается стремление восстановить организованный отряд, который способен указать место каждому угнетенному, каждому эксплуатируемому, каждому патриоту в общей освободительной борьбе.

Подъем борьбы угнетенных народов, вызванный крушением фашизма во второй мировой войне, не привел к Латинской Америке к подрыву империалистического господства, хотя в Центральной Америке эта борьба породила большие надежды. Они рассеялись после подавления революции в Гватемале в 1954 г., которая подняла руку на «Юнайтед фрут компани». Монополиям удалось увеличить свои инвестиции в Латинской Америке и продолжать грабеж народов. Никарагуа не была исключением, она в еще большей степени стала играть роль поставщика продуктов; животноводства и сельского хозяйства: кофе, хлопка, мяса, /204/ бананов, сахара, табака, минерального сырья. В стране возникает промышленность, которая в отличие от других стран даже не является «смешанной», она полностью находится в руках американского капитала. Продолжается обнищание Никарагуа, вызванное усилением контроля за производством со стороны крупного капитала. Это обнищание ведет к увеличению массы трудящихся, призванных сыграть роль могильщика эксплуататорского режима.

В последующее после второй мировой войны десятилетие мировой капитализм испытал сокрушительные удары в Восточной Европе, в Азии, в Африке. Еще через десять лет в Латинской Америке начинает готовиться новое выступление за свободу, которое подорвет псевдодемократическую демагогию. Создаются новые отряды, которые добиваются окончательной победы, - Куба. Латинская Америка становится активной составной частью мирового антиимпериалистического движения, в котором несколько раньше отличились Алжир и Вьетнам. Пример сражений в далеких от Латинской Америки странах уже нельзя скрыть, и поэтому не случайно Ригоберто Лопес Перес, герой Никарагуа 1956 г., посвящает стихи братскому народу Кипра, восставшему против колониализма.

Никарагуа стала одной из первых стран, где на новой стадии борьбы народное оружие направляется против реакционного режима. Героизм, проявленный в апреле 1956 г., когда особенно отличились Оптасиано Морасан, Луис Моралес Паласиос, Адольфо Баэс Боне и Луис Габуарди, еще не покончил с политической гегемонией традиционных реакционных партий. Однако уже в том же 1956 г. Ригоберто Лопес встал на путь восстановления подлинно народного отряда. С тех пор не проходило и года, чтобы не происходили выступления с целью завоевания свободы. Окончательная победа не приходит сразу, ведь главный враг - это не местная реакционная камарилья, которую можно было бы уничтожить в результате последовательных действий. Речь идет о выступлениях против давнего врага - «империи доллара». В ноябре 1960 г. из США к берегам Никарагуа направляется авианосец с 75 истребителями на борту. В декабре 1972 г. в связи с землетрясением в Манагуа в стране под предлогом оказания помощи высаживаются отряды морской пехоты. Они и гарантировали сохранение реакционной камарильи у власти. В 1973 г. печать Никарагуа сообщала об уличных скандалах, устраиваемых американскими морскими пехотинцами, как о чем-то обыденном. Хорошо известно о тех провокационных планах, которые американцы осуществляли с никарагуанской территории в отношении других стран. И еще одно: никарагуанскому народу пришлось вести борьбу против колониального режима, существовавшего 150 лет, начиная с провозглашения доктрины Монро. Колониальный режим, навязанный Никарагуа, дает о себе знать. Речь идет о колониальном состоянии де факто, даже если до недавнего времени и не сохранилось ни одного договора с американской стороной. Этот особый колониальный режим предоставлял империи янки не меньше прав, чем те, которые они имели в зоне Панамского канала или в Пуэрто-Рико.

Новые поколения сандинистов последовательно идут по пути, проложенному Сандино. Революционеры геройски погибали в боях, но память о них сохранилась в народе.

По всему континенту прокатилась волна антиимпериалистических выступлений. Окончательная победа, как известно, достигается не просто. Как и Аугусто Сесар Сандино, сегодня на пути к победе погибли Че Гевара, Камило Торрес, Сальвадор Альенде, Турсиос Лима, Кааманьо. За свободу родины отдали свои жизни никарагуанские партизаны Ригоберто Лопес, Рикардо Моралес, Оскар Турсиос и многие другие.

В Никарагуа наступает час, когда усиливаются выступления рабочих, крестьян, всех бедняков. Все честные никарагуанцы, в том числе священники, представители интеллигенции и других социальных слоев, вступают в ряды борцов. Они полны решимости добиться освобождения Никарагуа, то есть довести народную сандинистскую революцию до победного конца.

Предстоит еще многое сделать, но уже сегодня мы видим, как рушится империалистическое господство в Латинской Америке, в Африке, во всем мире. Это тот «пролетарский взрыв», о котором мечтал Аугусто Сесар Сандино.

Печатается по изданию: Идейное наследие Сандино (Сборник документов и материалов). М.: Прогресс. СС. 193-206

Сканирование и обработка - Дмитрий Субботин

По этой теме читайте также:

Примечания

Sofonías Salvatierra. Op. cit., p. 225.

См.: Inquietud politica en Nicaragua, p. 16-17. Телеграмма американского посла в Никарагуа государственному секретарю. Манагуа, 23 февраля, 1934 г.

Ibid., р. 23-24, 33.

Novedades. Managua, 16.1.1972.

A. Sоmоza G. Оp. cit., р. 549-550.

S. Salvatierra. Op. cit., p. 233.

Анастасио Сомоса Гарсиа являлся выходцем из местечка Сан-Маркос, которое в прошлом входило в юрисдикцию Гранады. В детские годы он обучался в школьных заведениях в г. Гранады. О его связях с консервативно-олигархическими элементами говорит та поддержка, которую он оказал в свое время кандидатуре Эмилиано Чаморро. Об этом свидетельствует Рамон Ромеро (R. Romero. Somoza asesino Sandino. Mexico. 1959). Отец Сомосы Гарсиа - Анастасио был членом консервативной партии, той ее части, которая поддержала договор Брайана - Чаморро. Отец диктатора владел кофейными плантациями. Его брак с Сальвадорой Дебайле Сакасой, принадлежавшей к олигархии Леона, явился образцом слияния никарагуанской буржуазии с традиционной олигархией. Сомоса избежал опасностей войны 1927-1928 гг. и сумел выдвинуться после прихода американских интервентов. (Не исключено, что он являлся их секретным агентом.) И хотя он не пользовался большим влиянием в либеральной партии, американцы усмотрели в нем человека, который подходил для установления своего господства в стране. Под давлением янки Сомоса был назначен руководителем национальной гвардии Никарагуа. - Прим. ред .

См.: S. Salvatierra. Op. cit., p. 267.

A. Sоmоza G. Оp. cit., р. 448.

S. Са1dегón R. Op. cit., р. 153.

X. Campos P. Op. cit., р. 213.

A. Sоmоza G. Оp. cit., р. 563.

См.: Alejandro Cole Chamorro. Desde Sandino hasta los Somoza. Nicaragua, 1971, p. 196.

См.: Gregorio Selser. Sandino general de hombres libres. La Habana, Imperta Nacional de Cuba, 1960, t. I, p. 276.

См.: Antonio Rodríguez. Represión en Matagalpa. Manuscrito.

Nicolás Guillén. Orba poética (1920-1958). La Habana, t. II, p.347.

Hoy. La Habana, 18.XI.1960.

La Prensa. Managua, 19.XI.1973.

Анри Барбюс называл его "генералом свободных людей", Ромен Роллан - "героем, история которого заставляет трепетать сердца", Герман Гессе - "живым воплощением свободы".

Аугусто Сезар Сандино Кальдерон, не слишком красивый человек, небольшого роста, с внешностью индейца и колючим взглядом живых проницательных черных глаз, вырос в стране, где принято было бахвалиться европейскими чертами лица, колониальным аристократизмом и доходными должностями в американских фруктовых компаниях. Что ж, когда откровенно отвратительны привычки большинства обывателей, остается единственный выбор - идти против течения. Сандино говорил: "Я никарагуанец и горжусь тем, что в моих жилах течет кровь американских индейцев... Я городской рабочий, ремесленник, но мои убеждения общенациональны, мой идеал - соединить стремление к свободе и жажду справедливости. За это я готов пролить кровь, свою и чужую. И пусть олигархи, эти индюки из грязной лужи, скажут, что я плебей. Я горжусь тем, что вышел из простонародья, ведь именно простые люди - душа и честь нашей нации".

Сандино не бросал слов на ветер. Именно он заставил весь мир восхищаться маленькой банановой республикой, ибо превратил заштатный сюжет ее истории в упоительную балладу о свободе, поднял лучших детей Латинской Америки на герилью - не прекращающуюся до сих пор, вспыхивающую то в одной, то в другой стране войну против угнетения и произвола - и показал, сколь бессмысленны финансовая мощь и грубая сила, когда им противостоят независимые, уверенные в своих идеалах люди, готовые ценить честь и достоинство выше любых материальных благ, даже выше самой жизни. Он - чистое движение поэзии, где риск и авантюра соединяются с вековой тоской по общественному идеалу, - всегда следовал наитию сердца и вел товарищей в бой, декламируя стихи замечательного никарагуанского поэта Рубена Дарио. Быть может, именно потому, что его собственная жизнь была столь невероятна и отчаянна, память о ней вдохновляла на творчество и борьбу Эрнесто Че Гевару и Эдуардо Карденаля, Алехо Карпентьера и Даниэля Ортегу. И в конце концов именно его наследникам, никарагуанским повстанцам-сандинистам второй половины ХХ века, пожертвовал 5 миллионов долларов - весь гонорар от голливудской экранизации "Ста лет одиночества" - знаменитый колумбийский писатель Габриэль Гарсиа Маркес. Латинская Америка - молодая земля, где политика и поэзия крепко сплели объятия, и хрестоматийные слова о любви и почве здесь не просто дань лирической экзальтации.

Ситуация

С начала ХХ века в Никарагуа продолжалась беспрерывная гражданская война. Соединенные Штаты, защищавшие право своих фруктовых компаний беспардонно грабить местное население, то вводили в страну морских пехотинцев, то выводили их, надеясь на лояльность и профессиональные навыки купленых - перекупленых местных политиков. Против американских марионеток время от времени в провинции поднимались восстания, но гринго, как в Латинской Америке именуют богатых и беззастенчивых северных соседей, подкупами и убийствами усмиряли непокорных. Так было и в 1926 - 1927 годах. Морские пехотинцы сместили законного президента Никарагуа Сакаса и назначили новым президентом своего ставленника, бывшего служащего североамериканской "Ла хус и Лос Анхелес майнинг компани" Адольфо Диаса. Однако Сакаса и его министр обороны генерал Монкада не смирились с подобным положением вещей. Они восстали. Представляете картину? Нужно собирать урожай фруктов, а тут перестрелки, пожары и прочие неурядицы. В общем, американцы предпочли не воевать, а купить повстанцев. Монкаде пообещали, что его сделают следующим после Диаса президентом и выписали чек на несколько тысяч долларов. Генерал, которому к этому времени перевалило за 50 и который больше всего на свете любил развлекаться с юными девушками, посчитал, что война за справедливость для него - занятие слишком обременительное, и приказал своим частям сдать оружие. Все сдали, и только один из командиров отказался подчиниться, заявив, что воюет за родину и свободу, а не за Сакаса и Монкаду. Этим человеком и был Сандино, уже заслуживший к тому времени репутацию деятеля абсолютно неподкупного и потому особенно опасного для продажной власти.

Молодость

Аугусто Сезар Сандино Кальдерон родился в семье небогатого кофейного плантатора в 1893 году. Мальчик ходил в школу и даже проучился несколько лет в гимназии города Гренады, но потом умерла его мать, отец вновь женился, и из гимназии его забрали - не хватало денег. Однако он очень много читал, прежде всего поэзию, и, как впоследствии выяснилось, оказался не только непобедимым военачальником, но и ярким публицистом. Стихи в сочетании со знанием жизни порой действуют лучше лекций по стратегии-тактике и филологических штудий. Впрочем, у Робин Гуда тоже не было специального образования...

Аугусто Сезару от младых ногтей надо было зарабатывать на жизнь, и он создал у себя дома в департаменте Масая торгово-потребительский кооператив. Шел где-то 1917 год, и в Никарагуа, как и в России, потребительская кооперация воспринималась как один из путей самоорганизации народных масс, полезная в благородном деле борьбы с властями и эксплуататорами.

Времена были тяжелые, правительство возглавляли североамериканские ставленники - члены клана Чаморро, беззастенчиво грабившего страну, и подобные кооперативы ко всему прочему развивали самосознание местных крестьян и помогали им удержаться на плаву. Сандино стал пользоваться популярностью у окрестных жителей. Правительство не могло терпеть подобной вольницы и прислало в Масаю генерала Монкаду, дабы разогнать кооператив и примерно наказать застрельщиков.

Но у Монкады уже в те времена были амбициозные планы, он мечтал свергнуть Чаморро и стать местным бонапартом, а потому вербовал себе сторонников. Сандино ему приглянулся. И... далее следует чисто латиноамериканская легенда о первой встрече героя и предателя: Аугусто Сезара пригласили на вечеринку, где под перебор гитар и питие спиртных напитков важный правительственный генерал предложил парню "оставить прошлое и работать вместе", а в знак их дружбы и союза вывел к столу красивую тринадцатилетнюю девчонку. При этом несостоявшийся наполеон воскликнул с пафосом: "Этот дар богов и соперницу богинь я приготовил для себя. Но ради того, чтоб мы стали друзьями навеки и ты проводил мою политику, я дарю ее тебе. Бери ее, она твоя!"

Девушка перепугалась, говорят, что даже разревелась, но Сандино оказался тоже не лыком шит. Он схватил пистолет, направил его на генерала и закричал: "Эй ты, старый развратник! Эта девчонка - символ Никарагуа! И ни ты, ни кто другой над ней не надругается!"

Держа генерала под прицелом, он подвел несостоявшуюся подругу к своей лошади и поскакал в ближайший женский монастырь. Так в Центральной Америке, где обычно любовь и оружие сходятся несколько в иных сочетаниях, еще никто никогда не поступал. Монкада со всей свитой застыли в необычайном замешательстве и даже не пустились в погоню.

Однако генерал не любил публичных оскорблений, шутки с ним были плохи, и однажды в баре нашего героя пытались застрелить. Сандино справедливо решил, что лучше ему убраться от греха подальше. В 1923 году он уехал в соседний Гондурас, а потом перебрался в Мексику.

Мексика, только что пережившая революцию, многому научила тридцатилетнего никарагуанского парня. Здесь вовсю шли идейные споры, бушевала культурная жизнь, люди были помешаны на поэзии и политике. Сандино с упоением окунулся в эту атмосферу страсти и свободы и прожил в Мексике, видимо, самые гармоничные и спокойные годы своей жизни, любил, работал, пробовал свои силы в политической публицистике. Однако он ни на миг не забывал о своей несчастной родине и весной 1926 года, когда разнесся слух о восстании против клана Чаморро, вернулся в Никарагуа.

"Своим званием я не обязан ни оккупантам, ни предателям"

То, что он увидел на родине, его ужаснуло. Работы не было, люди умирали от голода в стране, которую первые колонисты сгоряча окрестили раем.

Сандино устроился на золотые прииски Сан-Альбино, что на границе с Гондурасом, и при первой же возможности поднял там восстание.

2 ноября 1926 года отряд в тридцать человек принял первый бой с правительственными войсками. Солдат было больше сотни, но все партизаны остались живы. В горах департамента Новая Сеговия они основали базу "Эль Чапоте" и отправились к Сакасе за оружием и планом кампании. Сакаса же послал Сандино к его старому знакомцу - генералу Монкаде, благо именно у Монкады наличествовала реальная военная сила. Монкада, конечно, помнил былые распри и оружия своему обидчику не дал. Однако Аугусто Сезару помог случай. Американцы блокировали лагерь Сакасы, его сторонники в ужасе разбежались, побросав множество винтовок. Сандинисты подобрали 40 винтовок и несколько тысяч патронов и на каноэ доставили все это в Новую Сеговию. Так формировалась повстанческая армия.

Вскоре имя Сандино стало греметь по стране. У него было уже 800 бойцов-кавалеристов, которые могли наносить серьезные удары по американской морской пехоте. В апреле 1927 года правительственные войска и морские пехотинцы окружили отряд генерала Монкады. Тому ничего не оставалось, как обратиться к Сандино. Сандино со своими бойцами прорвал кольцо блокады, и старый враг на радостях произвел его в генералы. Однако тут же Монкада опомнился: новый генерал чересчур опасен. Сандинистам был отдан приказ обосноваться в городе Боако и ждать там прибытия генерального штаба. Коварство состояло в том, что Боако контролировался правительственными войсками. Однако Сандино не попал в ловушку, он на самом деле закрепился у города и стал поджидать Монкаду, который к этому времени уже сговорился с американцами и велел своим частям разоружиться.

Аугусто Сезар, как мы знаем, подчиниться отказался. Тогда между двумя военачальниками якобы состоялся последний исторический разговор: "Кто вас сделал генералом?" - спросил Монкада. "Назначили вы, - отвечал Сандино, - а сделали мои товарищи по борьбе. Так что своим званием я не обязан ни оккупантам, ни предателям".

В тот самый день, когда Сакаса и Монкада приняли условия американцев, Сандино выпустил воззвание: "Я не сложу оружия, даже если это сделают все. Лучше я погибну с теми немногими, кто остался со мной. Лучше умереть в борьбе, чем жить в рабстве".

Повстанцы подняли красно-черное знамя. Эти цвета означали: "Родина или смерть". Спустя несколько десятилетий этот же флаг будет развеваться на Кубе, под ним пойдут в бой товарищи Че Гевары и Фиделя Кастро.

Так начиналась эта удивительная история противостояния, противостояния горстки плохо вооруженных партизан регулярным частям Никарагуа и двенадцатитысячному корпусу североамериканской оккупационной армии.

Война

Отказавшись разоружиться, сандинисты оказались в чрезвычайно тяжелом положении. Основные их силы были отрезаны противником, с самим Августо Сезаром остались лишь 100 человек, на которых приходилось 60 винтовок. Понятно, что американцы не восприняли угрозу Сандино всерьез. На его усмирение были посланы несколько сот морских пехотинцев под командованием капитана Хитфильда. Хитфильд занял городок Окоталь и потребовал сложить оружие в течение 48 часов. "Если Сандино попытается бежать за границу, - предупредил он, - за его голову будет назначена награда и он не увидит больше родины".

Однако наш герой и не собирался эмигрировать. Напротив, он со своей сотней бойцов и шестьюдесятью винтовками взял Окоталь штурмом. Американцы как будто сорвались с цепи. Гринго не любят терпеть поражение. И они послали авиацию (на вооружении оккупационной группировки было 30 самолетов - огромная по тем временам сила, так как по всему белу свету летало не больше семи сотен боевых машин) бомбить город. Летчики устроили настоящую охоту за крестьянами на окрестных полях, было убито около 300 мирных жителей, разумеется, в первую очередь женщин и детей. Понятно, что Сандино и его бойцы уцелели. Тем более ясно, что все мужчины этой местности вступили в отряд повстанцев. В шестидесятых годах аргентинец Григорио Цельсер напишет в знаменитой книге "Маленькая безумная армия": "Это было в Никарагуа, и это был первый случай применения авиации против мирных жителей - за восемь лет до того, как Муссолини преуспел в стрельбе с воздуха по беззащитным абиссинцам и за десять лет до того, как пилоты немецкой эскадрильи "Кондор" превратили в развалины Гернику".

После победы под Окоталем, в сентябре 1927 года, Сандино провозгласил создание Армии защитников национальной независимости - со своим гимном и уставом. У этой армии была одна цель - изгнание оккупантов. Командование осуществлял главный штаб, все бойцы признавались добровольцами и не получали никакого жалованья, им запрещалось "наносить ущерб мирным крестьянам", но разрешалось "облагать принудительным налогом местных и иностранных капиталистов". Этот устав уже в концу 1927 года подписали тысяча бойцов - армия Сандино росла на глазах. Тактикой была избрана партизанская война - герилья. Американцы пришли в ужас. Никаких методов противопартизанских действий тогда еще не было разработано, да и в местных джунглях сандинисты ориентировались куда лучше, нежели их враги. Легче всего было провозгласить Сандино бандитом, а его отряды шайками разбойников, что официальное правительство не замедлило сделать. По подсказке из Вашингтона, разумеется. Архиепископ Манагуа отлучил сандинистов от церкви. Это была знатная, весьма убедительная проповедь, и она еще раз сильно пополнила повстанческие отряды.

Сандино разделил свою армию на отделения - от 50 до 200 бойцов в каждом. Каждое отделение получало свое задание и свой оперативный район. Территория, которую контролировали повстанцы, управлялась органами революционной власти. Все партизанские районы были названы сеговиями по аналогии с первой сандинистской базой. К началу 1933 года в сеговии входило больше половины территории страны.

Армия защитников национальной независимости и ее бойцы очень быстро превратились в живую легенду. Тем более героем легенды стал ее командир. Американцы и официальная никарагуанская пропаганда десятки раз сообщали о гибели Сандино. А он воскресал, причем в самое неожиданное время и в самом неподходящем месте.

Однажды морские пехотинцы окружили главную базу повстанцев "Эль Чипоте". Они по своей сохранившейся до наших дней привычке, - принялись бомбить ее каждый день, благо не знали недостатка в боеприпасах. Тогда Сандино инсценировал собственные похороны и вывел людей, оставив на позициях чучела. Эти чучела и атаковали с воздуха доблестные офицеры ВВС США - они полагали, что повстанцы, деморализованные гибелью вождя, легко сдадутся. Когда же морские пехотинцы вошли в "Эль-Чипоте", она оказалась совершенно пуста. Достойное ли дело воевать с огородными пугалами? - подумали гринго и пришли в неописуемую ярость. Вскоре, впрочем, для их негодования нашелся другой, более веский повод. Сандинисты заняли город Сан-Рафаэль дель Норте. Но когда морские пехотинцы, круша все на своем пути, ворвались в Сан-Рафаэль, повстанцев там и след простыл. Сандино не нужен был этот заштатный городок, Сандино нужны были его военные арсеналы...

Другой раз сандинисты показали чудеса ночного боя. Американцы, да и офицеры правительственных войск были убеждены, что в джунглях по ночам воевать бессмысленно: ничего не видно и ты неминуемо накроешь огнем своих. Однако именно посреди ночи повстанцы без единой потери разгромили лагерь морских пехотинцев на реке Коко, уничтожив втрое превосходившего их противника, захватив его оружие и боеприпасы. Дело в том, что Сандино перед боем искупался со своими бойцами в реке. Сияли звезды, мелькали вспышки выстрелов, и этого освещения оказалось достаточно, чтобы голые партизаны безошибочно отличали в схватке своих товарищей от просыпающихся с ужасом, одетых в трусы и майки американских солдат.

Соратники

Вести о романтической войне в джунглях быстро разносились по Никарагуа и окрестностям. К Сандино стали стекаться радикальные политики и просто восторженные юноши со всей Латинской Америки. В этой армии можно было встретить весьма знаменитых персонажей...

Из Доминиканской Республики явился легендарный Григорио Урбано Хильберт. У него уже был опыт взаимоотношений с солдатами армии США. В 1917 году именно он организовал сопротивление высадке американского десанта у себя на родине, долгое время сражался в горах, был арестован и приговорен к расстрелу. Вудро Вильсон заменил расстрел пожизненным заключением.

Само имя Хильберта было знаменем сопротивления оккупации. По всей Латинской Америке проходили многотысячные демонстрации с требованием его освобождения. В конце концов под давлением общественности американцы выпустили Григорио Урбано из тюрьмы. Он прожил несколько лет на Кубе, а потом отправился в Никарагуа. Разумеется, воевать бок о бок с Сандино.

Начальником штаба повстанческой армии служил Мануэль Мария Хирон Руано. Высокообразованный человек, поэт и публицист, он приехал в Никарагуа из Гватемалы. В промежутках между боями Мануэль Мария сочинял роман. Журналист из США Карлтон Бэлс, делавший сенсационные репортажи из лагеря сандинистов на рубеже 30-х годов, писал: "Хирон разбирается в искусстве, литературе и международной политике куда лучше, чем командующий нашей морской пехотой в Никарагуа генерал Феланд".

Не менее одаренным человеком был и венесуэлец Густаво Мочадо. Он родился в обеспеченной аристократической семье, но еще в школе прославился как организатор леворадикальных выступлений каракасской молодежи. Пятнадцатилетнего мальчишку посадили в тюрьму, однако родители его выкупили и отправили учиться в Сорбонну. Из Франции Мочадо вернулся на Кубу, вступил там в коммунистическую партию, а затем отправился в Никарагуа - воевать с гринго. После гибели Сандино Мочадо вернулся домой, был и депутатом парламента, и политическим заключенным, а в конце 50-х годов возглавлял компартию Венесуэлы.

Личным секретарем у Сандино служил еще один легендарный персонаж латиноамериканской истории - Фарабундо Марти. Этот знаменитый сальвадорец стал марксистом еще в университете. Будучи лидером студенческого движения, он бесплатно раздал полученную по наследству от отца-помещика землю батракам и арендаторам и создал коммунистическую партию. На выборах 1931 года президентом Сальвадора был избран коммунистический кандидат Артуро Аруахо, военные устроили государственный переворот, Марти арестовали, но под давлением общественности в конце концов депортировали за границу. Однако в 1932 году Фарабундо вернулся на родину, поднял коммунистическое восстание, которое было потоплено в крови американским оккупационным корпусом. 20 тысяч человек - и среди них основатель Сальвадорской коммунистической партии - были расстреляны. Но о нем не забыли, и в 70-е годы, когда в Сальвадоре вновь возродилось антиимпериалистическое движение, командиры объединенных партизанских армий назвали себя Фронтом национального освобождения имени Фарабундо Марти...

Судьбы этих людей - замечательные страницы латиноамериканской истории ХХ века. Они встретились в маленькой Никарагуа, но их имена до сих пор с надеждой повторяют романтические юноши и девушки по всему миру...

Победа

К началу 30-х годов американцы совершенно потеряли контроль над страной. Они пустились во все тяжкие, прибегали к тактике выжженной земли, только по одному подозрению расстреливали целые семьи, отрубали у мужчин правую руку, дабы те не могли держать оружие, но ничего не помогало. В ответ сандинисты уничтожали один за другим офисы крупнейших фруктовых компаний, казнили их служащих и сжигали имущество. Страна перестала быть банановой республикой, ибо вывозить оттуда бананы стало крайне рискованным предприятием.

В 1932 году Сандино объявил наступление на столицу страны Манагуа. Партизанские районы начинались уже в трех часах езды от президентского дворца и штаба американского экспедиционного корпуса. Стало ясно, что для оккупантов война проиграна.

Напоследок американцы по доброй старой привычке провели в стране "демократические" выборы. Президентом стал все тот же Хуан Сакаса, который убедил своих хозяев, что он старый друг Сандино и сможет заключить с партизанами полюбовное соглашение.

В первый день 1933 года американская морская пехота покинула Никарагуа. Повстанцы победили.

Предательство

Сакаса выполнил обещание, данное американцам. Уже в январе между правительственными войсками и повстанцами было заключено перемирие, а 3 февраля президент и Сандино подписали "Мирный протокол". По этому документу роспуску подлежали как части сандинистов, так и правительственная "национальная гвардия", а на пустующих землях создавался департамент "свет и правда", где рядовые участники повстанческого движения получали земельные участки. Понятно, что вся власть в этом департаменте должна была принадлежать сандинистам.

Многие друзья Сандино с большим сомнением отнеслись к мирным инициативам власти. Гватемальский писатель Густаво Алеман настаивал, что верить предателям нельзя и если Сакаса однажды уже был куплен американцами, то останется их марионеткой до конца своих дней. Сандино отвечал ему, что народ-де устал от сражений и после ухода гринго люди не видят явного врага.

Увы, прав оказался Алеман. Командующий "национальной гвардией" Анастасио Самоса не только отказался разоружать свои формирования, но и согласовал с американцами план действий.

"Гвардейцы" окружили несколько поселков сандинистов и произвели аресты по всей стране. Сандино заявил, что не сдаст оружие, так как "национальная гвардия" - незаконное формирование и должно быть разоружено в первую очередь. Сакаса пригласил Сандино в Манагуа на переговоры.

Дальнейшее понятно. Когда Сандино выходил из президентского дворца, его автомобиль окружили "гвардейцы" Самосы. Национального героя и всех его спутников убили на месте. В Никарагуа на сорок лет установилась диктатура клана Самосы...

"Наш сукин сын", или Несколько слов вместо эпилога

Гибель Сандино дорого обошлась его стране. За время диктатуры Самосы только в результате прямых репрессий в Никарагуа было уничтожено около 600 тысяч человек. В 1940 году все население этой страны составляло 800 тысяч, а в 1970-м - 2 миллиона.

Президент Франклин Делоно Рузвельт, союзник СССР во время Второй мировой войны, как-то обмолвился: "Самоса, конечно, сукин сын. Но это наш сукин сын".

* * *

Разумеется, после крушения Советского Союза историю ХХ века пытаются переписать наново. К счастью, борьба за свободу имеет непобедимое обаяние и с трудом поддается идеологическим манипуляциям.

Быть может, Милан Кундера и прав: левый поход завершился у границ Кампучии в 80-х годах прошлого века. Однако, если исходить из этой логики, "демократический поход" закончился на пятьдесят лет раньше, в городе Манагуа, когда предательски был убит национальный герой Латинской Америки Аугусто Сезар Сандино.

В 1933 году президент Никарагуа Хуан Сакаса передал американцам список военных преступлений офицеров и солдат оккупационной армии. От некоторых историй волосы встают дыбом:

Лейтенант морской пехоты Уильям Ли отобрал у крестьянина Сантоса Лопеса пятимесячного ребенка, подбросил младенца в воздух и пронзил штыком. Он же отнял двухмесячную девочку у крестьянки Мануэлы Гарсия и, схватив ее за ножки, разорвал пополам.

Капитан Джон Флитч в городе Сан-Рафаэль дель Норте расстрелял трехлетнего мальчишку только за то, что того звали Аугусто - как Сандино.

В том же Сан-Рафаэль дель Норте лейтенант Джошуа Мак-Дональд заживо сжег семью из восьми человек, в том числе шестерых детей.

Опасно забывать, как ведут себя поборники "демократических ценностей", когда не находятся под пристальным вниманием "мировой общественности". В свое время Сандино писал: "Все их рассуждения о свободе кончаются тогда, когда начинается финансовый интерес. Деньги страшней идей. Они полностью порабощают человека и превращают его в аппарат для убийства".

Сандино не бросал слов на ветер. Именно он заставил весь мир восхищаться маленькой банановой республикой, ибо превратил заштатный сюжет ее истории в упоительную балладу о свободе, поднял лучших детей Латинской Америки на герилью - не прекращающуюся до сих пор, вспыхивающую то в одной, то в другой стране войну против угнетения и произвола - и показал, сколь бессмысленны финансовая мощь и грубая сила, когда им противостоят независимые, уверенные в своих идеалах люди, готовые ценить честь и достоинство выше любых материальных благ, даже выше самой жизни. Он - чистое движение поэзии, где риск и авантюра соединяются с вековой тоской по общественному идеалу, - всегда следовал наитию сердца и вел товарищей в бой, декламируя стихи замечательного никарагуанского поэта Рубена Дарио. Быть может, именно потому, что его собственная жизнь была столь невероятна и отчаянна, память о ней вдохновляла на творчество и борьбу Эрнесто Че Гевару и Эдуардо Карденаля, Алехо Карпентьера и Даниэля Ортегу."/>

Последняя фотография Генштаба Сандино (третий слева)

21 февраля - убит Аугусто Сесар Сандино (1895-1934) , Национальный Герой Никарагуа. Предлагаю отрывки из статьи Александра Тарасова "Между вулканами и партизанами" :

"П олностью этого человека звали Аугусто Сесар Сандино Кальдерон. Папа у него был, видимо, с претензиями — раз назвал сына, как римского императора — Цезарем Августом.

У папы — Грегорио Сандино — была небольшая кофейная плантация. Денег у семьи хватало, чтобы маленький Аугусто посещал школу, но после школы приходилось подрабатывать на ферме. Родился Аугусто то ли в 1895, то ли в 1893 году — то есть как раз тогда, когда к власти пришел Селайя. Времена были относительно стабильные — и Аугусто даже проучился несколько лет в гимназии в городе Гранада. Но окончить гимназию не пришлось: отец женился во второй раз, пошли дети — Сократес, Асунсьон, Зоила, — всю эту кучу малышей надо было кормить.

Аугусто Сесар Сандино — хоть он позже и прославился как непобедимый генерал — никогда не был профессиональным военным. Не было у него военного образования, и даже среднее было неполным. Правда, он жадно, запоем читал — но это уже другое.

Впервые о Сандино услышали, когда он организовал у себя дома, в городке Никиноомо (департамент Масая), торгово-потребительский кооператив. Это было время владычества «клана Чаморро», крестьяне массами разорялись — и кооператив помог таким же малоземельным семьям Никиноомо, как семья Сандино, устоять на ногах. Но оказалось, что кооператив мешал перекупщикам — торговцам из Гранады, связанным с «кланом Чаморро». К тому же, это был «дурной пример». В Никиноомо прислали генерала Монкаду (да-да, того самого) — и генерал разогнал кооператив. Так впервые встретились Монкада и Сандино.

Но Монкада в те годы уже мечтал стать президентом. Он вербовал, где мог, сторонников, искал (покупал) союзников. Сандино, чье имя уже пользовалось популярностью во всем департаменте, обратил на себя внимание Монкады. Тот пригласил Сандино на вечеринку, где под песни и гитары, за столом, уставленным бутылками со знаменитым никарагуанским ликером «касуса», предложил Сандино «забыть все плохое» и начать работать на него, Монкаду.

Сандино был мрачен. Тогда Монкада приволок откуда-то перепуганную тринадцатилетнюю девчонку и с пафосом возгласил:

— Эту красавицу, эту жемчужину, эту соперницу богинь я приготовил для себя. Но я хочу, чтобы мы стали друзьями навеки, чтобы ты проводил мою политику в департаменте Масая — и потому я с радостью отдаю ее тебе! Бери, она твоя!

Публика разразилась аплодисментами. Девчушка заревела.

— Ну ты, старый развратник! Эта девочка — символ нашей страны, Никарагуа! И не ты, и никто другой над ней не надругается!

Сандино схватил девушку за руку и, держа генерала под прицелом, отвел к своей лошади. Затем выкинул пистолет (чтобы не обвинили в хищении армейского имущества) и ускакал с девушкой в ближайший женский монастырь. Генерал Монкада был так потрясен, что даже не снарядил погоню.

Сандино подумал, что теперь ему надо держаться подальше от Монкады. Думал он правильно: однажды в баре наемный убийца попытался застрелить его. Сандино спасла случайность. После этого он поклялся не брать в рот ни капли спиртного.

Он отправился бродить по стране, поменял много профессий, а в 1923-м уехал в соседний Гондурас. Там, в порту Ла Сейба Сандино познакомился и подружился с Густаво Алеманом Боланьосом — лучшим прозаиком Никарагуа, политэмигрантом. Из

Гондураса Сандино переехал в Гватемалу, где недолго проработал механиком в мастерских «Юнайтед фрут». Затем перебрался в Мексику, где устроился на работу в американскую нефтяную компанию «Уастека». В Мексике Сандино познакомился с другими эмигрантами из Центральной Америки — в том числе настроенными довольно радикально.

Жизнь в Мексике сильно отличалась от жизни в крошечных центрально-американских республиках. В 1917 году в Мексике завершилась революция, крестьяне получили землю, у власти стояло довольно-таки прогрессивное правительство. Страна быстро развивалась экономически. Политическая жизнь била ключом. За полтора года, что Сандино провел в Мексике, там успел вспыхнуть и был подавлен реакционный мятеж, власти поссорились с католической церковью и приняли «нефтяной закон», ударивший по североамериканским нефтяным компаниям. В стране активно действовали профсоюзы (Сандино тут же вступил в профсоюз и стал его активистом) и в немалом количестве водились совершенно экзотические личности, которых в Никарагуа нельзя было сыскать днем с огнем — социалисты, коммунисты и анархо-синдикалисты. Сандино часами просиживал в профсоюзной библиотеке, читал книги, журналы и газеты. Там Сандино узнал много интересного. Например, что непобедимая вроде бы американская армия так и не смогла справиться во время Мексиканской революции с партизанскими отрядами Панчо Вильи. А также что «социалист», «анархист» и «коммунист» — это не ругательства, вроде слова «богохульник», а наименования членов разных партий, приверженцев различных политических течений.

В мае 1926 года, услышав о восстании против Чаморро в Никарагуа, Сандино возвращается на родину. То, что он обнаруживает дома, его потрясает. Работу найти нигде никакую нельзя. Люди в тропической стране умирают от голода. Наконец Сандино завербовывается на золотые прииски Сан-Альбино (на границе с Гондурасом), принадлежащие американской фирме. У Сан-Альбино — зловещая слава: условия труда и жизни там адские, люди мрут как мухи.

Сандино подговаривает рабочих поднять восстание. «Иначе мы все здесь подохнем», — повторяет он как заклинание. Это веский аргумент. Но нужно оружие. Одного из рабочих, Антонио Марина, посылают через границу, в Гондурас, с уже добытым золотом. Гондурасская пограничная стража известна продажностью, хотя никто еще не слышал, чтобы она продавала собственное оружие. Но вскоре Марин возвращается и привозит 15 винтовок и несколько сот патронов. Сандино, тем временем, обучил товарищей искусству изготовления ручных гранат из кожаных мешков и динамита, которым пользуются на прииске.

19 октября 1926 года Сандино поднимает восстание. Рабочие взрывают прииск и уходят в горы. 2 ноября отряд из 30 человек принимает первый бой с правительственными войсками. Солдат было 200. Партизаны отступают, но все остаются живы.

Сандино основывает в горах департамента Новая Сеговия партизанскую базу и называет ее «Эль Чипоте» (на местном диалекте это значит «Сильный удар»). Сандино отправляется на каноэ с шестью помощниками в Пуэрто-Кабесас — к Сакасе, за оружием и инструкциями.

Но Сакаса отфутболивает Сандино к генералу Монкаде, своему «министру обороны». Монкада, конечно, не забыл, кто такой Сандино, и оружия не дал.

Не было бы счастья, да несчастье помогло. Как раз американцы блокировали Пуэрто-Кабесас с моря и потребовали от Сакасы «очистить город». Сакаса и его люди пустились в бега — и много чего бросили по дороге. В том числе и оружие. Сандино нагрузил подобранным оружием (40 винтовок и 7 тысяч патронов) каноэ и на веслах повез груз в Новую Сеговию.

Поглядев на Сакасу и Монкаду, Сандино разочаровался в вождях античаморровского восстания, либералах. Позже он вспоминал: «Консерваторы и либералы — одинаковые прохвосты, трусы и предатели, не способные руководить мужественным народом... Именно тогда я понял, что у нашего народа нет достойных его руководителей и что нужны новые люди».

Вскоре отряд Сандино вырос до 300 человек, затем — до 800, причем из пехотинцев они стали кавалеристами. После целой серии успешных боев с американской морской пехотой имя Сандино становится популярным среди повстанцев.

В апреле 1927 года правительственные войска и «маринерз» окружили отряд генерала Монкады. Тот обратился за помощью к Сандино. «Если вы срочно не поддержите армию, то именно вы будете нести ответственность за катастрофу», — написал Монкада. Сандино со своими 800 всадниками прорвал окружение и отбросил противника. Монкада на радостях произвел Сандино в генералы.

Но следующим шагом Монкады было издание приказа, ограничивавшего численность отдельных войсковых групп 300 бойцами и запрещавшего переход из одной части в другую. У Сандино было 800 бойцов — и почти каждый день к нему приходили новые, в том числе из других повстанческий отрядов: Сандино становился легендой.

Однако все бойцы Сандино отказались переходить под чье-либо еще командование. С этого момента они стали именовать себя «сандинистами», подчеркивая тем самым, что они отличаются от других повстанцев-либералов.

Тогда Монкада отдал приказ отряду Сандино расквартироваться в городе Боако и ждать там прибытия штаба Монкады. Коварство замысла было в том, что Боако, вопреки тому, что сообщил сандинистам Монкада, вовсе не был занят повстанцами, а контролировался правительственными войсками. Монкада надеялся, что ничего не подозревавшие сандинисты попадут под огонь правительственных войск — и будут уничтожены. Но Сандино в ловушку не попал, он закрепился у города, рассредоточил свои силы и, действительно, стал ждать Монкаду.

А Монкада тем временем сговорился с американцами и капитулировал. Сандино, как мы помним, отказался сложить оружие. Монкада попытался его уговорить. Между Сандино и Монкадой произошел исторический разговор:

— Кто вас сделал генералом? — спросил Монкада.

— Назначили — вы. А сделали — мои товарищи по борьбе, сеньор. Так что я своим званием не обязан ни оккупантам, ни предателям!

В день капитуляции либералов Сандино выпустил воззвание («циркуляр») ко всем местным властям всех департаментов Никарагуа. Рассказав о предательстве Монкады за шаг до победы («Либеральная армия насчитывала 7 тысяч хорошо вооруженных бойцов, а правительственная — немногим более тысячи человек, думавших уже не о борьбе, а о дезертирстве»), Сандино завершил воззвание такими словами: «Я не сложу оружие, даже если это сделают все. Лучше я погибну с теми немногими, кто остался со мной. Лучше умереть в борьбе, чем жить в рабстве».

Сандинисты подняли черно-красное знамя. Эти цвета значили: «Свободная родина или смерть!». Через 30 лет, на Кубе, Фидель Кастро выберет то же знамя.

Так началась эта беспримерная история — успешная война небольшого отряда партизан против собственного правительства и 12-тысячного корпуса американской армии одновременно.

(Продолжение следует )